Вор

Неделю назад Босоножка заглянула к нему в комнату, после традиционного пожелания спокойного сна погасила свет, а затем неожиданно выросла у кровати. Мягкие волосы шелком проскользнули по обнаженной груди, и его губы ощутили прикосновение поцелуя. Шалея, Юрка с ужасом проваливался в темную бездну распахнутого перед ним халата.

– Что, приплыл? – горячий язык обволок ухо. – Скажи, я тебе нравлюсь?

Расценив ответное молчание грубостью, она испарилась во мраке. Откуда ей было знать, что у него просто пропали все слова…

Той ночью Сапрыкин утопал в неприличных фантазиях, а утром, вырвавшись из сладкого плена, обнаружил на простыне влажное пятно. Досадный факт нуждался в уничтожении следов. Фома отправился на кражу сам, а Юрка полдня провозился в ванной комнате, смывая последствия ночного визита. Хитро щурясь, Босоножка несколько раз предлагала помощь, и, получая категоричный отказ, рассыпалась плутовским смехом, чем доводила Сапрыкина до белого каления. Но и этим всё не ограничивалось. На следующее утро история повторилась. Вконец растерянный пацан услышал:

– Чай, взрослым становишься? Пора бы и царевну завести.

– Чего? Тоже мне, советчица, – огрызнулся Юрка, отерев пот со лба. Стирка становилась проклятием.

Лялька прикрыла за собой дверь. Несколько мгновений, и грубиян трепыхался зажатым в углу. От близкого запаха женщины закружилась голова и рухнула воля, поэтому, когда он вновь ощутил прикосновение ее тела, сил на сопротивление не осталось. Не сводя с мальчишеского лица серьезного взгляда, Ляля медленно провела рукой по выпирающим габаритам.

– Такое добро пропадает. С ума можно сойти.

Юрка понял, что сейчас это произойдет. Что-то загадочное, незнакомое и такое желанное. Глаза стыдливо прикрылись…

– Надоест дрочить – приходи в спальню, – долетело уже из коридора.

Так, как в ту минуту, Сапрыкин еще никогда не краснел… «Комплекс Босоножки» действовал парализующе. Неизвестно, сколько потребовалось бы времени на его преодоление, но Ляля, предвосхитив исход внутренней борьбы, возникла на пороге собственной персоной. Заплаканное лицо заставило Юрку сглотнуть подступивший к горлу комок.

– Ты готова?

– Я никуда не поеду, – холодно объявила она.

– Как?

– Как слышал. Уезжай сам, – сдув с уголка рта предательскую слезу, Ляля бесстрастно оттолкнула его и, дойдя до середины комнаты, обернулась. – Это мой дом, и я остаюсь. Ты ничего не знаешь обо мне…

На улице раздался визг тормозов.

– Уходи. Немедленно. Со мной все будет хорошо. – Она обвила его шею тоненькими веточками рук, всхлипнула и повторила: – Прошу тебя, уходи.

Исчез Сапрыкин через свое окно. Спрятавшись на пустыре, он видел, как молодчики вывели Босоножку, усадили в машину и, повернув за угол, увезли в неизвестном направлении.

Лапландец

Бывают встречи не на вечер.

И разговор не до утра, а на года.

Для душ людских словесная предтеча

Как семенам весною талая вода…

В подвал Юрка не вернулся. Знакомая торговка с зеленого базарчика, поколебавшись, сдала комнату в своей просторной квартире. Принять нужное решение ей помогли золотые серьги с фианитами, небрежно брошенные в процессе переговоров на стол. Искушение обладать ими растопило ледок подозрительности старой девы, а после того, как квартирант «ненароком» оставил на ее пальчике симпатичный перстенек, и вовсе стала родной и близкой.

– Юрочка, ты не голоден? А может молочка или витаминчиков? Мальчикам полезно, чтобы инструмент не подводил, послушай бабушку, – откровенно допекала престарелая сорока состоятельного во всех отношениях жильца.

Каждый раз возвращаясь с прогулки, он ощущал себя минным полем, готовым сдетонировать от малейшего смещения земной коры. Леди, давшая ему приют, растеряла все признаки дворянского воспитания.

При виде Сапрыкина ее сухие выцветшие губы вытягивались стрункой в предвкушении щедрого подарка, а твердый взгляд металлоискателем шарил по карманам, угадывая, где спрятан благородный сплав. Разочаровываться следопытка не умела. Не получив очередной побрякушки, она терпела до ночи, выжидала пока погаснет у квартиранта свет и давала рукам вольную. Многоопытный в прошлом специалист по ночным обыскам, сдерживая смех, притворялся спящим, а когда хозяйка натыкалась на «случайно» оказавшийся в вещах ржавый болт и глухо ворчала, он переворачивался на другой бок и безмятежно засыпал. После обильной прикормки вначале, старуха надежно заглотила золотой крючок и безропотно ждала удачной подсечки. Везло ей отныне исключительно по праздникам, даты которых жилец устанавливал сам.

Близилось Рождество. В центре города расщедрившийся муниципалитет водрузил огромную ель, окружил светящееся огнями дерево ледяной баррикадой, а на площади открыл платные аттракционы. Пустующее обычно место стало для горожан эпицентром развлечений. Юрку, как и всю счастливую толпу, захватил далеко не провинциальный масштаб к подготовке Нового года. Ходили слухи, что лесная красавица – вторая по величине в Европе после лондонского «Christmas tree», а пышностью убранства переплюнула надменную конкурентку с туманного Альбиона. Городская любимица радовала глаз ярким нарядом и архисложностью иллюминации, тешила гордые души местных патриотов. Смех, веселье, озорные гулянки не прекращались до самого утра. Как дань уважения неунывающему народу, зимушка щедро одарила город снегом и, покрыв грязные тротуары и раздолбанные дороги невинным флердоранжем, усилила всеобщее ликование. Тонкое замечание о том, что ожидание праздника лучше самого праздника, как нельзя точно соответствовало загадочной славянской душе.

Если днем Юрка пропадал в троллейбусах и трамваях, то к вечеру переносил акцент на центральную площадь. В толпе Сапрыкин приобретал странные неосознанные способности, в суть природы которых старался не вникать. Стоило мозгу уцепиться за эти мысли, мешающие наблюдать, Юра старательно глушил волны и переключался на частоту более актуальных проблем. Молодой человек легко угадывал род занятий попадающихся на пути людей, правильно оценивал благосостояние, что впоследствии часто подтверждалось, и всегда вовремя останавливался, если чувствовал потенциал собственных возможностей ниже показателей клиента. Как срабатывал механизм пророчества, он не знал. Выводы приходили сами, достаточно было собрать зримую информацию о внешности, деталях гардероба и прислушаться к интуиции. Блуждая среди городских пижонов с маской наивного равнодушия, он сначала разглядывал людей, а потом, избрав нужный объект, концентрировался на нем. Никто не замечал, как улетучивались признаки меланхолии при виде «пыхатых» снобов в дорогих одеждах. Он довольно быстро прятал огонек, загоравшийся в глазах, и сдерживал колыхающийся внутри пламень страсти до искусственного столкновения, а после мчался к елке и от души веселился.

Жизнь текла тихо и безбедно. Единственным неспокойным омутом в ее прозрачных водах чернела память о Босоножке. Но приключившаяся вскоре история оборвала невидимую ниточку с прошлым.

Он сразу выделил этого человека в толпе. Внутренний «навигатор» самостоятельно заострил внимание на высоком пожилом господине с горделивой осанкой. Юркин жизненный опыт не располагал необходимыми сведениями, чтобы классифицировать и отнести незнакомца к какой-либо категории. Одно он определил точно – уровень старика недосягаем. Посеребренная голова, прикрытая строгим кепи, утонченные черты лица, без единой морщинки, длинное с соболиным воротником пальто, относящее владельца, как минимум, к городской знати и, что особенно заинтриговало – белые лайковые перчатки, которые с неповторимым изяществом плотно облегали тонкие, совсем не взрослые пальцы. Последними штрихами в портрете вымершего аристократизма были такой же белоснежный шарф, обрамляющий шею старика по идеально ровной линии, и высокие начищенные до блеска старомодные ботинки. «Барон какой что ли?» – не сдавался Юрка. «Экспонат» требовал изучения. Сапрыкин, потеряв ощущение реальности, хвостом плелся за дедом, изредка корректируя дистанцию, а когда незнакомец неожиданно втерся в многолюдный живой поток, кинулся следом, но старик словно испарился. Беспомощно оглядевшись, пацан обругал себя за нерасторопность и в ту же секунду попал под визуальный артобстрел невидимого противника. Сквозь сонмище снующих людей проглянуло знакомое пальто. Белая полоска над воротником у стоящего в полуметре господина не оставляла сомнений – он.

– Кыш, сявка, – прошил рассерженный незнакомец. Интонации могли поразить любого. Голос в диапазоне уверенного превосходства прозвучал тихо и властно: вряд ли нашелся бы человек, устоявший перед магическим воздействием сдерживаемой у грани ярости.

– Я не сявка, – рыкнул в ответ Юрка, сжав кулаки и не собираясь отступать. Дед был на голову выше и шире в плечах, но юноша считал такое преимущество недостаточным.

– Да? – окинув белобрысого ястребиным взглядом, удивился незнакомец. – А кто же ты? – снизошел он до любопытства.

– Сапрыкин. Юрка, – за броней невозмутимости старался выдержать визуальный натиск, но голос, надломившись хрипом, подвел и предал его.

– Чего? Это ль не тот, что Жеглову Фокса стуканул? – с ехидцей воскликнул старикан, беспардонно привлекая к парню внимание окружающих.

Негодуя от возмущения и досады, Юрка отвел взгляд.

«Ну и… чего орет?»

Ладонь в белой лайке кометой описала в темени яркую дугу, шлепнула его по макушке и вновь вернулась к карману.

– Не рычи, когда со старшими разговариваешь.

Не понимая, как деду удалось прочитать его мысли, Сапрыкин совершенно растерялся. Пока он, хлопая глазами, строил парапсихологические гипотезы, старик ловко вильнул в сторону проходящей пары и мгновенно вернулся на исходную позицию.

«Ба! Как? Невероятно! Он сделал это», – завертелась карусель восторженной зависти и, забыв о правилах хорошего тона, Юрка распахнул глазищи. Уважение к мастерству раздуло тлеющий внутри уголек симпатии и дед, еще мгновение назад вызывавший раздражение, почудился добрым Санта-Клаусом. На такой рискованный пируэт Сапрыкин никогда бы не осмелился. Можно вытащить из кармана кошелек, проделав фокус незаметно для владельца, но, чтобы, играючи, умудриться снять золотую цепочку с бычьей шеи грозного фраера[51 - Фраер (также фрайер) – жаргонизм, о который ломали перья многие авторы, неофиты криминального жанра. На чистом уголовном языке (мурке) фраер – это человек не способный достичь Имени Вор за какие-либо грехи в «свободном» прошлом (например, из-за службы в армии). Впоследствии в уголовной среде, всегда держащей на прицеле юмора и сарказма недостатки, слабинки, чрезмерные амбиции, фраерами, то есть, буквально, людьми, которым не дано достигнуть, несмотря на все потуги, желаемого, стали называть тех, кто старается казаться куда весомей того, что представляют собой на самом деле. Но ирония иронией, а фраер – это далеко не просто «бывший гражданский человек», как трактуется во многих произведениях криминального жанра. Фраером могут назвать и профессионального крадуна и убежденного жулика (смотри). Встречаются даже такие «перлы» как «бешенный фраер», «козырный фраер», которыми награждаются уж весьма неординарные личности.], даже из-под куртки которого очевидно угадываются круто перекачанные мышцы – этого Юрка не мог и представить.

– Воздухозаборник прикрой – кишку простудишь, – едко посоветовал дед, отмечая наблюдательность собеседника и, качнув головой, пригласил последовать за собой.

Парочка вальяжно пересекла площадь и на входе в парк элегантный старик замедлил шаг.

– Как величать то тебя от роду?

– Юрка. Кудрявцев Юрка.

– Кудрявцев Юрка… – задумчиво повторил незнакомец.

– А твое имя как? – не остался в долгу Сапрыкин. Он изо всех сил старался произвести благоприятное впечатление на старика, владеющего множеством колен.

Непробиваемый дед косился по сторонам, выискивая в гулящей толпе интересных ему субъектов. Процесс знакомства затягивался.

«Выхватить бы парочку колен», – думал Юрка, ожидая ответа. То, что он услышал, озадачило, сбило с толку и где-то даже задело обостренное самолюбие.