Вор

– О бля! За дело.

Обход начался со спальни. Взгляд скользнул по озерной глади фотообоев и споткнулся на белом лебеде с расчлененной двумя тонкими полосками шеей. Заинтересовавшись, Фома внимательно рассмотрел бедную птицу. Его критическая натура не удержалась:

«Грубая работа, деляги! Такую пернатую загубить, мать вашу!»

Последовавшие манипуляции напоминали профессиональные действия доктора, перкуссирующего грудную клетку, правда, высокие тона надлегочной ткани выявляли в данном случае болезненный очаг совсем иного рода. Фома возложил на покалеченного длань и несколько раз ударил по ней пальцами. Диагноз подтвердился – под белым красавцем прятался тайник, вмонтированный в несущую стену. Все необходимое для хирургического вмешательства нашлось в кладовке. Зубило уткнулось в щель и, подбадриваемое молотком, легко раскурочило запорный механизм.

– Золотая жила! – фраза не всегда аллегорична, но именно ею ознаменовалось увиденное. На верхней полке сейфа открылся настоящий Клондайк. Сверкающая россыпь ювелирных изделий резанула по глазам, подпитывая домушника наркотиком, действие которого знакомо лишь рискнувшим испытать радость незаконного обогащения. Насладившись головокружительным подъемом жизненного тонуса, Аквинский перевел дух и опять впал в экстаз – на дне притаились ровненькие пачки американских дензнаков. Волнующая картина требовала активизации. Набив карманы, домушник заторопился. Поддерживая налившиеся золотом штаны, Фома придирчиво осмотрелся. Фотографии, кубки, дипломы, медали…

«Стоп!»

Проверка заняла еще одну минуту. Любопытство вызвали не чужие достижения, а их памятные знаки. Определив позолоченный мельхиор, Аквинский выругался. Интерес к регалиям быстро угас. С появлением в его судьбе Ляли, натаскавшей в дом последние новинки видеотехники, тяга переть на горбу чужую аппаратуру давно пропала. Но то, что крадун узрел в зале, оставить равнодушным не смогло. Домашний кинотеатр с плазменной панелью, любимой Лялькиной компании «Sаmsung» обещал сэкономить в будущем пару тысяч и внес изменения в первоначальный план.

По сигналу Юрка нарисовался не сразу – горизонт, видимо, не радовал чистотой. Потому, узнав причину вызова, он без обиняков покрутил пальцем у виска:

– Тебе что, денег не хватает купить это барахло?

– Ну… Развякался тут…

В лицо дохнуло незнакомым ароматом «Шато-Лафит». Сапрыкин в коллекционных французских винах не разбирался и считал «пойлом» любую жидкость, содержащую спирт. Улыбающаяся будка наставника и запах перегара вызывали раздражение.

– Ханыга. Уже нажрался.

– Та цыц, сопляк! – передернуло Фому. – Хапай. – Он облегчил штаны, передал ключи от машины и кивнул на мешок. – Тяни колонки. Подкатишь «опель», а я пока бандуру упакую. Ох, Лялька и обрадуется!

Заматывая панель в пододеяльник, Аквинский и не заметил, как Юрка на выходе прихватил черный кейс. Собственно, учитель не пресекал инициативу, если она не шла в разрез чистоте нюансов. На улице было спокойно. Пацан пристроил мешок с колонками в багажник и забрался в салон. Золото исчезло за дверной обшивкой, кейс от удара ноги залетел под пассажирское сиденье. Сапрыкин провернул ключ зажигания и едва не вскрикнул в унисон старенькому стартеру. К знакомому подъезду, тихо урча, подкатил темно-синий джип. Класс авто и выставленной квартиры совпадал. Закон подлости, подкарауливающий домушников – часть рискованной, задекларированной в правилах, игры. Предъявлять претензии можно разве что самому себе.

Из джипа вылезло грузное тело хозяина квартиры – в идентификации Юрка не сомневался. Высокий крепыш перебросился с водителем короткими фразами и потопал домой. На ступеньках подъезда дорогу ему преградил навьюченный Фома. Обокраденный вежливо пропустил взопревшего от трудов мужчину, но тут же, то ли узнав свой пододеяльник, то ли уловив под ним памятные очертания, резко обернулся.

– Эй!

В отличии от людей с именем Вор, обладающих особым даром – воровским шиком, включающим не только красоту и чистоту совершения кражи, но и находчивую импровизацию при запале[47 - Запа'л – неудача, провал, раскрытие своей причастности к чему-либо, что может повлечь неприятные последствия. Спалиться (запалиться) – значит пойматься в каком-нибудь предосудительном деле.], Аквинский принадлежал к второсортным актерам. Его приземленный житейский уровень контакта со зрителями не предусматривал. Выдержки хватило на три шага. На четвертом домушник пустился в акробатический аллюр. Следовало бросить эту чертову панель – так оставался шанс добежать до «опеля», но будучи полномочным представителем собственной школы, гордящейся интеллигентностью и бережливостью, он не изменил стилю, сохранив почерк до конца.

«Любая царапина ведет к иску», – занозой сидело в подсознании, не позволяя поступить с вещью грубо, а времени аккуратно поставить ее на землю не предполагалось по условиям забега.

Аквинского зажали в клещи, когда он, уводя преследователей в противоположную от «опеля» сторону, выскочил на проспект. Слева – джип, справа – крепыш, выявившийся весьма и весьма прытким. Фома, справедливо предположив, что занавес будет кровавым, решился на фол последней надежды. Он остановился, бережно опустил причину марафона на подмерзшую травку и, цинично улыбаясь, залился в извинениях.

Случалось, что потерпевшие, довольные поимкой лихоимца и возвратом украденной вещи отпускали того после бурного диалога и нескольких подзатыльников, а позже, дома, хватались за сердце. Схема «взломал-взял-на радостях убежал и не вернулся» выглядит тем наивней, чем богаче квартира. Во-первых, злодей может быть с напарником. Во-вторых, есть уникумы, которые, используя принцип челнока, опустошают самую зафаршированную хату догола в считанные минуты. Посторонний наблюдатель и не поймет, что одиноко снующие по двору парни – члены одной команды, и все они – звенья живого конвейера. Каждый, чтоб не возбуждать подозрений, берет по вещичке и курсирует туда-сюда между апартаментами и местом разгрузки.

Как бы там ни было, монолог Аквинского не возымел успеха, не вызвал интереса и прервался в самой завязке. Здоровяк ухватил крадуна за шиворот. После первой же оплеухи Фома обмяк тряпичной куклой. Вторая, явно лишняя, служила, по всей видимости, утверждением непреложного превосходства. Так сказать, для солидности. Бездыханное тело перенесли в багажник, и хозяин квартиры, послав водителя на место преступления, уселся за руль. Джип рванул к центру.

Стиснув зубы Юрка наблюдал всю сцену от бодрого начала до печального финала. Почему-то казалось, одной полицией не обойдется.

На случай запала существовала отработанная процедура с четким распределением очередности шагов: позвонить другу всех домушников города – Адвокату Богачу, внести, если потребуется, аванс и, наконец, сообщить о беде Ляле. Сапрыкин немедленно занялся хлопотами. Договорившись с адвокатом и кое-как успокоив Босоножку, пацан вернулся в машину. Прошел час, а полиция визитом так и не порадовала. Неизвестность тяготила. Чтобы хоть чем-то отвлечься от дурных мыслей, Юрка вытащил золотые побрякушки. Улов выдался настолько щедрым, что хватило бы на покупку не последнего авто из Е-класса. По рассказам Ляли горстка колечек с камешками обеспечивала безбедное бытие в течение года, а то и двух. Сегодня они взяли десять горстей. И это, не считая денег. Царский сейф.

«Держись, Фома», – содрогнулся Сапрыкин, вспомнив хозяина квартиры.

– Да… Такого бугая и инфаркт не возьмет… Чемодан!

Семерка треф

Такой колоды не видал я сроду…

Что ни раздача – у него одни тузы!

Немало, чую, он переиграл народу,

И мне не сбить его с козырной со стези…

Несмотря на все усилия, тот не поддавался.

«Во гадина, а! Наверное, опять бумажки – фирмы, офисы, магазины… Все равно дупля не отстрелю[48 - Дупля не отстрелить – ничего не понять.]»

Судьба документов и прочих малопонятных пергаментов обрывалась в кострище, который они с крестным устраивали на прилегающем к особняку пустыре. Улик Аквинский не терпел. Исключение составляли бумажки с верняков. Они передавались наводчику[49 - Наводчик – информатор, сообщивший о верняке.] и нередко выгодно перепродавались, принося дополнительные дивиденды.

С досады пнув чемодан, Юрка помрачнел.

«А что, если…» – мысль попробовать обменять Фому на кейс родилась спонтанно:

– Чемодан солидный, может, ценное что.

Предупреждая дальнейшее развитие глупой идеи, во двор въехало четыре машины. Увидев высыпавших из них мордоворотов, Сапрыкин понял, что договориться будет сложно, а то и вовсе невозможно. Задерживаться у дома становилось опасным. Он плавно вывернул руль и, переборов соблазн утопить газ до полу, медленно покатил навстречу компании.

«Ух и лбы», – пронеслось в мальчишеской голове. – «Гвардия на маргарине[50 - Гвардия на маргарине – собирательное выражение. «Гвардия» и вообще все, что связано с военной, армейской службой, несет в разговорах уголовников заведомый негатив, ибо по понятиям неприемлемо бездумное исполнение каких-либо приказов. Маргарин – иносказание, высмеивающее суррогат мозгового вещества в голове глупого человека. Качать маргарин, к примеру, – заниматься чем-либо далеким от интеллектуальной деятельности, скажем, примитивным физическим трудом или видом спорта (культуризм), не требующим абсолютно никаких, по мнению криминалитета, умственных способностей.]».

«Гвардейцы» проводили «опель» подозрительными взглядами и вернулись к шумному обсуждению.

Сапрыкин гнал домой. Не туда, где прожил последние несколько месяцев, а в подвал, ключ от которого всегда носил с собой. Пустынный зеленый базарчик встретил пацана грустным пейзажем. Вот и его старый дом. Замок от прикосновений Юркиных рук проснулся и недовольно звякнул.

«Надо же, целехонький!» – обрадовался хозяин. Вскоре все улики нашли себе укромные убежища. Чемодан Сапрыкин от греха подальше зарыл, а деньги и золото схоронил в нише за хитрым кирпичом и, удовлетворившись результатами кладокопания, покинул свое логово успокоенным. Теперь можно узнать последние новости.

Он остановился, достал мобилу, выхваченную у одного неприметного бобра по случаю дня рождения и набрал номер адвоката. От услышанного по телу прокатилась холодная дрожь.

– Юра, хорошо, что ты позвонил. Беда! Фомы больше нет. Его труп обнаружили под Старогородским мостом час назад…

Богач подробно описал картину происшедшего. Тело лежало в обломках видеопанели, а из кармана рубашки торчала таинственная карта семерки треф. Другие обстоятельства – гласности не предавались. Оперативно-следственная бригада склонилась к версии самоубийства. Карту, соответственно, отнесли к объяснимому факту, помня о пристрастии погибшего к игре. Но по городу расползлись слухи о другом значении крестовой семерки и о начавшихся криминальных разборках.

– И еще, Юрочка, – предупредил адвокат. – Поговаривают, что кто-то выставил квартиру Никольского. Если к этому был причастен Фома, то с минуты на минуту к вам нагрянут гости. Люди очень крутые. Позаботься о Ляле. Она все знает. Мальчик мой, да хранит тебя Господь! Больше я ничем не смогу помочь…

Какое-то время Юра не мог очнуться. Трубка, словно приросла к его уху, посылая в мозг тревожные короткие гудки. Потом одеревеневший палец попадал не в те цифры. И совсем не похожая на жизнерадостную беззаботность крестной гнетущая тишина.

– Ляля?

– Да, Юра, говори. – Сапрыкин почти физически ощутил ее боль. – Слышь, Лялька, не дури… – его голос, увлекая за собой накрученные в гортани витки энергии, гудел, как трансформатор в миг критического скачка напряжения. В этих звуках было мало человеческого и напрочь отсутствовало вчерашнее детство.

– Не дури, понятно? – повторил Юрка. – Собирай манатки, мы на время уезжаем. Я буду через десять минут…

Машину он оставил на пустыре и, убедившись в отсутствии чужаков, перемахнул забор. Дом встретил тишиной и только у спальни юноша услышал сдавленное рыдание. Рука легла на дверную ручку и замерла. Даже сейчас ему требовались усилия, чтобы перебороть глупую неловкость…