Вор

– Вор, – коротко и ясно выдал дедок.

«А сам-то, кто?» – взъерепенился Сапрыкин. Впрочем, ума сдержаться почти хватило.

– Не зарывайся, дед, чай не крот. А то…

– Что? – презрительно процедил дед. Из-под серых бровей взгляд вызывающе упал на Юркины сжатые кулаки, откровенно приценился и вновь прыгнул на переносицу парня.

«Сейчас опять что-нибудь выкинет», – внутренне сжался Кудрявцев, но лицо старика заискрилось доброжелательностью. То ли соперник принадлежал не к той лиге, то ли просто пропала охота трепать нервы, однако незнакомец сблагодушничал:

– Видать, тебе никто не растолковывал-то понятий[52 - Понятия – своеобразное видение преступным миром того, «что такое хорошо и что такое плохо», в основе которого лежит его представление о справедливости, добре, зле, правильном и не правильном. Чистота понятий – их объективность и догматизм – ревностно оберегается, а «ересь» жестоко преследуется. Фабула понятий постоянно передается из уст в уста и по сути каждый уголовник знаком с этим сводом криминальной этики. Понятия охватывают все аспекты преступной морали и поэтому, разумеется, не реально запомнить, вызубрить ответы на все случаи жизни. Понятия (то же, что понимание жизни) постигаются постепенно, самим образом жизни. Им, понятиям, следуют интуитивно, исходя из краеугольных тезисов, отталкиваясь от своего уже пережитого опыта. Стоит отметить, что при множестве «шапок»: бандитские, рэкетирские и прочие, понятия на самом деле только одни – воровские, а упомянутые бандитские или рэкетирские поведенческие регламенты – их искаженные, подогнанные под чью-то выгоду вариации – эрзац.].

Казалось, Юрка издевается, испытывая деда тупостью.

– Чего не растолковывал?

– Жизнь нашу[53 - Жизнь наша – все, что имеет отношение к жизни уголовного мира и тонко ассоциируется с идеалом, точно соответствующим предписанным понятиями нормам. Посему выражение «не от жизни (нашей)» созвучно с «не по понятиям» – не правильно значит, не справедливо. И наоборот, «по жизни» – означает верно, без отступления от понятий.], кровью писанную, – взвился незнакомец, тяжело вздохнул и спокойно добавил: – Ладно, не сейчас.

Придя в себя, он протянул руку.

– Виктор[54 - Виктор – в уголовной, арестантской среде называются либо именем, либо отчеством, либо кличкой, и если брать строго по понятиям (жизни), добавляют суть своего образа жизни: Мужик, Бродяга, Вор… Возраст значения не имеет, а обращения по имени-отчеству не распространены.].

Потенциала странного деда в избытке хватало, чтобы приструнить нахалёнка. Случись эта встреча в другое время и с грубияном, от которого не веяло бы таким душевным родством, старик без долгих разговоров так бы и поступил. Но в пацане сидело нечто, отчаянно кричащее: «Мы с тобой одной крови!»

– Скажи-ка, малыш, чем ты живешь? – потянув молодого человека на аллею, спросил дед.

– В каком смысле? – опять не понял Юрий.

– В смысле смысла, – едва удержался Виктор.

Недоуменное лицо собеседника вернуло снисходительность, и старик отчеканил:

– В жизни у каждого из нас своя дорога и свой смысл. Кто-то называет их предназначением, с чем я категорически не согласен. Кто-то – предопределением. Не слыхал древнегреческую легенду о трех дочерях Мойры?

– Бабами не интересуюсь, – насупился Сапрыкин. Разумничавшийся на скользкие темы старик напомнил ему фотографию гипсовой головы с обложки заумной книги, где, вроде, речь о каких-то греках и шла.

– Хи, – дед улыбнулся и тотчас съязвил: – Может, тебя петухи[55 - Петухи – педерасты, они же «обиженные», «опущенные», «дырявые». Низшая прослойка преступного общества, изгои, живущие на правах неприкасаемых.] привлекают?

С полным морозом на лице, что вполне соответствовало погоде, Юрий серьезно заметил:

– Предпочитаю кур. Обжаренных, с корочкой. Не против и цыплят табака, – в изголодавшемся теле сознание рисовало кулинарные шедевры.

Опять мимо.

– Куры[56 - Куры – стукачи, осведомители, сексоты.] – это те, кто стучит. Иными словами – суки, мусорские бляди[57 - Мусорские бляди – определение, вынесенное в адрес тех, кто отступил от воровского, перешел на сторону тюремно-лагерной администрации и, пользуясь ее опекой, зверствует, выполняя грязные, жестокие поручения. К примеру, почти в каждом централе имеются так называемые пресс-хаты – камеры, в которых по указке из кабинетов тюремных оперативников, управлений министерства внутренних дел, издеваются, выбивая нужные показания, над не признающими своей вины арестантами, ломают дух неугодных правоохранительным структурам лиц, обладающих среди преступников авторитетом и отказавшихся от сотрудничества. Контингент пресс-хат состоит из отбросов, имеющих по жизни серьезные проступки и появляться которым в порядочных камерах или в зоне небезопасно для жизни. Поэтому мусорские бляди за обещанную администрацией заботу об их судьбе выполняют любую прихоть «опекунов».]. А они долго не живут, понял?

– Пытаюсь, – развел руками Сапрыкин, – но пока не понял. Выходит, цыплят того… ну это, сам говоришь – чтоб курами не становились и не стучали?

«Не глуп», – дед отметил находчивость парня, сумевшего связать несовместимые понятия, а вслух пояснил:

– Гребни красные у них, видал?

– Ну.

– Что петухи, что куры – все они единой сущности. И цыплята их – те же гребни, перья и клювы. Ежели «табака» с корочкой из них не спечь, вырастет курка либо петушок. А они – не нашей масти. Петух – он долбится, курка – стучит. Уразумел?

Хотя Юрка понял частично, истинное понимание пришло много позже, он, сообразив, что речь идет о серьезных вещах, утвердительно кивнул.

– Да что здесь разуметь? Не нашей масти. Какая же она у нас, а, дед?

– Черная. Воровская. Слышал о такой, внучок? – отечески вопросил старик.

Не заметив, как подтаял ледок в устах достопримечательного деда, Юрий удивился открывшейся близости между собой, Виктором и любимым цветом, названного мастью.

– Черная, – трепетно прошептали губы, а мысли вдохновенно просияли:

«Моя масть…»

Зимнее имя

Мужских характеров булат

Скрестится, ослепив глаза Фортуны.

Сольются брызги искорок в карат,

Кристалл являя в мир подлунный.

Они увиделись вновь. На следующий день Юрий как никогда рано подскочил и, вняв сонным упрекам тетки Клавы, не успевшей с завтраком, заспешил к назначенному месту встречи с чувством позабытой «охотничьей» легкости.

Фактически торопиться было необязательно, ибо в запасе оставалось несколько часов, а до нужной точки – десять минут ходьбы. Тем не менее он спешил. В память намертво въелись прозвучавшие при вчерашнем прощании дружеские наставления о явлениях:

«Можно представиться, а лучше явиться. Можно уйти – не обязательно смыться. Можно отмыться, если не в душе», а в ду'ше. Представляемся все мы. Рано или поздно – каждый предстанет перед Господом нашим и будет ответ держать. Мы – за то, что крадем и воровским живем, другие – за предательство и плутовство, а мусора – за скотство. Мужику[58 - Мужик – вопреки общепринятому мнению, это имя не является сколь-нибудь зазорным или унижающим своего обладателя. Мужик, в отличие от Бродяги (смотри), не живет строго по понятиям, а лишь в разной мере придерживается их. Воровской мужик – уважаемое среди преступников имя, это порядочный арестант, чистый по жизни, но по разным причинам, и по личному желанию в том числе, не претендующий на достижение большего имени. Блатной (приблатненный) мужик-арестант, в силу своих убеждений и мировоззрения игнорирует требования тюремно- лагерной администрации, например, отказывается от выхода на работу (смотри отрицалово).], если согрешил, можно напиться и явиться. Бродяге[59 - Бродяга – имя, а также образ жизни того, кто стремится к имени Вор и непрерывно совершенствуется в этом устремлении. Во многих Бродягах Воры видят равную себе молодую смену и уважительно называют их младшими братьями.] впадлу самолично мозги дурманить и волкам[60 - Волки (позорные) – то же, что мусора.] себя на растерзание кидать. Он может явиться – не запылиться на сходняк[61 - Сходняк (сходка воровская) – встреча на «высшем уровне», инициируемая Ворами для решения вопросов обсуждения спорных моментов, наболевших проблем.], может на стрелку[62 - Стре'лка – назначенная в определенном месте и в оговоренное время встреча.] или к бабе, коль запала. Опаздывать на такие мероприятия – что в грязь лицом ткнуться. Не пришел на стрелку – просквозил значит, люд тебя всерьез не воспримет. А если ты чушь без роду, имени и племени – кому ты нужен? Посему, ежели сказал – стрелка в девять тута, пропади, но будь…»

При всем желании Виктор не смог бы передать понятий преступной философии за один вечер, но прибытие Сапрыкина за два часа до назначенной встречи свидетельствовало о незаурядных способностях деда. Юрка всегда был себе на уме и мало к кому прислушивался. Виктор же первым сумел пробить брешь в ребяческой самоуверенности. Юрий не просто слушал, затаив дыхание, он впитывал, глотал жадно и с наслаждением, как хищник у водопоя после обильного завтрака ланью. Знакомые с детства слова приобретали иное значение, новый смысл интриговал и открывал невиданные просторы родственного духа. Слово Вора будто сил вдохнуло затерявшемуся в джунглях путнику, подарило колодец со спасительной водицей пустынному страннику, распахнуло небо истосковавшемуся узнику. Оно влекло, тревожило, облагораживая душу, и снова влекло дальше таинственной силой открывшейся истины.

Теперь Сапрыкин знает, кто он, ради чего и по каким принципам живет. Непримиримая бродяжья натура ночь напролет вспоминала разговор и, стыдясь глупых ошибок, краснела до астральных пят. Виктор промолчал, когда Юрка безбожно сжимал кулаки и достойно вынес примитивную глупость всех мальчишеских выходок.

«Жалкая картинка. Я, наверное, выглядел смешным. Подумать только – возомнил себя героем», – мучился пацан.

На стрелку урка прикатил за рулем черной «Волги». Припарковавшись, он вышел, аккуратно захлопнул дверь и посмотрел на часы. Незаметно к деду подобраться не удалось. Когда в отражении автомобильных стекол поплыла знакомая фигурка, по лицу Виктора растеклась улыбка.

– Круто живем, деда! Твоя? – поглаживая девственную полировку машины, спросил Юрка.

– Крутые бедра у девок, сиськи, крученные у дам, а жизня наша обыкновенная – день лётная, день нелётная, изредка – налётная.

«Ну дела… Что ни слово, то беда».

Сапрыкин, не так давно гордившийся почерпнутой у Фомы блатной феней[63 - Фе'ня – уголовный жаргон.], приуныл.