Вор

– Ладно, не сади измену, малыш, – подбодрил дед.

– Какой я малыш? Семнадцать стукнуло!

– Ого, какой взрослый. Да одно – не в полноте покамест. У нас ведь как? Возраст не определяет отношение. Познания и поступки формируют его. Чем явственнее понимаешь, тем серьезнее воспринимают, соответственно и относятся. Отсюда и понятия воровские силу берут. Когда ухватишь суть, поймешь смысл, примешь традиции и разберешься в нюансах – тогда Воры в тебе равного признают и подход[64 - Подхо'д – всестороннее и объективное разбирательство. Увидев бродягу соответствующим Имени, Воры делают к нему подход, то есть пристрастно разбирают его поступки, достоинства и если не усматривают за человеком ошибок, упущений, некомпетентности, то принимают в семью (смотри). Сказанное: «Воры подошли к нему и равным признали» равноценно тому, что тот, к кому подошли (сделали подход), отныне Вор в полноте.] сделают, а пока слушай, смотри и запоминай. Может и будет из тебя толк-то, бестолковка.

– Не бестолковка я. Не бестолковка – и все тут, – заартачился Юрка. – Зови, как хошь, но не бестолковкой!

– А как Кристалл – чистяк отменный, алмаз неотесанный или изумруд безмозглый?

– Да хоть бы и Кристалл. Все одно лучше, чем бестолковка.

– Лады, Юрок. Быть тебе Кристалликом, но заруби себе на носу: кристалл дорог, пока чистотой сияет. Замараешь его, запятнаешь честь проступками – померкнет он. А с булыжника одна польза – к ногам и в реку…

Выше всяких смыслов

С какого бока грызть гранит науки,

Если теорий сторона оскоминой грозит,

А практикума грань, хотя и далека от скуки,

Но бивней мудрости безжалостно лишит?

Виктор трезво представлял, сколько терпения и сил потребуется, дабы передать Кристаллу опыт, а вместе с ним и воровскую мудрость. Выдержки старику не занимать, тем более, он знал наверняка – попробовать стоило. Слишком долго ждал выпавшего случая. Кристалл – тот редкостный тип шпанюка[65 - Шпаню'к – мальчик, мальчуган, один из тех, кого называют шпаной.], которого не придется постоянно тянуть и подталкивать. Неустанные интересы из уст парня придавали уверенности. А руки будто созданы для краж, подчеркивая исключительность ученика. Его лишь натаскать немного, нюансы разъяснить.

– Смогу… – кряхтел старик, опьяненный близостью мечты, но, бывало, уже через минуту терзался сложностью, поставленной задачи:

«Классика суеты не любит, понятия основательности требуют, нюансы толкований долгих и щепетильности. Жизнь ведь воровская удовлетворительных отметок не приемлет. Незнание одного ведет к ереси в целом…»

Вообще-то, любая наука состоит из теории и практики. Ежели относить искусство карманного мастерства к практике, то воровские понятия, их таинство, суть и смысл, наверное, принадлежат к теории. Условность здесь очевидна, ибо в отличии от основного вопроса бытия, в воровской философии постижение истины исходит не из превосходства духовного или материального, а из крепости связи между ними. Поступки и мышление не обгоняют друг друга, они сливаются в монолит и такое единство составляет воровской образ жизни. Адепт воровского мыслит особыми категориями, соответственно и поступает исходя из них, и по-другому жить не умеет. А кто-то может существовать за счет краж, но мыслить не Вором или же быть очень близким к воровской идеологии, но жить, скажем, инженером и подкрадывать по возможности. Такое раздвоение в воровской религии сродни первородному греху. И не позволяет достичь имени Вора, потому что «грешник» по сути своей не есть Вор – не родился им. И неважно, было ли отклонение от священных принципов давно, по незнанию, или еще по какой-либо причине. Ни одна из них не является уважительной. Клеймо «несоответствия» преследует всю жизнь…

По глубокому убеждению, Виктора, основной упор необходимо делать все-таки на теорию, ибо только она, мудрейшая, переносит человека к развилке, предлагая сделать выбор. Можно быть на «ты» с ней, говоря проще, разбираться в нюансах воровской морали, но ошибиться в нем – выборе. А можно раз и навсегда определиться и поверить, что сие – твое. Впрочем, без особого альтруизма, без бродяжьей прожилинки в душе – самопожертвования, как основного качества гранитного характера – с выбором следует быть осторожным. Старик знал – мало научить, нужно вложить душу в Кристалла, запалить в нем огонь так, чтобы не погасло пламя и пронеслось по всей жизни его, ибо Вор – это имя и неизменное состояние души особой касты уголовного мира.

Одни живут, не думая о смысле,
Другие – в поисках всю жизнь.
Для урки выше всяких смыслов —
Не опорочить имени.

Сумеет ли Кристалл войти в семью воровскую – Виктор не знал. Тот вход молодому еще отыскать надобно. На картах он не обозначен, дорожными знаками не отмечен, законами не предусмотрен, а если и существует, то не наяву, а в сердце. Нет такой школы, где воровскому обучают, есть люди, живущие им. Кто так жил лет этак сорок-пятьдесят назад – автоматически Ворами звались, урками и босяками. Мало их было. Можно сказать, единицы гордое имя носили, оттого и «подход» к бродягам не существовал вовсе. Братья Воры – справедливы. Между собой в единстве жили. С пониманием относились к нуждам людским, помогали достойным, потому и потянулись к ним. А нечисти всякой – такой хватало во все времена – захотелось урвать от уважения арестантского что-то и для себя. Многие надели лицемерные маски. Кому-то может и удалось приблизиться, но ненадолго – семья[66 - Семья» – сплоченный духом и понятиями (что крепче подчас кровных связей) круг Воров, в котором все равны между собой и где благодаря общности интересов царит взаимопонимание и единство.] вмиг гнойники вскрывала. Жизнь заставляла соблюдать чистоту. Чтобы впредь в их круг не просачивались приспособленцы, собрались Воры и решили строже подойти к «стремящимся», предоставив каждому бродяге, претендующему на имя Вор, не только поступками довести свое равенство, но и пройти, без предвзятости и лицеприятий, сквозь сито воровского пристрастия, до чистоты ревностного. Отсюда и возникло понятие подхода. Пояснить гражданам-обывателям совокупность всего сокрытого в подходе – задача не из простых, ибо много дезы на этот счет уже выплеснуто. «Сходняки», «крестины», «смотрины» – как только не расписывали, а никто истину толком и не отразил. Впрочем, об этом не сейчас – позже. Пока же…

Наблюдая за Кристаллом, Вор тонко подмечал нюансы, каким другой бы просто не придал значение. Казалось, живет себе шпанёнок – без имени, племени и роду, влачит бездарное существование, как тысячи подобных, а все одно – не то. Походка у него разболтанная и править надобно, речь замысловата, не точна и далека от фени и блатной поэтики – высшей формы воровского арго. А так хотелось, чтобы Кристалл отражал идеал. Руки в карманах, цвыркание сквозь зубы, мурка[67 - Му'рка – чистое воровское арго.] типа: «тюли-пули», «во бля!», «казя-базя» и «все дела!» – если и несут признаки специфического тюремного жаргона – все равно пережиточны. Беспредел государственного аппарата породил в стране новую генерацию – политико-бизнесовые кланы, а с ними и хаос. Предстояло защитить, расширить сферы влияния семьи, переместить эпицентр с тюрем на волю, с воли – в кабинеты, а без людей толковых, грамотных и достойных – не потянуть.

Всю энергию Виктор тратил на шлифовку камешка из столичного кимберлита. Время. Оно пролетало быстро и незаметно. Часть его, как правило, темная – по настоянию Вора тратилась на просветление. Раритетные фолианты из библиотеки старика периодически посещали обитель тетки Клавы. Ночами тонкие пальцы юноши водили по строчкам драгоценного наследия ярчайших мыслителей, помогая заполнять память духовным содержанием морали древних, а днем, после того, как Кристалл разыскивал Виктора, красиво и виртуозно наслаждались практикой.

Впервые Вор собрался показать воспитаннику жуликов[68 - Жу'лики – часть преступного сообщества, своеобразная уголовная интеллигенция, богема воровской субкультуры. В противоположность бандитам избегают применения физической силы и добиваются целей умом, хитростью и ловкостью.], а с некоторыми и познакомить, по прошествии трех лет. К этому дню он готовился долго. И хотя многое еще следовало отшлифовать, Виктор решился. Удерживая неискушенное дрянью[69 - Дрянь – тяжелый наркотик.] и множеством соблазнов сознание молодого вдали от человеческой помойки, он не боялся, что оно заразится пороками и грязными страстями. Дед опасался потерять неочищенный от породы камень в мутной реке. И теперь, когда Кристалл засиял ограненным наполовину бриллиантом, страх недоглядеть сменился на боязнь передержать, ибо нигде так не сверкают и не переливаются грани, как в глазах придирчивого общества.

Просто Кристалл

Неужто редкость – ученик раскрыл талант,

И в блеске том хватил учителя инфаркт.

А если б славил не себя, а ремесло,

Лишь ощутил бы как от сердца отлегло.

По дороге на полуденную стрелку Кристалл сбил* три кошелька. Последний, тощий как глист, похоже уже коченел от голодной смерти. Брезгливо скривившись от вызванной ассоциации, карманник спрыгнул с трамвайчика и огляделся. До встречи с Виктором оставалось несколько свободных минут. Обычно в одиннадцать Вор исчезал неизвестным маршрутом, а спустя час с блажью на лице появлялся вновь. Тайну своих пунктуальных отлучек он не раскрывал, а Кристалл особо и не любопытствовал.

Старик прибыл пешком. Старый карманник поймал Юркин взгляд, остановился и свернул в магазин. Кристалл все понял и юркнул следом. Скоро они с Виктором рассматривали через стеклянную витрину толпу на остановке.

– Видишь бобра[70 - Бобёр – по всем признакам богатей, но скрывающий это, прибедняющийся.] с торбой в руке?

– Пузатого?

– Меньше слов, больше толка. Познакомься – это Мамон, барыга[71 - Бары'га – скупщик, перепродавец краденого, и вообще – любой зарабатывающий на жизнь торговлей наркотиками.] в третьем поколении. Дед его в войну хлебом приторговывал, а внучок ныне сбывает малолеткам по дискотекам и ночным клубам дерьмо всякое – от амфитаминов до героина. Машины имеет на все случаи жизни, вплоть до катафалка, а сегодня, вишь, что выдумал, по трамваю соскучился, экзотики захотел, бес! Его сам Бог на блюдце преподнес. Сработаешь, как заговорю с ним. И не боись – слушайся рук. Потом сойдешь. Встретимся в «Старой Фортеции»! Пора тебе публику представить. Пора…

Кристалл, не отрывая взгляда от пузатого, впитывал каждое слово Виктора. Организм погружался в легкую эйфорию. Уста Вора давали последние наставления и понятными им двоим интонациями кодировали юношу на успех по невидимому каналу связи, который возникает между учителем и учеником. Смысл и значение советов улавливались на уровне подсознания…

Сжимая в руке увесистый пресс полтинников, изъятых у Мамона, Юрка пытался понять, что помогло ему отважиться и с блеском выполнить рискованную задачу – собственная ловкость, отрицать которую было бы несерьезно, или помощь друга, поверившего в мастерство ученика. Как бы там ни было, это не походило на экзамен дрожащего студента у сурового профессора. Сегодня ментальная планка слетела, как перышко, и «студент» понял, что отныне ей не тяготеть. Он засыпал профессора знаниями, требуя не отличной отметки, а признания равенства в карманной науке. Виктор смекнул удачу с полувзгляда и не стал портить их общий праздник непроницаемым лицом исихаста. Кристалл и сам испытал прилив энергии, поднимающейся выше любого наслаждения. В какой-то миг понимаешь, что душа уходит в пятки и держит в напряжении, пока рука не обожжется приятной тяжестью лопаты, а с ней возвращается легкость, и горячая волна удовлетворения невероятной силы катится по телу, проникая в каждую клеточку счастливой плоти. Пик этого «наркотического» опьянения длится долю секунды, но достигает такой силы, что удержаться от соблазна повторить приход[72 - Приход – эйфория, кульминационный момент наркотического опьянения или просто блаженственное состояние.] не в состоянии никто. Кристаллик не исключение, а скорее эталонный вывод из правил. Объяснить феерические ощущения при выполнении работы Юрка не мог, как не сумел бы разобраться в пробудившемся когда-то в детстве инстинкте. Разве что сравнить себя с приёмником, а каждую клеточку шальных рук с чуткими сенсорами. Стоило приблизиться к жертве, как в дело включался скрытый высокочастотный генератор, запуская в действие чувствительнейшие механизмы. Не нужно смотреть по сторонам, приглядываться, ловить «глаза», дабы предугадать выход объекта из квиетической медитации. Инстинкт самостоятельно управляет каждой частью тела и, подчиняя своей воле, дарит радость опьянения.

«Слушайся рук…», – прокатилось в памяти отдаленное эхо и затихло.

Деньги Кристалл считал прямо на остановке. Толстая пачка купюр магнитом притягивала взор стоящей неподалеку молодой дамочки, но Кристалл, разломив надбровную дугу, резко взмахнул перед любопытным носом заманчивым «веером» и вернулся к подсчету.

– Вор! – обвинительно крикнула шарахнувшаяся девица и обиженно выпятила нижнюю губу. Юрий круто развернулся.

– Ша, бестолковка! Вор – это имя, а я – просто Кристалл. Подняв голову, он гордо зашагал к «Фортеции».

На перекрестье времен

«В одну и ту же реку дважды не войти»…

Бесспорно, но к античному добавим наше мненье:

Придя опять к воде замри и посмотри,

Где оказался – выше или ниже по теченью?

Крепость-бар «Старая Фортеция» – невзрачная снаружи, уютная как утроба матери, внутри – работала круглосуточно. Юрий был здесь лишь однажды, когда ему стукнуло пятнадцать, и захотелось отпраздновать день рождения по-настоящему…

Он робко переступил порог неизвестного мира и осторожно потянул носом одуряющий запах. Здоровенный бармен, скучающий у стойки, тарабанил по пепельнице в такт гитарным переливам и упорно не замечал подростка с дикими глазенками. Пришлось дважды кашлянуть.

– Чего тебе, парниша? – не поворачивая головы, спросил тогда господин, совмещающий роль бармена и хозяина.

– Горло промочить, – прохрипел Юрка, давя на низкие октавы. Встроенный камертон подвел голосовые.

Гадко ухмыльнувшись, бармен подошел к крану с водой.

– Не той, – на этот раз бас вполне состоялся.