Телохранитель

Та задумалась, потом сказала:

– Хотя бы год. Я надеюсь на год… А ты?

Тут принесли счет, и Катя с Ховриным засобирались, так и не узнав, что ответила блондинка.

За месяц они обошли почти половину улицы Рубинштейна, меняя ресторан за рестораном. Их там было очень много. Никаких приключений и конфликтов в том районе у них не было. Только однажды что-то сзади там замаячило подозрительное. Ховрин насторожился, еще раз оглянулся – вроде никого. Сунулся в подворотню и отшатнулся. Там стоял человек в черном, лица его совершенно не было видно, словно он был в маске. Жуткий совершенно субьект. Ховрин от ужаса даже клацнул зубами – уж больно этот тип был похож на призрака или ожившего мертвеца-зомби, – однако же, сжав кулаки, шагнул к нему, спросил:

– Тебе чего, мужик, надо? Чего ты за нами ходишь-то?

Ожидал всего, чего угодно, однако тот ничего не ответил, ни бэ и мэ, а тут же повернулся и быстро пошел прочь внутрь двора. Больше его и не видели. Наверняка это был маньяк.

– Интересно, а в Англии есть маньяки? – спросил Ховрин, нагнав слегка напуганную Катю.

– Хватит про маньяков! Мне и так страшно.

– Ладно.

Впрочем, тут же и сам оглянулся – на всякий случай. Маньяки умеют подкрадываться очень тихо.

Через неделю по дороге недалеко от Катиного дома случилось неприятное происшествие, и у Ховрина сложилось ощущение, что их специально караулили. Грязный внедорожник «Инфинити» остановился у обочины, опустилось стекло, оттуда высунулось небритое рыло, прохрипело:

– Эй, красотка, поехали с нами!

– Отвалите! – буркнул Ховрин.

– Эй, ты, иди-ка сюда!

– Тебе надо – ты и иди!

И тут из внедорожника вывалились двое типов, причем чистые бандиты: хватай и снимай их в сериале про ментов. Один, который небритый, обычного плотного телосложения, а другой – толстый, одышливый, улыбка – жуткая, зловещая. Матерые волки. Ховрин похолодел. Но тут внезапно появилось еще одно действующее лицо. Сзади с писком тормозов остановилась иномарка – нешикарная, среднего класса, японская, что-то вроде «мазды» или «хонды», оттуда вышел мужчина лет сорока в расстегнутой кожаной куртке. Он был без головного убора, волосы темные, зачесаны назад, глаза широко расставленные, взгляд очень твердый. Руки в карманах куртки. Все присутствующие посмотрели на него, и у бандюков настроение явно тут же упало. Толстый сразу же перестал улыбаться. Мужчина в первую очередь поразил Ховрина своим невероятным абсолютным бесстрашием, которое, несомненно, обозначало то, что за ним стоит еще кто-то очень могущественный.

– Тебе, парень, помочь? – прямо в лоб спросил он Ховрина, совершенно при этом игнорируя бандюганов. Ховрин лишь пожал плечами, даже не зная, что и ответить. А что тут говорить: помощь явно была бы очень даже к месту.

И лишь только потом мужчина как бы обратил внимание на бандитов. Те совсем скисли.

– Ладно вам, шутка, мы уезжаем, – сказал первым толстяк уже миролюбиво и полез в машину. За ним и другой полез без слов. Сочно хлопнули двери. Тут же они и уехали.

– Чего им от тебя было надо? – спросил мужчина.

– Хрен знает, мы вот с ней идем домой, – Ховрин кивнул на Катю, стоявшую за несколько шагов сзади, – а они тут прикопались…

Мужчина какое-то время, чуть наклонив голову на бок, рассматривал Катю, потом Ховрина. Затем, подумав, вынул из нагрудного кармана куртки визитку, сказал тихо, чтобы Катя не слышала:

– Этих уродов не бойся. Я их знаю: это Васюков и Ермилов – известные пиздоболы. Первый уже сидел за драку, другой – за кражу. Если снова будут лезть – пизди их, не раздумывая. А будут проблемы – звони! И если с полицией будут заморочки – тоже звони. Давай. – Пожав Ховрину руку, он сел в свою машину и уехал.

Ба, еще одна визитка! Ховрин рассмотрел ее: там был герб Петербурга и написано: «Федеральная служба безопасности управление по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, Гурьев Михаил Петрович, начальник отдела» и далее шла аббревиатура, которую Ховрин расшифровать не смог. Что ж, такой телефон действительно очень даже мог быть полезен, хотя такая неожиданная встреча была более чем удивительная и странная – очень уж своевременная. Чтобы человек просто так вступился за другого – дело в наше время вообще необыкновенное.

Часов в десять вечера Ховрин подходил к своему дому. У входа в подъезд стояла соседка тетя Клава. Она ждала какого-то Никиту, вроде как племянника. Что-то ей там надо было с ним или ему передать. Тут же толокся какой-то его, этого самого Никиты, смурной приятель, явно обдолбанный.

Как говорится, зацепились языками. Пока болтали, подошел и этот самый Никита со свисающей на лоб челкой. Его явно качало. Мутно поглядел на Ховрина:

– Чё тебе, блядь?

Потом, не дождавшись ответа, ушел, раскачиваясь, как матрос после плаванья. И приятель его смурной за ним потянулся.

– У него вообще все нормально с головкой-то? – покрутил у виска Ховрин.

– Да не совсем, – махнула рукой тетя Клава. – И все эти банки долбаные, коктейли-говнодринки! Он на них подсел, пьет чуть ли не каждый день штук по пять. Конечно, крыша-то и поехала!

– А этот дружок его черненький тоже ку-ку?

– Этот курит дурь по восемь закруток в день. Меньше не может, иначе свирепеет.

Ховрин только пожал плечами: каких только придурков не бывает на свете.

В середине недели внезапно потеплело. Снег стремительно, буквально на глазах, начал таять, на газонах тут же всплыло скопившееся там за зиму собачье дерьмо, обрывки бумаги, полиэтиленовые пакеты и окурки в несметном количестве.

В четверг днем вдруг позвонила знакомая Алина Жураева.

– Приходи сегодня ко мне, – промурлыкала она. – У меня родаки свалили в Финку до воскресенья. Можем позажигать. Жрачка есть, купи только бухла. Только не покупай явного говна, возьми ром «баккарди» или виски. – Пауза. – И презики не забудь, хе-хе…

Предложение было заманчивое: могла получиться веселая ночка.

– Лады. Только я сегодня работаю до десяти.

– Нормально. Я тоже до восьми. Как раз приведу себя в порядок, схожу на маникюр.

Девушка она была довольно миниатюрная, но темперамент имела невероятный. Вообще почти не спали. К утру Ховрин был полностью истощен, буквально высосан до капли. Когда пошел помочиться, боялся, что будет писать кровью.

– Чего-то у тебя вид утомленный, – заметил Михалыч утром в зале.

– Да полночи в Интернете просидел, – промямлил Ховрин, стараясь в его сторону не дышать: выпили вчера прилично.

– Ага, и от этого засос на шее! – ухмыльнулся Михалыч, но беззлобно. Тоже в свое время, наверное, был любитель этого дела.

Ховрин же про себя чертыхнулся. Шалунья Алина любила оставлять отметины. Обязательно или куснет, или оставит засос. И еще была у нее манера: намотать свой волос на пуговицу. Ховрин уже несколько раз находил такие волосы. Еще была положена использованная упаковка из-под презерватива – случайно обнаружил ее в заднем кармане джинсов, когда одевался. А вдруг бы выпала, когда не надо. Вика могла не понять.

После спортзала Ховрин заехал к своей родной сестре Тане. В квартире пахло горелой кашей, молоком. Трехмесячный Ленечка (по прозвищу Ежик) махал ручками и ножками в своей кроватке, пускал слюни, хныкал. Таня в домашнем халате, растрепанная, металась по квартире. Вид у нее был безумный и отчаявшийся. Всюду царил хаос. Все дверцы в шкафах и полках были почему-то открыты, словно после обыска. Все тарелки были с отбитыми краями, а кружки треснутые.

Она вдруг села на табуретку, опустила руки на колени и разрыдалась:

– Не знаю, что и делать! Все падает из рук.

– Ты не можешь справиться с одним маленьким ребенком, а как же люди справляются с двумя или тремя?

– Я не знаю, – плакала она. – Я спать хочу!

Ховрин тоже спать хотел, но сказал: