Телохранитель

– Это уж как получится. Иногда – наоборот: женщине делают ребенка, чтобы не свалила. Тут я согласен. Это наиболее прочная связь. Опять же всегда при деле, привязана к дому, на сторону некогда смотреть.

– Ты не понимаешь. Женщине важно о ком-то заботиться, – сказала Катя.

– У тебя самой-то сейчас парень есть?

– Сейчас нет. Про Сергеева-младшего ты знаешь. Еще был один ухажер. Мы познакомились с ним на море в Греции прошлым летом.

– Зажгли?

Катя не ответила.

– Тебе вообще-то когда будет восемнадцать? – спросил Ховрин.

– В июне. Двадцать шестого.

– Значит, тогда тебе было еще только семнадцать? Заставил?

– Если честно, я и сама хотела попробовать. Почти все девчонки у нас в классе уже это дело пробовали, или врут, что пробовали. Напилась, конечно, перед этим. От страха. Он, кстати, жениться предлагал и сейчас предлагает. «В контакте» мы с ним иногда переписываемся. Он в Москве живет. Пишет, давай сразу, как только тебе исполнится восемнадцать, поженимся. Говорит, что уже и кольца заказал.

– Врет, наверное. И что?

– Он – старый. Ему лет – как моему папе.

– Которому?

Она хотела ответить резко, но сдержалась:

– Валерию Константиновичу.

– Его запросто можно было посадить за совращение несовершеннолетних.

– Глупости – он нормальный. Да я сама к нему в постель тогда залезла. Он меня выпихивал, а я упиралась.

– Понравилось?

– Я и не помню – пьяная была. Хотя ничего и не было. Так… Тогда мы еще с ним и «дунули» перед этим.

– Что? – не понял Ховрин.

– Ну, «башку».

– А-а… Еще и наркоты тебе дал? Вот, блин, гад! А где твой родной отец? Ты его вообще вживую когда-нибудь видела?

– Все его видели. Говорят, он по телеку раньше довольно часто мелькал. Слышал фамилию Гарцев?

– Неа, – помотал головой Ховрин. – И где он сейчас?

– В Лондоне.

– И что он там делает?

Катя пожала плечами:

– Живет. Работает. У него тут, в России, возникли какие-то проблемы с бизнесом. Слышал про такое: рейдерские захваты – когда отнимают готовые предприятия? И с ним так пытались.

– С чего это? Это обычно у мелких предпринимателей отнимают.

– У больших тоже. В большом бизнесе свои группировки, они вечно грызутся, отнимают друг у друга. Говорю тебе: рейдерские захваты. Там все серьезно: суд, полиция, налоговая – все покупается, все имеют с этого долю, действуют заодно. Мама говорит, нечего было ему лезть в политику. В Россию теперь ему въезд закрыт. Против него завели какое-то дело, но он мне про это ничего не рассказывал.

– А где ты его видела?

– Он взял меня на эти зимние каникулы с собой на Бали. Получил у мамы разрешение на мой выезд. Оказалось, он и раньше хотел меня вывезти к себе, но мама не давала согласия, наверно, боялась, что оставит меня у себя.

– А сейчас не боится?

– Сейчас – нет.

– А где это Бали?

– В Индонезии.

– Ни фига себе! – присвистнул Ховрин, широким шагом перемахивая через очередную лужу и подавая Кате руку.

– Короче, он купил мне билет бизнес-класса авиакомпании «Катар», – это даже круче, чем обычный бизнес-класс. Там в самолете сделано типа купе, пижаму дают, тапочки, обслуживание обалденное. Была пересадка в Дохе, несколько часов в VIP-зале, там фигенно кормили, птички поют, короче, полный релакс. Оттуда я прилетела в Сингапур, где мы и встретились. Новый год отмечали уже там, сняли столик в ресторане отеля с видом на Марина-Бей. Это залив такой. Там был офигеннейший салют! Там я в первый раз увидела его теперешнюю жену Анжелу. Дурацкое имя, не правда ли? Анжела Леонидовна ее зовут. Ей на вид лет тридцать. Очень ухоженная. Следит за собой. Еще там были их дети: девочка и мальчик – восьми и пяти лет. Мальчик, Артур, толстый, капризный, начал орать, его увели спать. Девочка, Наташа, нормальная, но тоже постоянно ныла – все ей было не так. Потом мы все вместе ездили на остров Сентоза – там аквариум, музей бабочек и все такое. На Новый год отец подарил мне настоящий «Роллекс» за двадцать тысяч долларов.

– Ну-ка покажи часики! – придвинулся Ховрин.

– Я их так просто по бассейнам и тренировкам не ношу – потом как-нибудь покажу. Потом мы с ним прошлись по всем самым дорогим магазинам. Там есть такая торговая улица Очад-роад, или, по-нашему, Садовая. Там эти магазины идут сплошняком: Луи Витон, Дольче Габбана и прочие. Я набрала себе шмоток целый чемодан. Тысяч на десять долларов. Для этогого еще и большой чемодан купили. Папа, правда, посоветовал срезать все этикетки и выкинуть упаковки, чтобы таможня в России не докапывалась. Жалко было. Очень красивые были упаковки. Вот так.

– Откупается, – констатировал Ховрин. – И как вы общаетесь?

– Иногда по «Вайберу», но чаще он просто звонит на мобильник. Обычно в одиннадцать вечера.

– О чем говорите?

– Так, – пожала плечами Катя. – Он спрашивает, как дела в школе, как погода – все такое. Долго мы не разговариваем – особо и не о чем: «Дела нормально? – Нормально. – Ну, пока. – Пока».

– Странно это – близкие люди, а говорить не о чем! – сказал Ховрин.

– О чем вообще можно с родителями говорить? Только об учебе. Не музыку же с ними обсуждать. Понятно, говорить не о чем. Ты с мамой много своих проблем обсуждаешь?

– Вообще не обсуждаю, – согласился Ховрин. – И что дальше?

– Короче, потом мы полетели на остров Бали и тоже в отель «Гранд Хайятт». Там отец с семьей жил на отдельной вилле с видом на море, а я в обычном номере, но очень большом и с окнами в сад. Номер был просто офигительный! Там рядом с отелем находится огромный торговый центр. Отец выдал мне вот такую пачку денег, – Катя показала пальцами толщину сантиметров в десять, – сказал: «Не экономь. Кончатся – дам еще!» Еще каталась там в океане на доске – серфе – и разодрала пятку об кораллы – долго не заживало, еще мы ездили на вулкан, потом на слонах, потом еще на рафтинг – это когда спуск на плотах по речке.

– А как мачеха? Анжела-то? – перебил Ховрин. – Не пыталась тебя отравить?

– Ну, она улыбалась, конечно, такая дежурная голливудская акулья улыбка, но как-то нерадостно. Мне так кажется, что я ей не понравилась.