– Точной информации по этому поводу в сети нет, будто ее специально зачистили. Но, судя по всему, есть законная жена, двое детей – мальчик и девочка. Я поискал и нашел в «Фэйсбуке» страничку его сына Миши – ему тринадцать лет, рыжий, живет в Майами-Бич, пишет в основном про музыку, подростковые события. Но ни одной фотографии папаши там у него нет. И тут маскировка. Но некоторые фотографии все же получить удалось: с общего праздника – дня рождения Миши и еще с корпоративного собрания уже с одной из страничек компании «АСТ» от декабря прошлого года.
Гилинский оказался довольно представительным мужчиной лет сорока пяти, совершенно без седины, худощавый. Даже на фотографии взгляд его был пугающе пронзителен. Он напоминал хищную птицу в засаде.
– Жена и дети живут в Америке, что и правильно. Америка для богатых хорошо приспособлена. А Россия – нет, приходится создавать для них что-то вроде гетто, вроде той же Жуковки или Рублевки с высокими заборами. А Гилинский, я так понял, живет с Полиной. А с кем живет его законная жена – неизвестно, может, она вообще лесбиянка и ей в принципе пофиг, с кем живет муж, лишь бы денег давал.
Он взял со стола лист бумаги:
– Еще пишут, что Гилинский обожает одну цитату из некоего Лабрюэля, я ее скачал: «Богатству моему не стоит завидовать: я приобрел его такой ценой, которая вам не по карману. Пожертвовал ради него покоем, здоровьем, честью и совестью». По нынешним временам это вовсе не преступление. Честь и совесть понятия суть религиозные, что-то в них есть средневековое, когда рыцарь торжественно обещал не спать с женой своего господина, да и то наверняка регулярно сие правило нарушал. Еще он любит шахматы и считает, что жизнь это шахматная партия. И тут читал «Убийство на улице Морг» Эдгара По, – и зачитал: – «Между тем рассчитывать, вычислять – само по себе не значит анализировать. Шахматист, например, рассчитывает, но отнюдь не анализирует. А отсюда следует, что представление о шахматах как об игре, исключительно полезной для ума, основано на чистейшем недоразумении».
Он сделал паузу, потом продолжил:
– Теперь о родном папаше твоей подопечной Кати Гарцевой – кстати, и у нее тоже есть своя страничка «В контакте». Не смотрел? Там про него вообще ничего нет. О нем известно несколько меньше, чем о Гилинском, но кое-что тоже имеется… И опять ощущение, что информацию о нем тоже специально зачищали. Однако…
Геббельс сам был доволен своим мастерством:
– Любая информация в наше время неизбежно находится в электронном виде, утверждал он. – Никто уже давно не печатает на пишущих машинках, хотя они еще существуют на периферии и для печати особо секретных документов. В реальной жизни любой текст набивается в компьютере и лишь потом распечатывается. Копии в том или ином виде обычно остаются, – редко, кто их стирает, – мало ли пригодится. Компьютер обычно находится в сети и поэтому до него, а также и до всего, что находится внутри на жестком диске, можно тем или иным способом добраться…
Ховрин вдруг ухмыльнулся:
– Тут вспомнил: моя тетя Галя не любит ездить за грибами под Всеволожск. И знаешь почему? Дело в том, что когда она в девяностые работала следователем, то ездила туда частенько, поскольку там постоянно в лесу находили трупы: видимо вывозили из Питера и закапывали или просто бросали в лесу. Особенно весной – «подснежники». Так в чем между ними конфликт? Я пока не понял. Чего им делить-то?
Геббельс задумался, потом сказал:
– Очень вероятно, что бьются они сейчас за завод СВЗ. Короче, за бабки. Контрольный пакет акций завода находится у Гарцева, там еще участвуют какие-то немцы, но это чисто для прикрытия, чтобы наши госорганы не особо наезжали. Этот пакет у него пытаются отжать. Дело распространенное. Существуют специальные механизмы рейдерского захвата. Несколько лет назад на Гарцева пытались завести уголовное дело, типа вспомнили какой-то эпизод, где он якобы задержал человека, который украл у него из магазина коробку мобильных телефонов. Это было еще в девяностых, а тут вдруг всплыло. Поэтому он выехал из страны и в настоящее время живет в Лондоне, у него, кроме России, несколько зарегистрированных компаний в оффшорах, типа в Андорре и на Бермудах, и на Кипре, хотя это теперь вроде уже и не оффшор…
Не густо, но все же хоть что-то.
А в питерской резиденции Гилинского под Всеволожском в это самое время шло совещание. Присутствовали: сам Гилинский, одетый по-домашнему – в свободных серых брюках «Адидас» и в толстовке; Гена, человек для особых поручений, напротив, был в темном костюме, белой рубашке с галстуком, но в каких-то дешевых банных тапочках, которые выдавались при входе всем посетителям дома, дабы они не разносили грязь. От этого он чувствовал себя несколько некомфортно. Еще был Кревещук, администратор по Питеру, человек неопределенного возраста, слегка сутулый, с длинными руками и повадками напоминающий краба. Попугай Серолет по причине зимы сидел в большой клетке у окна и трещал оттуда своим клювом. Ждали Хрусталева, начальника службы безопасности компании из Москвы, но он по каким-то причинам задерживался на полчаса.
Гилинский показал Гене только что распечатанную на цветном принтере фотографию Кати, снятую на улице, где она шла рядом с Ховриным.
– Это – Катя, дочка известного вам Владимира Николаевича Гарцева. Красавица, не правда ли? Можешь ее спросить об одном деле? Не сомневаюсь, что она тут же все расскажет. Переписал ли на нее отец контрольный пакет СВЗ или нет. Просто: да или нет? И далее мы уже будем решать, что делать.
Выступил Кревещук:
– Как вы себе это представляете, Александр Борисович? Она всегда ходит вдвоем с этим парнем. – Он ткнул на фотку. – Мы уже неделю смотрим за ней, она никогда не бывает одна. К ней просто так не подойти. Уже пытались. Тихо не получится.
– А кто это с ней?
– Короче, ходит с ней этот самый парнишка – бойфренд хренов, как прилипший. По виду – чистый придурок. Куда она, туда и он. Дел своих у него своих, что ли, нет? Я в его годы уже работал с утра до вечера.
Гилинский нахмурился:
– Так уберите парня. Понятно, не при ней. Заранее. С ним или без него она все равно должна будет ходить в школу. Дайте ему по башке, положите в больничку хоть на недельку. Нам этой недельки хватит за уши. Заранее подловите его где-нибудь и сломайте ему руку или ногу – вот и решение. Мне вас учить?
– Ладно, – буркнул Гена. – Его еще, блин, поймать надо.
– Уж постаратесь!
– Понял. Сделаю.
В какой-то момент в гостиную, шурша вечерним платьем, влетела Поля. В туфлях на каблуках она была выше Гилинского на полголовы. Она куда-то явно спешила.
Гилинский показал ей на часы:
– Киса! Весь центр забит. Лучше поедь на метро – двадцать минут и ты на месте.
Поля, однако, колебалась:
– Шурик, я в метро не ездила лет десять! Говорят, там страшно, могут испачкать одежду. Одной студентке порезали шубу. Говорят, защитники животных, а я думаю, что от зависти. Всем хочется иметь легкую и теплую шубу.
У самого Гилинского, хотя он разве что самое большее метров двадцать проходил от машины до дома или до офиса, была для зимы шуба чуть не до пят – сидеть в ней было действительно очень приятно: уютно и не жарко. Любил он эту свою шубу.
– Надень пальто – в метро не холодно.
– Блин, не смешно! – надулась Поля.
– Не тормози: времени впритык! – поторопил ее Гилинский, снова взглянув на часы, стоявшие на камине. – Сергей тебя добросит до метро. Иначе – не успеешь. А после спектакля он тебя заберет у театра. Как раз и доедет.
Поля ушла, весьма недовольная.
Гилинский продолжил:
– Я что думаю. Может, проще ментам позвонить? Они знают, как такие дела надо делать: остановят его, найдут наркотики и понеслась. Парня пакуют, и он на какое-то время исчезает из поля зрения. Старый проверенный способ! Чего изощряться? И главное – все почти законно! Позвони Макарову, договорись с ним, – кивнул он Кревещуку. – Думаю, он это дело организует.
– Лучше не надо Макарова. Каждая собака знает, что Макаров – продажная сволочь! В том числе и его начальство. Его могут пасти! – замахал руками Кревещук.
– Кто? – удивился Гилинский. – У него Сам в близких приятелях – вместе ездят на охоту–рыбалку, бухают, ходят в баню, блядей там тискают. От одной однажды одновременно и триппер подхватили.
– Откуда знаете? – удивился Кревещук. Это была действительная правда, но известная крайне небольшому числу людей.
– Оттуда. Сам рассказывал. Пусть поработает. Тут дело серьезное.
– Понятно.
А дело было в том, что поначалу Кревещук пошел сам и выследил Витю Ховрина недалеко от его дома – как раз у магазина «Пятерочка».
Невдалеке стоял мужик лет тридцати-сорока, с виду пьющий и бывалый. Кревещук тоже сделал пьяненький вид, стал пошатываться, растягивать слова. Подошел к мужику:
– Эй, подойди вон к тому и дай ему в рожу. Пятихатку даю на пиво.
– А то! – Мужик тут же бодро и пошел – почти побежал к Ховрину.
Впрочем, вернулся довольно скоро с разбитым носом и быстро набухающим фингалом под глазом. Еще и размазал кровь по лицу, прохрипел:
– Подставил, сука! Блядь, давай на пиво! Замажу кровью!
Кревещук отпрыгнул, замахал руками.