Телохранитель

– А меня – Витя.

Он церемонно пожал ей маленькую узкую ладонь.

С каждой минутой Маша нравилась ему все больше. Она была реально красивая даже в таком заплаканном виде. С такой девушкой вполне можно было дружить. Когда она ушла, он тут же заскучал по ней. Номер телефона ее сохранил, написав в адресе: Маша. Фамилию ее он спросить забыл. Подписал вместо фамилии «Школа2». В записной книжке контактов у него было несколько Маш.

Позвонил ей на следующий день, просчитав, что занятия в школе в это время уже должны были закончится. Как раз с крыльца, где ждал Катю.

– Маша? Это Витя. Как там у тебя дела?

Она что-то жевала, хрустела прямо в трубку вроде как яблоком или каким-то еще фруктом:

– Нормально.

– Не наезжали?

– Ведут себя так, как будто ничего и не было. Они меня просто не замечают. Обходят. Видуха у них, конечно…– Она прыснула.

– Ну и ладно. Звони, если что.

– Спасибо. Пока.

А в субботу они с Машей встретились у Ховрина дома. При дневном свете в спокойной обстановке Маша показалась Ховрину совсем незнакомой и более взрослой, и это поначалу было как-то странно. Будто она не та избитая ссутулившаяся девчонка-школьница, а совсем другая девушка.

Потыкались губами в губы. Ховрин ощутил вкус помады и запах явно материных дорогих духов, спросил:

– Как там у тебя?

– Нормально. Пока все тихо, – улыбнулась она. Хотела еще что-то сказать, но не сказала. Она явно чего-то ждала. Ховрин стал раскладывать диван. Рискнул сделать ход: положил на прикроватный столик презерватив. Типа, да здравствует безопасный секс!

Тут же увидел в глазах Маши явное облегчение.

Ее слегка потряхивало.

– Если не хочешь, никто тебя не заставляет, – пробормотал Ховрин. Подумал: лучше сразу так спросить, чтобы потом не было криков: «Нет, не надо!»

– У тебя выпить есть? Чего-то знобко, – сказала Маша, поежившись.

Ховрин полез в тайник под диваном. Там было спрятано полбутылки дешевого виски «Белая лошадь», недопитого некогда с Юриком Васильевым.

– А вина нету? – испугалась крепкого напитка Маша.

– Нет.

– Ладно, давай только чуть-чуть. Я виски никогда не пробовала.

Зажмурившись, выпила. Ее передернуло. Что делать дальше, она явно не знала. Расстегнула две пуговички на блузке, остановилась, облизнула губы. Она явно колебалась. Вполне могла вдруг сказать: «Ну, мне пора!» – и уйти, а выйдя на улицу, вздохнуть с облегчением. Однако что-то держало ее. Ховрину стало интересно, что будет дальше. Пауза затянулась, тогда он сам подошел, обнял, поцеловал, начал раздевать. Она помогала ему, но осталась в трусиках и цепко держалась за них. Так и легла. Ховрину пришлось их снимать самому с лежащей чуть позже, впрочем, уже без всякого сопротивления. Видел близко-близко ее широко раскрытые глаза, казавшиеся смещенными к носу и косыми, как у женщины на картине Пикассо, которую видел в Эрмитаже. Потом она зажмурила глаза и больше не открывала.

Лобок у Маши был тщательно выбрит, и причем, совсем недавно: еще были видны следы раздражения от бритвы. «Ага», – подумал Ховрин.

Возможно, она воспринимала свой первый секс как медицинскую процедуру, которую нужно просто пережить, стиснув зубы и закрыв глаза, типа прививку или забор крови из вены. А после этого ее объял неукротимый смех-хохотун, все ей казалось смешным: «Не так все и страшно оказалось!»

Потом Ховрин проводил ее, а сам поехал на метро на станцию «Канал Грибоедова». Там на выходе его уже ждали Лизанька с подружкой Дианой.

Обе были очень нарядные, накрашенные и в блестках. Красивые – глаз не оторвать.

– Вы чего как новогодние елки? Вроде как уже не зима, – подколол их Ховрин.

Сходили в клуб, хорошенько там оттянулись. После клуба спать поехали к Лизаньке (понятно без Дианы). Лизанька воспринимала секс как некий общепринятый и необходимый элемент общения, естественный процесс, плавно возникщий из младшеклассных игр «в ручеек», таскания за косы, мимолетного касания только что проявившейся груди, школьных «огоньков» с первыми поцелуями и в какой-то момент перешедший в реальные половые контакты, но относилась к нему без фанатизма. Непосредственно в момент самого полового акта, когда Ховрин или кто-то другой из парней пыхтел над ней, она могла преспокойно смотреть кино по телевизору. Испытывала ли она что-нибудь особенное в этот момент? Разве что приятное щекотание, – не более, как однажды призналась сама, но само ухаживание, ласки, касания и поцелуи были ей приятны и необходимы. И еще у нее было железное правило: она всегда требовала использования презерватива. Нет презерватива – гуляй, – твои проблемы! Причем презерватив она после интимного контакта всегда внимательно рассматривала, проверяла на герметичность и отсутствие протечек, что Ховрина немного коробило. Вполне объяснимо, но романтичность действия несколько утрачивалась.

Так получилось и на этот раз. В какой-то момент она оторвала свои губы от Ховринских:

– Презик-то у тебя есть?

«Вот, блин!» – похолодел Ховрин. Последний презерватив он использовал днем с Машей.

– Нет!

– Тогда ничего не будет! – Лизанька сжала на груди кулачки и сдвинула ноги.

– Зачем? Я же здоровый! Я выйду вовремя! – промямлил Ховрин.

– Ничего не знаю: хочу к мужу прийти чистая – без всяких там хламидий и трихомонад!

– У тебя просто психоз!

– Без презика не буду! – она оттолкнула Ховрина и довольно больно ткнула кулаком в живот.

– Тогда давай так! Ну, это… Тово! – промямлил Ховрин, подрыгав языком.

– Не-а, я ведь тоже хочу! Иди, давай, в аптеку! Или лучше в «Пятерочке» возьми на кассе. Там всегда есть. Возьми с пупырышками. Соку еще купи! Яблочного… «Сады Придонья»…

Ховрин так и сделал. Быстро оделся и побежал в «Пятерочку», что находилась рядом на углу.

У магазина «Пятерочка» на лавке сидел гармонист. В перчатках с обрезанными пальцами он наигрывал, фальшивя, «Катюшу».

Мимо, попердывая на ходу, протащился куда-то древний старик. В его мутных глазах была целеустремленность – лишь бы дойти, лишь бы добраться. На лице старика отражалась суровая и решительная воля к жизни.

– Дед на реактивной тяге! – восхитился подвыпивший парень, стоявший рядом с бомжеподобным гармонистом. Тот уже наигрывал: «На поле танки грохотали…»

Как всегда в это время, в «Пятерочке» из пяти касс работала только одна. Несмотря на довольно уже позднее время, на кассе случился затор. Сзади кто-то пихался тележкой. Мужской голос сказал: «Блять!»

Ховрин обернулся на него – это было здоровенное животное с бритой головой, жировыми складками на затылке, огромными руками, объемным торчашим брюхом. Ховрин поежился, покрутил шеей. От омерзения его слегка передернуло. Интересно, какая женщина спит с этим типом? Он же и члена своего не видит – разве что в зеркало. Хотя, возможно, они чем-то похожи. Напокупают много еды и вместе едят. Потом всю ночь пердят залпами под одеялом, а потом нюхают. Настоящее семейство бегемотов. Истинная гармония.

Кассирша тоже тормозила – у нее не пробивался какой-то продукт. Жиртрест нервничал. Ховрин – тоже. Как-то неудобно было стоять с одной упаковкой презервативов и пакетом сока, и он заодно взял шоколадное яйцо «киндерсюприз».

Когда Ховрин вернулся в квартиру, Лизанька, лежа на животе поперек кровати хорошенькой голой попкой кверху, болтала ногами и смотрела телевизор.

Ховрин увидел у нее чуть повыше копчика татуировку – маленькую разноцветную ящерку. Потер ее пальцем – настоящая. Раньше ее не замечал. Недавно, что ли сделала?