Телохранитель

В тот понедельник, выйдя после работы на улицу, она прошла шагов сто, а потом даже неожиданно для себя самой вдруг разрыдалась. Парочка, шедшая впереди, обернулась на нее, прибавила шагу.

С Мухиным они больше не говорили, только кивали друг другу при встрече: «Здрасьте, здрасьте!» Он жил своей жизнью, она – своей. По пятницам с подругами попрежнему ходила в «Пиварню», однако ничего путного там пока не попадалось, да и не могло попасться.

Жаль было потерять Мухина. И опять у нее никого не было. Она снова была одна. Урок был очевиден: Он (Мужчина Ее Жизни) может появиться в любой момент, внезапно позвонить в дверь, и к этому надо быть всегда готовой. Подруга, такая же одинокая, как-то сказала: «А ведь Он может никогда не появиться. Я уже начинаю опасаться! А вдруг это и есть тот самый пресловутый «Венец безбрачия»? Может, просто родить и жить для ребенка?»

Стояла задача номер один: выйти замуж и родить! И вот снова неплохой, вроде, мужчина Вадим, и снова что-то пошло не так, что-то она не так сказала. Но вот что?

Ховрин увидел ее часом позже на мосту через Смоленку, она смотрела с моста вниз на большую полынью. На вид было ей около тридцати, пожалуй. Ее явно тошнило.

– Девушка, вам плохо? – спросил Ховрин. – Помочь?

– Что-то не очень хорошо.

Повернулась. Она была довольно сильно пьяна. Посмотрела на Ховрина, пытаясь сфокусировать взгляд, спросила:

– Тебя как зовут?

– Виктор.

– А меня Ира. Посмотри, Витя: вокруг ни одного нормального лица – одни свиные рыла! – плачущим голосом простонала она. – Где любовь, где светлые чувства? Похоть, сплошная похоть, одна блядская сволочная похоть! Каждый хочет тебя выебать, а потом по-тихому съебать! – Она уронила голову на грудь и зарыдала.

Мимо них проехала патрульная машина. Притормозила. Ховрин на нее не смотрел, потому что нельзя смотреть – привлечешь внимание. Машина, чуть постояв, тронулась и поехала дальше.

– Пойдемте, я вас домой отведу!

– Нет, не надо домой, пойдем, выпьем!

Однако все-таки кое-как пришли к ней домой, там, правда, еще чуть выпили. Она еле-еле разделась, легла в постель, порывалась сделать Ховрину минет, но тут же уснула головой у него на животе. Ховрин не знал, как ее и переложить. К тому же она еще и храпела. Сексуальности в ней в этот момент не было никакой. Ховрин, наконец, выбрался из постели, оделся и вышел, захлопнув дверь на собачку. После густого алкогольного и табачного перегара, смешанного со специфическими женскими запахами, аромат апрельской ночи целительным бальзамом вливался ему в ноздри и грудь, и невозможно было им надышаться.

На следующей неделе снова ходили с Катей в очередной ресторан на улице Рубинштейна. Душевно там посидели. Вышли на улицу. Катя достала телефон. На дисплее было 22.15 тридцатого апреля.

– Вот и кончился мой любимый апрель! – прошептала Катя с грустью в голосе, делая глубокий вдох и выдох. – В следующем апреле мне будет уже восемнадцать лет. Я буду совсем взрослая. Представляешь?

Потом вдруг спросила:

– Когда тебя забирают?

– Пятнадцатого.

– Осталось всего две недели.

Эти две недели вдруг показались ему огромным и одновременно микроскопическим сроком. Ховрин начал испытывать некоторую сосущую тоску.

– А у вас когда последний звонок? – спросил он.

– Двадцать четвертого.

Наступили майские праздники. В субботу небольшая школьная компания – пять девчонок и мальчишка-очкарик Лева – затеяла жарить шашлыки в Сосновке. День был ясный, солнечный, теплый. Уже проклевывались на деревьях маленькие листочки. Парк будто затянуло зеленым дымом. Поставили мангал, разожгли уголь, стали нанизывать мясо. Разложили и туристкие коврики, чтобы сидеть. Ховрина разморило, он постоянно зевал, потом отошел в кусты по малой нужде. Тут же какие-то типы привязались к девчонкам. Девчата напряглись, очкарик Лева был в ужасе в предчувствии тумаков и позора. Но в этот момент вернулся Ховрин, на ходу застегивая ширинку. Типы, увидев его, сразу же ощутили колебания и опасные вибрации.

– Проходим мимо, парни, тут все занято! Тут вам ничего не обломится! Самим мало! – сходу заявил им Ховрин.

Те явно колебались: заводиться или не заводиться.

Они, понятно, не знали, что за Ховриным незримой бетонной стеной стояли братья Гарайсы, а с ними Ховрин никого не боялся. Но парни это почувствовали нутром. Это был метод Максимова: выигрывать без боя.

– Может, отойдем, покурлыкаем? – Ховрин кивнул подбородком на кусты. – А то тут менты ездят – могут придолбаться.

Это испугало пришлых: тут явно что-то было не так, можно целыми и не уйти, огрести по полной. Начали работать инстинкты самосохранения, ответили миролюбиво: «Не бычь, уходим!» Видать поняли – перед ними нанятый охранник, профессионал, пора отсюда валить, поскольку за такими обычно стоят настоящие быки, а эти девчонки и очкарик – детки богатых, юная элита – им не по зубам.

Ховрин же был совершенно уверен, что справится со всеми тремя без особых проблем. По их движениями было видно, что они плохо подготовлены, в них не было тонуса, все трое постоянно курили. Двоих свалит сразу, как только зайдут за кусты, третий, возможно, окажет сопротивление, успеет встать в стойку, значит, еще четыре-пять секунд. Но шашлык был бы испорчен, пришлось бы уходить. Стоило бы отвести их поглубже в лес и уработать там, но под ногами проступала талая вода, можно было черпануть в кроссовки.

Ховрин улыбался, биться не хотел, не напрягал, не грубил, давал сохранить лицо, возможность просто уйти и уйти целыми. Уж больно день был хорош! Девчонки в этот момент тоже напряглись – будто подморозило, завял разговор и смех. Троица, наконец, ушла, и снова потеплело, стало еще веселей. Шашлыки получились удачные. Лева солировал.

Лева этот был какой-то странный и в перспективе, возможно, даже начинающий голубой: ломкий в движениях, томный, смазливый, с интересом и знанием дела обсуждал помаду, наряды, девчонки его не боялись.

Этим же вечером «черные» совещались и в каминном зале в особняке во Всеволожске.

Гилинский покрутил в руке нефритовую фигурку ферзя.

– Тогда соблазните ее. Ей семнадцать лет, самый гормональный возраст, хрен, что несовершеннолетняя, так даже лучше. После шестнадцати обычно без претензий – возраст согласия. Они занимаются сексом внутри собственной компании лет с четырнадцати, типа раннее половое созревание, опять же масс-культура тому способствует. У нас же Марчелло большой специалист по этому делу. Пошлите его, он же профессиональный пикапщик. Фактура! – ухмыльнулся Гилинский. – Пусть-ка отобьет ее у этого пацана и трахнет. Пусть снимет ее с членом во рту, даю тысячу евро за снимок и видео. Нет, даже две!

Марчелло официально работал в модельном агентстве – снимался в рекламе, где требуется красивое мужское лицо, идеальное тело, впрочем, иногда снимался даже без головы, а только тело и трусы в обтяжку. Он был мужчина из женской мечты. И еще много где работал. Иногда как жиголо посещал некоторых дам среднего возраста, разведенных, либо которых позабыли мужья или, напротив, которым мужья надоели и просто хотелось долгого хорошего секса. Длительность можно было заказывать. Марчелло тут был мастер непревзойденный. На спор снимал девушку в кафе или клубе и тут же имел ее в туалете. Доказательство – видеосъемка на телефон. Тысячу долларов даже выиграл у парня, который показал ему на свою подругу-недотрогу. Но, как оказалось позже, нужно было расстроить намечавшийся брак одного сынка из состоятельной семьи и студентки, приехавшей из провинциального города. В общем-то, хорошей скромной, по современным понятиям, девушки. Та с подругами пришла в клуб на девичник, начали танцевать-выпивать, и тут появился Марчелло. Показал стриптиз. Модная западная забава. Все девушки, конечно, если бы у них был хвост, завиляли бы им со страшной силой. Той «недотроге» он даже вроде бы ничего и не подливал, просто предложил коктейль, но, потанцевав и потершись животами, тут же договорился вместе сходить в туалет, и все дальнейшее заснял на смартфон, включая заключительный минет крупным планом с окончанием прямо ей в лицо, так что она отпрянула. У девчонки от выпитого алкоголя просто снесло крышу. Возможно, он ей все-таки что-то подсыпал, потому что у нее на следующий день у нее страшно болела голова, мучила жажда, хотя, в общем, вина выпила за вечер разве что пару бокалов. Все подруги тогда ей еще и завидовали. Фильмец тут же заслали в Инстаграм, понятно, и жених и все друзья его увидели. Чистая измена, прощай, любовь! Она даже попыталась отравиться, неделю лежала в больнице, потом недолго – с месяц – в психиатричке. Просто у родителей парня были другие планы: отправить его учиться в Америку, там он и пару наверняка себе найдет в богатом студенческом окружении, там и останется жить, а потом все они туда потихоньку переберутся. И повод теперь появился уехать – ничего больше не держит. Прощай, распутная Марина, навсегда!

Ховрин впервые увидел Марчелло в кафе, куда четвертого мая девчонки втроем пришли отметить день рождения близкой Катиной подружки Наташи Корсаковой. Это был действительно ненормально красивый высокий парень, широкоплечий, мускулистый, – явно ходит на тренажеры, – но неким признакам наверняка бисексуал. Он был смесь кровей, и явно сколько-то было и африканской. Идеальное лицо, как на рекламе парфюма. Смуглый, ослепительно белозубый. В ушах – серьги. В расстегнутом вороте рубашки – курчавились на груди волосы. Брюки были в обтяжку, шарообразно демонстрируя большие гениталии. Так мог бы выглядеть сам сатана, когда хотел бы соблазнить женщину или мифический Царь Похоти.

Катя и подружки тут же и уставились на него.

– Из меня уже потекло! – пискнула Наташа, стиснув колени.

Марчелло вихлявой походкой подошел к их столику:

– Привет, девчонки!

Те тут же воззрились на его брюки. Точнее – на выпирающий бугор.

– Вещь! Это мой самый близкий дружок! – бесцеремонно похвалился Марчелло, погладив бугор. – Можете даже с ним познакомиться и поиграть. Поцеловать даже можно.

– Я готова! – пискнула Наташа. Глаза у нее были косые. Она даже заерзала на месте.

– А ты? – Марчелло ухватил и положил Катину руку на свой пах. – Погладь его!

Ховрина он не видел, тот сидел в темном углу у стойки, угрюмо потягивал сок. Так договорились с самого начала. Пусть Катя обсуждает свои женские-девчачьи дела с подругами, и мешать им не нужно. Он и сам вовсе не желал слушать эту дребедень, сказал, что, мол, приду к окончанию действа, а ваш бабский бред, типа: «А он что сказал? Ой? А она что? Ой? Целовались? Приставал? А ты купила себе новое платье? А помада какая? А туфли?» – слушать не хочу.

Марчелло еще раз подошел, улыбаясь ослепительно, уже с тремя коктейлями:

– Красавицы, угостить вас?

Присел рядом. Все трое тут же и поплыли. Положил руку Кате на коленку. Катя выпила, помотала головой, поморщилась.