Телохранитель

Хрусталев попытался смягчить:

– Согласен: они все долбанутые, но у них всегда есть своя поддержка в МВД, а иногда и в ФСБ. Спецназ, армейские друзья и все такое. Думаю, их лучше не трогать. Себе дороже. Гарцев тоже ведь через Афган прошел, а у них там типа братство – своих не сдают.

– И что из того?

– Я свое мнение сказал, – буркнул Хрусталев, потом добавил: – Очень плохо, что подключилась эта контора: с организацией бороться опасно, особенно с такой. Не бывает бывших разведчиков, бывших ментов и гэбистов – это клан, они всегда будут помогать друг другу, – тут банальный инстинкт самосохранения. Он существует во многих системах. Они, по сути, потому и создаются. Так? – Он посмотрел на Кревещука для поддержки.

Кревещук скривил губы, едва заметно пожал плечами и ничего не ответил. Он был с этим явно согласен.

Так ни до чего и не договорились.

Гилинский попыхтел, попыхтел, что-то хотел высказать, но потом так и ушел к себе, не попрощавшись.

На следующий день снова ходили с Даниловым по разным притонам. Кого-то он там упорно искал. По ходу дела зашли в какой-то шалман перекусить. Данилов заказал кофе – он обожал кофе.

Тут к нему привязался какой-то мужик. Уже немолодой – лет сорока пяти. Что он хотел, было непонятно. Какая-то у него была обида на Данилова. Ногу он ему, что ли, случайно отдавил? Ховрин так и не понял.

– Слушай, мужик, – попросил его Данилов, – уходи, пожалуйста. У тебя еще есть шанс уйти своими ногами. Пожалуйста! – В голосе его послышалось некоторое утомление. Видать, уличные разборки ему уже порядком надоели.

Однако мужик уже ничего не соображал, словно муха он что-то жужжал, жужжал, кружил вокруг, потом уже начал хватать Данилова за куртку и попихивать его своими кулачками. И тогда Данилов его стукнул. Вроде и несильно, но у того подломились ноги и он упал на месте, как дерево, которое под корень подсекли топором.

Народ шел мимо, обходил брезгливо – думали, наверно, что пьяный. Наконец, какая-то старуха наклонилась, начала тормошить, наверно, вспомнила непутевого мужа или сына. Вот так вот лежали тоже и никто им не помог. Впрочем, могла и просто мимоходом очистить карманы. Вспомнила лихую юность.

Еще какая-то нетрезвая компашка гопников встретилась на пути. Столкнулись. Данилов сходу – с одного удара – свалил лидера.

Это было настоящее мастерство. И все вокруг это поняли. Только один в вязаной шапочке колебался: нападать или нет, пошатался какое-то время шаг вперед – шаг назад, но так и не решился. Данилов ждал его, но так и не дождался.

– Еще встретимся! – кинули гопники ему дежурную фразу.

– Чего ждать? Давай прямо сейчас! – осклабился Данилов, делая шаг вперед. Те припустили трусцой прочь, постоянно оглядываясь.

– Что-то не так, – Данилов покрутил головой, поежился: – я это чувствую, только не пойму, что.

«Точно Валентина ему не дала, или он что-то почуял неладное», – похолодел Ховрин.

Неделя прошла без происшествий. Погода наладилась, ни одного дождливого дня. В субботу с утра ездили с Катей Гарцевой в Солнечное – на залив. Деревья уже подернулись зеленым дымом. Было очень ветрено. Штормило. Вода в заливе была мутной и коричневой. Прошлогодний желтый тростник шелестел на ветру. Катя озябла, нахохлилась. Кое-как разожгли мангал, пожарили шашлыки. Сразу стало веселее. В машине от солнца и ветра лица горели.

Днем сходили в кино, посмотрели новый фильм про вампиров. Катя ахала, закрывала глаза, Ховрин плевался:

– Ерунда все это: в наши времена стакан крови всегда можно купить, если уж так приперло. Народ живет бедно. Есть масса желающих сдать ее за деньги. А так насосешься у спидоносца и кердык тебе, хоть ты и вампир…

Потом Ховрин отвез Катю домой. Было уже около шести.

Вечером же собирались пойти в клуб. В восемь Ховрин зашел за Лерой. Сидел в комнате на диване, ждал. Лера куда-то надолго пропала. Видимо плескалась в душе и красилась. Вдруг в комнату стремительно вошла ее сестра-восьмиклассница Ксюша. Она была одета как-то слишком по-взрослому и в косметике, с ярко накрашенными губами, с таким же красным маникюром. Груди ее как-то уж слишком торчали – ваты, что ли, насовала в лифчик? Она сделала Ховрину глазки, потом села рядом, коснулась колена.

– Молодой человек, не желаете ли развлечься?

Глаза ее были испуганные и напряженные, зрачки широкие, ее заметно потряхивало.

– Ты чего? – ужаснулся Ховрин. – Выпила что ли?

– Трахни меня! Если откажешься, я скажу, что ты меня домогался, а я – несовершеннолетняя!

Она потянулась расстегивать ему молнию на джинсах. Завязалась борьба, в итоге которой Ховрин все-таки оказался на ней, видел очень близко эти полуоткрытые губы, трепетные ресницы. Вдруг она содрогнулась, прошептала:

– Я кончила. Так хорошо. Кайф! – И выскользнула из-под него.

Потом ушла, клюнув Ховрина в губы, измазав помадой и оставив его в полном ошеломлении. Вспомнились слова Валерия Константиновича, Катиного отчима: «Школота совсем оборзела!» Это еще, считай, пронесло. Можно было здорово влипнуть. Ей бы поверили. Без косметики она выглядела просто как ангел во плоти – воплощение невинности.

Тут же вспомнил, что одна шальная девчонка из параллельного класса решила так же шантажировать учителя математики, чтобы поставил ей за год хотя бы «четверку». Наглая была и кто-то наверняка подучил. Явилась ему в кабинет, мини-юбка, трусиков не надела, так и сидит. Все видно. Говорит ему: «Сансаныч, я в вашей математике ничего не понимаю и вряд ли когда-нибудь чего-нибудь пойму, но мне надо школу закончить, а деньги считать я умею. Поставьте мне четверку, пожалуйста. Чего вам стоит?». – Тот невозмутимо отвечает: «Да не поставлю я тебе четверку, Куликова, даже не проси – ты ж ничего не знаешь». – А под юбку ей даже и не смотрит. Та думает: «Ну, точно голубой, блядь, кто-то ведь намекал!» и говорит: «А я скажу, что вы до меня дотрагивались и требовали секс за отметку!» – А он: «Куликова, если бы ты только была первая! Вон у меня камера установлена как раз для таких случаев!» – Та, Саша Куликова, так и ушла, как говориться, не солоно хлебавши. Хотела подначить пацанов, чтобы математика отлупить, но никто на это не подписался – стремно.

Тут, наконец, вошла Лера.

– Ты чего такой взъерошенный?

– Задремал, – промямлил Ховрин. – Кошмар приснился.

После клуба он на такси отвез Леру домой. Потом пошел между гаражами и неожиданно попал на тусовку поддатых местных пацанов, как в кучу говна вляпался. Их оказалось как-то уж слишком много. Стая, или, точнее, кодла. Они посмотрели на Ховрина, как смотрят шакалы на возможную еду. Потом вдруг все разом ринулись на него. Образовалась куча-мала, что-то вроде сопящего, матерящегося шара, машущего внутри кулаками, впрочем, очень скоро эта куча начала распадаться на части: из нее выпадали отдельные бойцы, кто-то отходил, чаще просто отпадал и падал на землю. Один буквально вылетел, перевернулся через голову и спиной рухнул на асфальт. Другой парнишка, сплюнув кровью, вытащил из кармана стальной кастет с шипами, надел на пальцы, сильно размахнулся, чтобы ударить Ховрина, но промахнулся и попал своему же товарищу в висок. Тот без звука рухнул на дорогу. Кастетник бросился к нему со слезами:

– Блядь, Леха, извини! Я не хотел!

Лицо его выражало ужас и отчаянье.

Все оставшиеся на ногах обступили их, забыв про Ховрина, который тут же и свалил оттуда.

– Я не специально, бля буду! – оправдывался нечаянный убийца.

Сутками позже следователь допрашивал его в присутствии какой-то тетки из социальной службы:

– Зачем ты ударил Волохова кастетом в висок и тем причинил ему тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой смерть?

– Я не хотел, – мямлил убийца.

– Что значит «не хотел?» На записи с камеры четко видно, как ты достал кастет и ударил Волохова. Или ты другого кого-то хотел убить?

Следователь, просматривая ранее запись камеры видеонаблюдения двора, матерился про себя: имело место нападение уличной шпаны на прохожего, вероятно, спортсмена, и те вполне справедливо получили жесткий отпор. Он бы сам поставил «лайк» этому видеоролику, однако двое нападавших оказались в реанимации, один получил удар кастетом от своего и вскоре умер в институте нейрохирургии Поленова. На видео было четко видно, что «неустановленное лицо» в этом конфликте явно было право. Все тут было ясно. Однако нужно было сварганить внятную историю, закрыть дело. Как было квалифицировать: «неумышленное убийство»? Хотел убить одного, а убил другого?

Солнце заметно грело, искрилось в лужах, как сварка, так что приходилось щуриться. У кромки дороги еще кучковалась мерзлая грязь. От нее стекала почти черная вода.

Пока Катя занималась на своих языковых курсах в университете, Ховрин шатался по набережной Невы. К вечеру сильно похолодало, и со стороны залива поднялся сильный порывистый ветер. Ховрин съежился, втянул голову в плечи. Веселой шумной группой из дверей выбежали несколько девушек и парней. Ховрин вдруг тоже захотел учиться в Большом университете. Так же выбегать компанией на Неву. А до армии оставался месяц.

Подошла Катя. Навалилась грудью на гранитный парапет рядом с Ховриным, глубоко вдохнула холодный воздух:

– Красота! Даже жалко будет уезжать!

– Ладно тебе. В Лондоне тоже, наверно, здорово! Там тоже есть река.

– Темза. Может быть. Я там еще не была.