Телохранитель

На субботу у Данилова была назначена встреча с неким господином Новиковым, крупным акционером СВЗ. Жил он в области. Ехать от города пришлось аж два часа. Выехали из Питера в восемь утра. Ехали втроем: Данилов, Максимов и Ховрин. Новиков жил в особняке размерами, пожалуй, не меньше, чем у Гарцева в Лисьем Носу, хотя и не такой большой территории. Ворота отъехали в сторону автоматически, в доме же дверь открыла уборщица, по виду уроженка Средней Азии, в синем фартуке и желтых резиновых перчатках. Увидев Максимова, она отчего-то сильно перепугалась, опустила глаза и тут же юркнула в подсобку.

Зашли в гостиную. Данилов с Максимовым уселись кресла, а Ховрин забрался повыше на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж коттеджа. Все наблюдал с высоты.

Наконец, откуда-то из глубины дома появился сам Новиков. Это был мужчина обычной российской наружности лет пятидесяти, немного полноватый, отекший и помятый со сна. За ним шлейфом тянулся запах свежего говнеца. Он сам это почувствовал и пошел открывать окно.

– Душно что-то! Извините, я на минуту.

И вышел.

– Чем человек старше, тем у него вонючее говно! – не удержавшись, прокаркал Ховрин со своего насеста. – Говорят, от начавшегося уже при жизни разложения тела.

– Фигня. У детей говно тоже здорово воняет, и даже у самых маленьких! Тоже мне специалист по говну, – хмыкнул Данилов.

Максимов поерзал в кресле:

– А я бы тоже посрал.

Переговоры вел Данилов уже в кабинете. Ховрин с Максимовым ждали в гостиной. Другая девушка из прислуги принесла чай и печенье.

Ждать пришлось примерно час.

А в воскресенье вечером Ховрин познакомился с очень одинокой женщиной. Ее звали Ирина. Ей не везло в личной жизни, и она считала, что над ней давлеет проклятие безбрачия.

За два часа назад до этого она с новым другом Вадимом сидела в кафе – у большого окна. За толстым стеклом ветер с залива мотал голыми ветками росшего напротив окна дерева, хлопал козырьком навеса. А в самом кафе было тепло и уютно, даже легкий запах табачного дыма – где-то тайком курили – совершенно не раздражал. Сделали заказ. Сразу очень быстро принесли чай – целый большой чайник. Тут же и разлили по чашкам. Она держала чашку обеими руками, отогревала пальцы. Сначала мило беседовали обо всем и ни о чем. Потом разговор перешел на то, что было раньше, про детские воспоминания, школу, институт. Вспоминали забавные истории, много смеялись. Спрашивал в основном он, она отвечала. Вскользь коснулось и парня, которого когда-то любила. Расстались с ним уже с года два, она Вадиму раньше про него ничего не говорила. После этого спала с мужчинами всего-то раза три-четыре: после вечеринок и клубов кто-то, случалось, и прилеплялся. Говорили, казалось, ни о чем. И вдруг она почувствовала, что разговор приобретает какой-то опасный оттенок, а в чем он состоит, понять пока не могла. Она словно ступила на минное поле и с ужасом ощутила, что остановиться не может и продолжает говорить, говорить, говорить… Наконец, приняла правильное решение: «Пойду, помою руки», – вышла в туалет, там посмотрела в зеркало. Что-то было не так, только что? Она взяла себя за горло, сдержала внезапно подступившее рыдание. Впрочем, далее все прошло очень мило. Он отвез ее к самому дому, там при прощании поцеловались в губы, но не взасос, на том и расстались. Было уже поздно. Завтра нужно было вставать в шесть, идти на работу. Подумала, встречался ли ей вообще когда-нибудь настоящий мужчина?

Впрочем, подвизался еще с год назад некий Рома. Что-то он там ей такое впаривал про свои чувства. Обычный мужской нудеж. У таких говорливых обычно член не очень стоит, они часто скорострелят, спешат. Она посмотрела на него со скукой, с трудом сдерживая зевоту. Подумала о том, что нужно купить по дороге домой что-нибудь из еды, чтобы накормить Вадика (жила тогда с ним, хотя тоже еще тот был придурок), и еще не забыть взять ему сигарет. Он уже по этому поводу два раза звонил – напоминал. Она даже сделала шариковой ручкой точку-памятку на запястье – чтобы уж точно не забыть. Рому слушала в пол уха. Он это заметил, насупился:

– Я понял, что ты меня не любишь. Ладно, переживу. Пока. – Его голос все-таки дрогнул. Встал и ушел. Больше его не видела, забыла напрочь, только сейчас и вспомнила.

А вот Михаил бы так не сказал, а молча повернул, нагнул бы на стол, задрал платье, стянул трусики и оприходовал тут же. Она бы осталась в слезах, но – счастливая.

И действительно был в ее жизни такой мужчина. Михаил. Даже жили вместе с полгода. Целый кусок жизни, ни на что непохожий. Иногда теперь думала: с ней ли это было вообще. Она ничего не знала о нем. Он появился ниоткуда и также ушел вникуда. Вдруг исчез с концами – якобы новая командировка. Он мог быть кем угодно. Но точно был на войне. Неизвестно только, на какой. У него на плече была военная татуировка. Она видела ее много раз, – у самых своих глаз, когда спала на его плече, но теперь не могла вспомнить, что там было изображено. Так если бы в ее жизнь пришел ветер, шторм, необычный период перемен. Все в это время было другим, как бывает во сне. Что от него осталось в жизни? Ребенка не осталось – она тогда принимала противозачаточные таблетки. Хотя ребенок получился бы хороший.

Михаил… Он не дергался во сне, не бредил, всегда был в хорошем настроении, будто находился в отпуске на курорте. Она видела только его заграничный паспорт. По нему ведь ничего не поймешь: женат или не женат. И боялась спросить об этом. Обычно мужчины врут, типа: конечно, женат, но с женой давно не живу, собираюсь разводиться. Одна подруга так жила с мужчиной уже лет пять – они встречались по выходным, редко по будням. Он никогда не оставался у нее на ночь – до утра, и она не знала как это: проснуться рядом с любимым утром, спросонья заняться любовью, позавтракать в постели и поспать еще часок.

А Михаил однажды ушел, исчез, забрав этот ветер из ее души. И после него все другие долго казались ей не совсем мужчинами. А с ним она была просто самкой, женщиной в чистом виде. Он мог ее оттрахать где угодно, например, в переодевальной кабинке у пляжа, и ей это не было обидно. Он уехал, а она постепенно начала отвыкать от него, с трудом возвращаться в обычную жизнь. С удивлением узнавала, что за это время многое вокруг поменялось. Поплакала, конечно. Смочила подушку.

Однажды в феврале посреди ночи вдруг зазвонил телефон. Она увидела на дисплее «Миша» и, пока подносила к уху трубку, промелькнул целый рой мыслей: приехал, что делать, что надеть, надо бы постричься, побрить ноги и еще кое-где, сделать маникюр, и еще много-много чего. И целый салют внутри уже взорвался.

– Алё?

И вдруг незнакомый хриплый низкий голос (еще мелькнула мысль: это бомж нашел Мишин телефон и хочет за него выкуп) спросил:

– Ирина?

– Да, это я.

Затаила дыхание.

– Мы хотели вам сообщить, что Михаила убили.

– Когда? – только и смогла выдавить она, ничего не понимая.

– Только что, – прохрипел голос, словно прокрутился заржавелый механизм.

– Как это?

– Танк выстрелил по блокпосту, его и убило сразу осколком в голову наповал. Он просил вам сообщить, если с ним что-то случится.

Были слышны отдаленные звуки боя. И тут телефон отключился. Она сразу же набрала номер, но телефон уже был выключен. До утра не могла уснуть.

«Проклятое, проклятое Дебальцево» – почему-то весь следующий день крутилось у нее в голове. Откуда-то из новостей, наверно, выплеснулось и накрепко засело. Может, и ни причем было это самое Дебальцево. И где это вообще?

Но и Михаил стал постепенно забываться, как сон. Надо было жить дальше.

Намечались и определялись кое-какие флюиды. Был на работе некий мужчина по фамилии Мухин, тридцать лет, неженат, симпатичный, но как-то уж слишком робок, при встрече кивали друг другу, на корпоративе станцевали длинный медленный танец. А дальше – все, как-то заглохло. Однажды с работы нужно было перевезти одну вещь – тяжелый пакет с книгами. Мухин положил его к себе в багажник, взял адрес, сказал, что завезет. Тут же подумала, что это шанс. Что надеть? Что-нибудь эротичное. Но – ужас! – вдруг напрочь забыла, что он должен приехать в субботу в десять утра.

В ту пятницу по традиции сходили с подругами в «Пиварню», очень хорошо там посидели, поплясали, немного выпили. Там же к ней прилип симпатичный парнишка, решила с ним переспать, подумала: «Надо бы для здоровья – давно секса не было». Пришли домой уже под утро и в десять еще спали, когда раздался звонок в дверь. Она, зевая, шаркая, на ходу надевая шлепанцы, и запахивая халат одновременно, пошла открывать, почему-то уверенная, что это соседка. Но это был Мухин с пакетом в руке, с цветами, радостный и румяный с мороза. Она просто онемела, лихорадочно думая, что же делать, но с бодуна не могла сообразить. Тут увидела его напряженный взгляд куда-то за себя. Обернулась. Оказалось, парниша вышел из комнаты абсолютным голяком и прошлепал босыми ногами в туалет, что-то мыкнув и вяло махнув им рукой.

Возникла неловкая пауза. Оторопевший Мухин только и смог выдавить: «Ладно. Извини. Вот ведь…» и вышел, понурившись, простучал каблуками по ступенькам. Она захлопнула дверь. Букет цветов в руке холодил ладонь, рефлекторно его понюхала. Розы пахли розами. Раздался шум спускаемой воды. Парнишка (Гера, что ли?) прошлепал назад в кровать – досыпать.

В понедельник она хотела извиниться перед Мухиным, но Мухин извинился сам, не глядя ей в глаза, а шаря ими будто что-то выискивая на полу:

– Извини, я не знал, что ты будешь не одна. Кстати, я тебе звонил, ты телефон не брала.

Телефон был забыт в сумочке в прихожей, завален помадами, пудреницей, салфетками и прочей женской дребеденью.

– Еще раз извини. – Он сделал паузу. – Не знал, что ты с кем-то живешь. Могла бы и предупредить, а то неудобно получилось. Не обижайся, я вообще-то по-серьезному хотел к тебе подкатиться: типа могли бы пожениться и все такое! Но оказалось, тебя уже прибрали – мне не повезло! – он криво усмехнулся.

Сказать ему, что это был совершенно случайный парень, приклеившийся по пьянке для чистого траха, не повернулся язык.

Она так и не нашлась, что и сказать. Тут, как ни скажешь, все будет не так. Поэтому промолчала, чуть покраснев, потупив взор и пожав плечами.

– Ладно, пока, еще раз извини, – сказал Мухин.

Улыбнулся, но улыбка у него получилась кислая.

– Ты просто мне очень понравилась, а вообще-то я, если честно, жениться хочу. Надоело жить одному. У тебя подруги нет свободной?

Ответила после паузы:

– Есть одна хорошая девушка, свободная, хочешь, познакомлю?

– Симпатичная?

– Очень. Так что, познакомить?

Напряжение ситуации стало спадать. При этом у нее захватило дух. Оказалось, что мимоходом она сама пронеслась мимо своего важнейшего поворота в жизни и продолжала уноситься от него все дальше и дальше. Шанс устроить личную жизнь был просто колоссальный, если бы Мухин вдруг не приперся с этим дурацким пакетом. Впрочем, сама ведь ему назначила, намекнула, что готова для любви, и мистическим образом вдруг напрочь забыла об этом.