Телохранитель

Кревещук, между тем, продолжал скучным голосом:

– Гарцев, видимо, ведет какую-то свою игру по СВЗ, поскольку он и его люди не заинтересованы отдавать завод запросто так.

– Это понятно. Что ж, попытка не пытка. Я же считаю, что в данной ситуации десять миллионов долларов отступных для него – хорошая цена, тем более что можно вообще ничего не получить!

Впрочем, Гилинский и сам этому не верил.

Проходя мимо окна, он вдруг ощутил озноб. Быстро задернул штору: лазерная метка оптического прицела уже могла шарить по окнам. Подумал: «А ведь надо из Питера валить – и поскорее. В Москву! В Москву!» Была еще одна задумка, которую можно было реализовать будучи в Москве. Бросил молчаливому и мрачному Хрусталеву:

– Резервируй-ка нам, Сергей Иванович, места сегодня на вечерний «Сапсан»!

– И Полине Александровне тоже?

– Не знаю. Спроси ее.

Три дня спустя на базе в Лисьем Носу, казалось бы ни с того ни с сего, Данилов вдруг вспомнил про Гилинского:

– А ведь уехал наш господин Гилинский в Москву. Вот так. Вдруг сорвался и уехал. Говорят, у него есть странности. Например, он боится инфекции: всегда протирает спиртовой салфеткой приборы в ресторане, даже рулевое колесо, если сам садится вести машину.

– Это нормально. У всех есть свои фобии. Я, например, панически боюсь радиации, – сказал Максимов, сидевший за компьютером. – Если бы мне приказали тушить что-нибудь типа Чернобыля, я бы точно закосил. На войну – пожалуйста, но не в ад. Вот это без меня…

Ховрину странно было услышать, что Максимов вообще чего-то боится.

Потом Максимов вдруг осекся и сказал, не отрывая глаз от монитора:

– Тут пишут: Гилинский наш умер. В Москве. Этот самый. Александр Борисович. Председатель совета директоров финансовой группы «АСТ». Так и есть.

– Как это умер? – насторожился Данилов.

– Просто взял и умер. Молодой – всего сорок четыре года. Пишут, был абсолютно здоровый. Делал утреннюю пробежку по своему имению в Жуковке. И вдруг умер. Нашли прямо на дорожке. Сердце остановилось. Кошмар какой-то…

– Бывает. Самый опасный возраст для инфарктов: сорок два – сорок пять лет. Где-то читал. Токсикологическую экспертизу делать будут, – то ли спросил, то ли констатировал Данилов.

– Наверняка, – равнодушно сказал Максимов. – Все нужное будут делать. Человек богатый. Жрать надо меньше жирного…

Во вторник снова репетировали «Дилижансы». Ховрин эти репетиции не любил, поэтому заходить в здание Дома Творчества Юных не стал, а пришел к предполагаемому концу репетиции и ждал Катю на улице. Ждать пришлось довольно долго. Вдруг приспичило по нужде. Ховрин побежал за угол, где потемнее. Там с удовольствием бурно помочился. Неожиданно услышал рядом возбужденные голоса. Выглянул из своего темного убежища за угол. Там происходила какая-то школьная разборка: били какую-то девушку – может, не дала списать контрольную, а может и не так что-то сказала или чем-то не угодила. Участвовали пятеро: трое парней и две девушки. Одна из них и была заводилой – подзуживала: «Дай ей, дай, получи, сука!» Сама ударила девушку сначала в лицо, потом в живот. Жертва заплакала, закрыла лицо руками. Тут влез и парень. Причем девушка, которую били, была красивая, высокая, только как-то сутулилась. Ховрин оглянулся: из взрослых, если считать кому за восемнадцать лет, он был тут один, в голове же было вбито правило: взрослый должен вмешаться! А с какого возраста вообще начинается взрослость? Через пару месяцев он будет солдатом, настоящим взрослым. А сейчас он кто? Еще пацан? Смотреть, однако, на сцену избиения девушки было невыносимо. Теперь ее ударил уже парень, и девушка упала. Тогда Ховрин вышел из тени, подошел, сказал, как плюнул:

– Вообще оборзели?

Все замерли.

– Хули тебе надо? – ощерясь, сказал парень, только что ударивший девушку еще и ногой.

– Это моя подруга, и я щас вам за нее буду давать пизды! – прорычал Ховрин страшным голосом, отчеканивая каждое слово.

Тут же и получил довольно больно ногой в бедро от девчонки-заводилы, она же еще попыталась кулаком попасть ему в лицо, но угодила в подставленное плечо. Тут же и получила быструю «ответку» прямым в подбородок и, взбрыкнув ногами, улетела на газон. Парень принял боевую стойку, прищурился, поднял кулаки, но между кулаками у него была слишком широкая щель. Ховрин ударил туда ногой и легко пробил защиту. Парень, однако, не упал, а только сделал два шага назад, зашатался, из носа и губ у него обильно потекла кровь. Он зашмыгал носом, протер его кулаком и выпачкался еще сильнее. Ховрин подождал, что тот будет делать дальше. Парень сделал шаг вперед, получил еще один удар ногой в ухо и сразу упал. Девчонка-заводила, раскинув руки, лежала на газоне, подруга ее тормошила. Их жертва стояла на коленях, закрыв руками лицо и сотрясаясь от рыданий. Ховрин подошел к ней, потормошил за плечо:

– Эй! Все нормально? Дай руку! Вставай!

Девушка поднялась. Коленки ее были в грязи, колготки порваны. Она одернула платье.

Парень все еще не мог прийти в себя. Еще двое из компании просто смотрели, не решаясь что-либо делать. Ховрин подождал еще немного:

– Ну? Есть желающие? Давай! Нет? Если еще кто-нибудь хоть раз ее тронет, я вас всех отмудохаю так, что будете долго лежать в больнице. Я обещаю. Просто дотронетесь до нее – и вам конец! Всех урою! Эй, подруга, ты слышала? – обратился он к девушке, тормошившей нокаутированную. – Передай ей – ноги и руки сломаю нахер и зубы выбью, если еще повторится! Пошли! – Это он сказал все еще всхлипывающей жертве.

Вид у нее был жалкий, красные от слез глаза и чуть припухший нос. И еще от нее буквально пахло страхом. Страх имел запах старой мочалки и грязных трусов. Это было вполне возможно, потому страх – химическая реакция, при нем выделяется очень вонючий пот, а иногда человек писается.

Они вышли на улицу.

– За что они тебя? – спросил Ховрин.

И тут догадка его подтвердилась.

– Списать контрольную не дала, они считают, что задаюсь, – пролепетала девушка. Она сутулилась, старалась казаться ниже.

– Из твоего класса?

– Оля – да! С ней все будет в порядке?

– Наверно, – равнодушно бросил Ховрин. – А парень кто?

– Из параллельного. Ее парень. Он – главный школьный хулиган.

– Они вместе спят?

– Наверно. Они все в этой компашке спят друг с другом. Меня тоже хотели втянуть, но я отказалась, и они меня возненавидели: мол, зазнаюсь. Оля у нас в классе самая крутая.

– Да ты просто в сто раз ее лучше и красивее, поэтому она тебя и ненавидит. Или отчего-то неравнодушна к тебе? Она что – лесбиянка?

– Нет, она спит с парнями.

– Может, скрытая или стесняется? Хочет тебя? Матери будешь говорить?

– Нет.

– Зря, она обязательно устроила бы скандал.

– Последний год остался, школе скандал не нужен. И я тоже не хочу!

Слезы на ее щеках уже начали просыхать.

– Короче, я все заснял на телефон, если потребуется – дам запись! – Ховрин помахал мобильником.

– Сотри, пожалуйста, сотри! – взмолилась она, даже руки сложила ладошками.

– Ладно. Запиши мой телефон. Скажи им, что я твой парень. Если они захотят забить со мной стрелку, дай им этот номер. И ничего не бойся. Посылай их подальше и сразу звони мне. Тебя как зовут-то?

– Маша.