Завещание Петра Великого

Тот перво-наперво заложил на берегу Волги верфь, куда сплавом начал доставлять корабельный лес. Первоначально строили примитивные расшивы и гортгоуты. Когда же подъехали из Петербурга посланные царем опытные корабельные мастера, то начали спускать на воду более серьезные галеры-скампавеи.

Помимо этого, поручил Петр Кудрявцеву заготовить в Казани 15 тысяч пудов соленой свинины и баранины. Для этого начали сгонять скот. Заработали скотобойни. Одновременно двинулись вдоль Волги на юг солдатские батальоны и казачьи сотни.

Первое плавание по Каспийскому морю должно было носить характер разведывательный. Предполагалось создать одну, а если повезет – и несколько небольших крепостей для будущей экспедиции.

К осени нужные суда были построены, загружены припасами и готовы к отплытию. Никита Кудрявцев, будучи человеком разумным и опытным, от осеннего плавания Бековича отговаривал:

– Зачем тебе, Александр Джамбулатович, нынче в море Каспийское соваться? Там теперь такие ветра дуют, что вмиг все перетопят. Не лучше ли до весны на астраханских харчах отсидеться, а там уже поднимать паруса!

На это Бекович был непреклонен:

– У меня указ царский, и я его исполнить должен!

– Ну, дело, конечно, ваше, военное! – уныло качал головой Кудрявцев. – Так что помогай вам Господь!

* * *

Утром 28 октября 1714 года, отслужив в Свято-Троицком соборе, что на территории кремля, прощальный молебен, флотилия во главе с Бековичем-Черкасским вышла из Астрахани. В данном случае пригодились морские знания кабардинского князя, которым тот обучался в Голландии. И хотя, как мы знаем, особых успехов в них он не достиг, но кое-какое представление о делах морских все же получил, а это куда лучше, чем ничего.

Плавание виделось Бековичу не слишком сложным, и настроение было поэтому преотличным. Сидя в кресле на палубе передовой скампавеи, напевал князь свои заунывные черкесские песни да жевал водный орех-чилим.

В дельте, в отличие от самой Волги, вода была почти прозрачной. Было видно, как у борта ходят рыбьи косяки, хоть рукой черпай! Берега сплошь в непролазных камышах. Суда держали указанный ордер, да и погода благоприятствовала.

Ближайшей задачей было достижение мыса Тупкараган, вдававшегося в Каспийское море к востоку от дельты Волги. С северной стороны мыс омывал залив, принимающий в себя реки Яик и Эмба. На мысе предполагалось построить первую крепостицу, которая стала бы одним из опорных пунктов в будущем продвижении на юг Каспия.

Но хорошая погода, как и предупреждали, продержалась недолго – налетели сильные ветры, и сразу резко похолодало. Море от Волги до Яика вдоль берега в какие-то пару дней забило ледяными полями. Плыть стало не только тяжело, но и опасно. Не обошлось без потерь. Три судна с провиантом затерло в устье Яика, а еще два – в устье Терека. Из-за этого флотилия не смогла дойти даже до Гурьева. Поэтому уже 3 декабря 1714 года пришлось вернуться обратно в Астрахань.

– По морям плавать, не по горам на ишаках скакать! – злорадно констатировал неудачу Бековича в Казани Никита Кудрявцев. – Впредь будет умных людей слушать!

Под «умным человеком» вице-губернатор подразумевал, разумеется, себя.

А удрученный первой неудачей Бекович-Черкасский засел за отчеты и составление денежных ведомостей. При всей его ненависти к казенным бумагам пришлось князю выслушивать казначеев и соответствующие бумаги подписывать. Как выяснилось, неудачно плавание обошлось русской казне 34 924 рубля. За неудачу и такие траты в те годы можно было не только должности лишиться, но и тростью царской по спине огрести. Однако волновался Бекович напрасно. Петр никаких упреков ему за неудачное плавание не высказал. Бумаги отчетные прочитав, царь сказал просто:

– Большое дело начинаем, посему и потери немалые. Пусть получше готовиться к новому плаванию.

Что ж, в данном случае царь поступил разумно, ведь в столь новом и нелегком деле, которое затевалось на Каспии, издержки и временные неудачи действительно были неизбежны, главное, чтобы все поставленные задачи были решены в итоге.

Обер-коменданту Чирикову отныне было велено царем «чинить отправление во всем, чего он будет требовать, без всякого задержания».

Кроме всего прочего, к Бековичу был послан мастер горного дела немец Блюгер, который должен был, в случае необходимости, изменить русло Амударьи, когда флотилия ее устья достигнет. К немалому удивлению астраханских офицеров, основательный Блюгер привез с собой здоровенный сундук – для будущего золота…

Остаток осени, зима и начало весны прошли в приготовлениях к новому плаванию. Бекович все больше входя во вкус своих полномочий, присоединил к себе помимо всех прочих войск пять сотен яицких казаков с атаманом Зиновием Михайловым и сотню донцов с атаманом Иваном Котельниковым. Решение было весьма разумным – лишних казаков в дальних и рискованных мероприятиях никогда не бывает.

Перед самым выходом в новое плавание к Бековичу заявилась делегация мангышлакских туркмен, которые дружно подтвердили возможность поворота основного русла Амударьи в Каспийское море.

– Сколько мороки с сей рекой, голова ломится! – сокрушался князь. – А ежели найдем там золото, то и вообще спать не придется!

* * *

Весной 1715 года Бекович на трех судах отправился в новое плавание вдоль восточного берега Каспийского моря с изыскательными целями. Дойдя до мыса Тупкараган на полуострове Мангышлак, он высадился и установил контакт с местным населением, причем назвавшись своим мусульманским именем Девлет-Гирей (буквально – «покоритель земель»), чем расположил к себе местных туркмен. Последние опять же утверждали, что у Амударьи действительно есть старое русло и, чтобы вернуть ее в него, достаточно прокопать канал в полтора десятка верст. На этом цель плавания Бекович посчитал достигнутой и повернул на Астрахань.

– Теперь у меня есть чем доложиться государю. Осталось лишь, подготовившись, двинуться в пески, чтобы сыскать новое течение и новое устье! – объявил он.

Вернувшись в Астрахань, Бекович хотел было той же осенью снова направиться на восток Каспия, чтобы заложить там крепостицу, но уже не успел. Ранняя зима и ледовые поля вдоль берегов вновь не позволили добраться даже до Гурьева. Потеряв во льдах пару лодок, князь вернулся в Астрахань. Царю Бекович отписал, что им завершено изготовление карты Каспийского моря и разведан путь к восточному берегу каспийскому. Получив отчет, царь остался довольным.

– Очередному большому делу пусть маленький, но первый зачин сделан! – выразился, по своему обыкновению, лаконично. – На следующий год продолжим! Самого же Бековича ко мне вызвать, чтобы я ему новые задачи поставил.

Что же, касательно привезенной Бековичем первой каспийской карты, то она надолго заняла место на рабочем столе царя…

* * *

Ну а что делает оставленный нами в петербургском трактире подштурман Сашка Кожин? Оказывается, и он без дела не сидел. Покутив с дружками в «Астерии» и посетив матушку в Весьегонском уезде (где едва избегнул женитьбы на дочке соседского помещика Пипина), отправился Кожин на утлом боте вдоль шхер финских составлять карты и лоции. Все лето наносил на кроки берега да мерил лотом глубины прибрежные. Не раз пришлось и со шведами столкнуться. Было дело и до абордажа дошло, но смогли отбиться и в море уйти. За зиму вычертил подштурман карту от Выборгского залива до города Борго. Чтобы карта была красивее, Кожин ее, для пущей важности, китами с фонтанами разрисовал. Изделие подштурманское лично оценивал сам генерал-адмирал Апраксин. Карта Апраксину понравилось, но, увидев китов, нахмурился.

– А сии чудо-юдо тут к чему?

– Для красоты, ваше сиятельство, чтобы, так сказать, путь в окианы нам указывать! – пояснил глубокий смысл своего творчества подштурман.

Апраксин придумку не оценил:

– Какие тут к черту окияны, когда нам еще море Балтическое довоевывать надо!

Хотел было Кожин сказать генерал-адмиралу, что мечтать об окиянах никогда не зазорно, но сдержался.

Апраксин меж тем, глаза щуря, карту просмотрел и свой вердикт вынес:

– Творение твое лично государю покажу, коль понравится, будем печатать для капитанов! А ты покуда иди и отдыхай от трудов праведных.

Петру карта кожинская тоже пришлась по нраву, причем, в отличие от Апраксина, понравились и киты с фонтанами.

– Ишь ты, – сказал, – кто к нам в теснины балтийские пожаловал. Что ж, придет время, и мы к левиафанам сами наведаемся.

Подштурмана же Кожина за отличную службу велел царь произвести в чин флотского поручика.

Что ж, пока у Сашки Кожина все идет неплохо. Пусть он отдохнет пока от забот навигацких, ибо скоро предстоят новоиспеченному поручику дела поистине великие.

Глава третья

В 1716 году царь Петр решил поехать за границу. Во-первых, следовало осмотреть стоявшие в Померании и Мекленбурге войска, а во-вторых, поприсутствовать на свадьбе племянницы Екатерины Иоанновны с герцогом Карлом Мекленбург-Шверинским в Данциге, что имело значение политическое. Дорогой в Данциг Петр на неделю задержался в Либаве. Там среди старых лип и песчаных дюн он должен был принять ряд важных решений.

Меж тем с докладом Петру о результатах похода к восточным берегам Каспийского моря уже спешил капитан-поручик князь Бекович-Черкасский. В Москве он узнал, что царь отправился с вояжем в Европу и какое-то время должен быть в Риге. Однако в Риге царя Бекович уже не застал и смог догнать его только в Либаве.

С утра 25 февраля 1716 года Петр осмотрел стоявшие в Либавском порту российские корабли, а после сытного обеда с кровяной колбасой, миногами и тминным сыром в доме купца Стендера принял в присутствии государственного канцлера Головкина и командира преображенцев князя Долгорукого прискакавшего Бековича.

Вначале Петр внимательно расспросил обо всех обстоятельствах плавания по Каспию, о трудностях, лично просмотрел составленные бумаги и карты. Похвалил. Затем перешел к вопросам насущным. Задачи ставил, как всегда, быстро и конкретно:

– Ты, князь, начал неплохо, но это лишь орешки, теперь поговорим о будущих ягодках. Итак, достигнув нового русла реки Оксус, или, по-местному, Амударьи, оценишь, нет ли возможности перевести его в старое, затем поставь крепостцу на старом русле реки, где она впадала в Каспийское море. После чего склони хана хивинского к верности и подданству российскому и проси его послать своих людей вверх по Сырдарье, ранее называвшейся Сейхуном, до Эркети-городка для «осмотрения» в тех краях золота. На первые расходы даю тебе пять тысяч рублей.

Гордый вниманием царя и столь высоким назначением, Бекович-Черкасский вскричал с акцентом кавказским: