Пляски розовой лошади

– И хотя это была красивая лошадка, о-очень красивая лошадка… Она все равно мечтала стать человеком… И эта ма-а-аленькая лошадка шла к своей цели долго и упорно, преодолевая страхи, обходя стороной негодяев…

«Многих обошел?»

Ему показалось, что это донеслось из толпы. Он встрепенулся и испуганно оглядел придворных. Все молчали и смотрели на него, ожидая продолжения речи.

«Наверное, показалось», – подумал Авнозар, однако все же решил момент с негодяями осветить подробнее:

– Конечно, с некоторыми из них пришлось столкнуться лицом к лицу…

«И не только к лицу», – снова услышал он голос из толпы.

– Кто это сказал? – спросил он испуганно.

– Дорогой, не обращай внимания! – сказала Дора. – Продолжай свою речь! Мы в восторге от твоего ораторства!

– От ораторства? – спросил Авнозар.

– Ну конечно! Конечно! – восторженно подтвердила Дора.

– Да! Да! – поддержала ее толпа. – Великий оратор! Великий! Мастер слова!

– Ну, раз так, – сказал Авнозар, когда публика поутихла, – я продолжу…

Он ощутил прилив невероятной гордости, а потому выпрямился, задрал подбородок и посмотрел на окружающих сверху вниз.

– И вот благодаря упорному труду и терпению ма-а-аленькая лошадка однажды стала человеком… Сбылась ее мечта! Мечта, которая не должна была остаться мечтой! Мечта, которой суждено было сбыться!

Он призадумался и резюмировал:

– Так выпьем же за то… за то… В общем, за розовых лошадей! Ура!

Толпа стояла молча. Дора сначала с удивлением посмотрела на него, но потом подняла бокал и сказала громко:

– Гениальный тост! Мой муж – гений!

«Запрягайте розовую лошадь!» – донеслось из толпы.

Авнозар стал озираться. Никто не подал виду, будто что-либо слышал. «Может, опять показалось», – подумал он.

Дора, с гордостью глядя на Авнозара, выпила все до дна и сказала: «Пошли, муж мой! Нам пора в постель!», после чего сразу направилась к выходу. Придворные расступились, пропуская молодых. Уже перед дверями Дора подняла руку вверх и, не оборачиваясь, громко сказала:

– Гуляйте, господа!

– Ура! – услышала она за спиной.

Лакеи распахнули двери, и Дора с Авнозаром вышли.

Двери закрылись.

Конец седьмой главы

Набрав холодной воды, Проторгуев стал лить ее на голову доктору Дудину и хлестать его руками по щекам, пока тот не очнулся.

– Что?.. Что случилось? – растерянно спросил доктор, озираясь.

– Посмотри, что с теми, – скомандовал Проторгуев, указав на Заброшенного и Конюхова.

Вставая со стула, Дудин увидел Капитана Назарова и Госпожу Назарову и ужаснулся:

– Господи боже…

– Хорош разглядывать этих кретинов! – заорал Проторгуев. – Проверь тех!

Сам он в это время пытался привести в чувство Судьбоносного тем же способом, который был эффективен в отношении Дудина: поливал холодной водой и хлопал по щекам.

– Да-да… – сказал Дудин и сел на пол рядом с Заброшенным.

Тут он заметил, что его собственная рука в крови и со следами от уколов.

– Это еще что?.. – спросил он.

– Повезло тебе, что ты нарколыга, – сказал Проторгуев. – Этот хрен вены у тебя не нашел… А то бы щас валялся рядом с этими двумя…

– Не нарколыга я, – смутился Дудин.

– Ладно, рассказывай!.. – ответил Проторгуев. – С этими что?

– Заброшенный – труп… – сказал Дудин. – И Конюхов тоже, – добавил он через несколько секунд.

– Я тебя на куски порежу, – пообещал Проторгуев Капитану Назарову, перейдя от выходящего из транса Судьбоносного к Блоку.

В ответ раздалось мычание.

– Помоги с остальными, – обратился он к Дудину.

Доктор поднялся с пола и пошел оживлять Фридмана.

Через несколько минут Судьбоносный, Блок, Фридман, Проторгуев и Дудин сидели на стульях и молча глядели на связанных Капитана Назарова и его жену. Трупы Заброшенного и Конюхова отнесли в другой конец комнаты и накрыли чистыми скатертями, которые нашли тут же, в ящике с хозяйственными принадлежностями.

Молчание было тяжелым. Никто не хотел говорить. Не до конца еще прошел алкогольный хмель. Головы были тяжелы от гипноза и страшно болели. Мысли путались. Не вполне осознавался весь ужас произошедшего, и каждый в глубине души понимал, что все ощущение моральной тяжести – только впереди, после отрезвления и полного осознания. Делать, однако, что-то нужно было уже сейчас. Первым спросил Проторгуев:

– Ну, что дальше?

– Не знаю, – сказал Судьбоносный.

– Если мы сейчас, за три минуты, не решим, как поступить с этими уродами, я ему для начала яйца отрежу, – сказал Проторгуев.

По поводу своей реплики он услышал яростное мычание и стук.