Конфликт

С залива наползал ощутимый туманчик, было свежо. Неподалеку таяли в молочных струях фантастические очертания огромных шпангоутов, ломаных мачт, полуразрушенных корпусов. Алекс выпрыгнул на мелкую гальку, прислушался. Лениво шлепали мелкие волны, визгливо орали какие-то морские птицы.

Невыспавшийся и поэтому хмурый О’Ливи, отчаянно зевая, пробурчал:

– Не забывай регулярно выходить на связь. Я буду там, – показал на невидимый в тумане холм, – если понадоблюсь, свистни. Пока, до связи.

Он захлопнул люк, серо-желтая чечевица глайдера подпрыгнула и заложила такой вираж, что застонал вспоротый воздух, закружились следом туманные вихри.

Алекс забросил за плечо сумку с барахлишком и бодро зашагал по заскрипевшей гальке к кладбищу. Чувствовал он себя на редкость хорошо, словно в далеком детстве отправлялся в соседнюю деревню: красненькие черепичные крыши, цветочные бордюрчики на дубовых дверях с сияющими медными ручками, газончики, светящиеся нежной зеленью – их всегда хотелось погладить. Толпы туристов на аккуратных улочках, выложенных узорчатой плиткой, заманчивый треск, грохот и музыка луна-парка на деревенской площади. Все обещало радостные приключения и всякие невероятные вещи.

– Гляди, Арко, вот так пугало! Что на нем за тряпье? А на ухе – украшение или амулет? Смотри-ка, от уха дужка, а перед ртом на ней камешек что-ли. А может зерно? Браслетик богатый, чистое золото. И камешек на пальце – я таких не видывал. Ах, жалко, хозяин с нами. Сейчас бы зайти тихонько сзади, да шестопером по макушке. Камень на шею – и концы в воду. Ох, пожили бы!

– Тихо ты, Огрызок. Распустил язык, не ровен час, услышит кто. А у хозяина глазки забегали, видать тоже что-то присмотрел себе. Великий Кумат, – здоровенный бугай Арко набожно подкатил черносливины глаз, – грех, грех такого птенчика не ощипать. Вот ведь дурак, без всякой охраны, без рабов – сам просится в руки.

Крепко стоял на волосатых кривых ногах, обутых в новехонькие сандалии, уважаемый и влиятельный человек Фату. Дорогой шерстяной хитон обтягивал его толстый сытый живот – признак большого достатка. На шее массивная золотая цепь, пальцы унизаны перстнями. Жалкие остатки курчавой шевелюры и черная борода обильно смазаны фруктовым маслом. С ним три человека охраны, людей верных, тертых, побывавших не в одной потасовке. Богат, богат был Фату, бывший раб, вольноотпущенник, с потрохами купивший собственного господина, а ныне купец – солидный, важный, заседавший в купеческой троме. Никто, никто не знал, что его людишки промышляют грабежом, воровством, опаивают в кабаках моряков и продают их в рабство. Хе-хе, нельзя пренебрегать в этой жизни ни единым грошиком. Сколько уж лет прожил Фату, а за всю жизнь не нашел на земле ни единой монетки. Самому, самому надо добывать их.

Вот, пожалуйста, какой щенок стоит: светловолосый красавчик, широкий в плечах, тонкий в талии, как южная девушка и мускулистый, как молодой бог. За такого любая богатая женщина никаких денег не пожалеет. Надо бы проследить за этим мальчиком, жалко нельзя сейчас им заняться – народу многовато для такого дела.

Что там его золотые цацки, их у Фату полным-полно, а вот ножичек у этого мальчишки очень и очень стоящий. Надо бы взглянуть на клинок, похоже эта штучка стоит побольше самого хозяина.

Фату льстиво обратился к светловолосому:

– Позволь, незнакомец, взглянуть на клинок твоего ножа. Я большой любитель оружия, но такого еще не видывал.

Светловолосый, снисходительно улыбнувшись, вынул нож из ножен и протянул рукояткой вперед Фату.

Ах, ах, необыкновенной формы и белого металла лезвие матово светилось, узкая отточенная полоска сияла, как зеркало. А по обуху двойная пилка, режущая кость, как масло. Рукоятка черная, рубчатая, сделана по форме руки – невиданное оружие. Фату был сражен наповал, ощутив в руках нож, он пошел напролом и сказал высокомерно:

– Варвар, ты его украл, я обязан сдать тебя портовой страже. А попав к ней, ты лишишься не только ножа. Так что выбирай, или ты вернешь украденное, или сядешь в колодки, и тебя будут бить плетью.

Щенок засмеялся, и не успел Фату ничего понять, как нож опять был в руках у него. Вложив его в ножны, он весело сказал:

– Эта игрушка не для тебя, купец. Тем более, ее нельзя давать в руки бывшим рабам. Ты ведь бывший раб, верно? Втихаря разбойничал, ссужал деньги своему господину. Потом, когда он у тебя был на крючке, ты вынудил его дать тебе вольную и стал купцом, богатым и уважаемым человеком. Но грязных занятий своих не бросил, и сейчас твои людишки занимаются разбоем, так ведь?

А вот это были уже не шуточки, это было опасно. Не за речи, за намеки о тайных делах Фату, многие отправились с камнем на шее на дно морское. Со щенком нужно было кончать немедленно. Фату зарычал:

– Арко, Лен, Огрызок, взять его!

Арко радостно засмеялся, выдергивая из чехла шестопер и продевая огромную лапу в ременную петлю. Поводя плечами, лениво двинулся к светловолосому – «наш браслетик, наш, гульнем с Огрызком»…

Здоровенный мускулистый увалень надвигался на Алекса, двое других, помельче, заходили с разных сторон. Ему, вдруг, стало неожиданно весело и легко на душе: половинки огромной муфты, щелкнув, наконец, совместились. Она заревела, набирая обороты, закручивая вокруг себя воздух. Наконец-то он почувствовал себя сильным, эти люди были полностью в его власти. Они угрожали его жизни, и с ними нужно было разделаться беспощадно. Он остановил увальня жестом и, подняв указательный палец правой руки, спросил:

– Ты видишь это?

– Вижу, вижу и сейчас оторву его вместе с рукой, – Арко резко крутанул шестопер на ременной петле вокруг руки и ловко поймал его, делая шаг вперед.

Мгновенный выпад не заметил, кажется, даже сам Алекс. Палец погрузился в ямку под кадыком, и вот он уже опять поднял его, но уже окровавленным. Арко, недоуменно выкативший глаза, схватился за горло, захрипел, качнулся и рухнул на колени.

Справа заорал Лен:

– Он убил его, – и взмахнул шестопером.

Ох, не надо было ему делать этого: Алекс шутя перехватил руку и, используя движение, резко резко рванул вниз и в сторону. У худого, с хищной физиономией Лена, что-то громко хрустнуло в плечевом суставе, он завыл и закрутился на каменных плитах, скребя по ним растопыренными пальцами левой руки.

Огрызок, суеверно омахнувшись ладонями, благоразумно бросился бежать, но нога Алекса в ботинке со стальной оковкой въехала ему в копчик, и бедняга ничком ткнулся в плиты. Фату давно понял, что ему пора поторопиться прочь, повернулся бежать, но не успел – их окружили синие рубахи портовой стражи.

Поднимающееся солнце ощутимо припекало, дрожал над каменными плитами горячий воздух. Ветерок доносил диковинные запахи фруктов, пеньки, смолы, какой-то гниющей гадости. Алекс с острым любопытством смотрел на офицера портовой стражи. Тот слегка расставил ноги в высоких шнурованных сандалиях, заложил палец левой руки за широкий кожаный пояс с бронзовой оковкой. Смотрел пристально, пронизывающе, сразу видно – государственный человек при исполнении.

Крепкое лицо гладко выбрито и умащено благовониями, коротко стриженые и слегка вьющиеся волосы непокрыты – страж, стоящий рядом, держал на сгибе руки начищенный медный шлем. В правой руке господина офицера короткий бронзовый жезл с хищной птицей, распластавшей крылья – ни дать, ни взять – римский орел.

Мигом пришедший в себя Фату, скорбно завопил, вцепившись короткопалыми лапами в хитон на груди:

– Господин начальник, этот проклятый варвар напал на смиренного законопослушного купца, одного моего слугу убил, двоих изувечил, пытался убить меня. О горе, горе, когда будет управа на мерзких негодяев, – из вытаращенных, с красными прожилками, глаз потекли совершенно натуральные слезы.

Ледяным голосом, негромко, офицер сказал:

– Помолчи, я все видел, – и, повернулся к одному из стражников, – Рефа!

Властным жестом поднял невысоко жезл и так же отчетливо произнес:

– За попытку ограбления и покушение на убийство ты внесешь в кассу порта десять золотых и получишь двадцать пять плетей. Рефа, взять его. А эту падаль, – он брезгливо указал на лежащих без движения наемников Фату,– убрать немедленно.

Купец завопил:

– О боги, десять золотых, целых десять золотых, и это когда я потерял лучших своих людей! Воистину, нет справедливости на этом свете!

Что там двадцать пять плетей, сговорчивый палач за пару серебряных монет просто погладит спину. Надо только посильней орать, чтобы его не подвести.

Офицер приподнял бровь:

– Ты недоволен приговором? Тогда ищи справедливости у императорского суда, как следует по закону. Ты проведешь остаток жизни в катакомбах, а все твое имущество пойдет в императорскую казну. Господа судьи очень любят такие процессы, они ведь получают десятую часть от конфискованного имущества. Тем более, – офицер вцепился взглядом в Фату, – что, по словам этого человека, за тобой водятся очень серьезные грехи.

Изменился в лице Фату, ох как изменился. Залившись смертельной бледностью, забормотал:

– Что ты, что ты. Я доволен твоим скорым, справедливым и милостивым судом, господин начальник. Я настолько доволен, что сверх штрафа внесу еще десять золотых на нужды портовой стражи. Покорнейше прошу принять мои извинения, злобный Гес попутал меня.

– То-то. Рефа, отведи его к палачу, да проследи, чтобы этот слизняк не сторговался с ним.

Двое стражников повлекли убитого Фату на расправу. Офицер коротко скомандовал, стражники взяли их в каре, и все двинулись к воротам.

Ослепительное солнце плавилось в серебряных бляхах на кожаном панцире офицера. Он принял от стражника шлем, глубоко надвинул его и застегнул пряжку ремня. Шагал четким строевым шагом, посматривая на Алекса вполне благожелательно:

– Я отведу тебя, варвар, к начальнику дворцовой стражи, а он, улучит момент, и подбросит тебя императору. Наш государь, – офицер тонко и двусмысленно улыбнулся, – любит хороших бойцов. А ты хороший боец, я таких не видывал, хотя драться мне приходилось почти всю жизнь. Глядишь, император и запомнит мое имя, оценит редкостное подношение. Хотя начальник стражи припишет себе все заслуги, но хоть словечко обронит обо мне. А одно это уже очень дорогого стоит. Однако, я должен предварительно допросить тебя: кто ты, откуда, не злоумышляешь ли чего против Астура и выяснить прочие формальности.

– Ты умный человек и, как понимаешь, правды я не скажу. Объясни, что я владелец крупного поместья из Северного Лоэла. Никогда не бывал в метрополии, приехал посмотреть вечный Астур. Поскольку я молод и самонадеян, то не взял с собой охраны и попал в скверную историю.

Офицер долго и внимательно смотрел на Алекса:

– Ты действительно молод, но совсем не самонадеян. И ты в самом деле говоришь неправду – у тебя не лоэльский акцент. И ни там, ни здесь никто не носит такой одежды, таких украшений и такого оружия. Кстати, нож тебе придется отдать, на территорию дворца сторонним людям запрещено входить с оружием. Он никуда не денется, разве что на него польстится начальник дворцовой стражи. Но тут уже я ничего не смогу сделать, ибо гарусс и офицер портовой стражи – люди несопоставимые. И все-таки интересно – кто ты и откуда взялся.