Во время игры Сотников, посетовав на занятость офицеров, сказал о том, что Дрогов ищет специалиста по черчению. Предстояло сделать схему расположения помещений психиатрического отделения. Рокотов, почти не раздумывая, предложил свои услуги. Рокотов вышел из кабинета врача и направился к психам. Несмотря на позднее время, в холле горел свет и работал телевизор. Он внимательно огляделся и увидел Наседкина. Он сидел на стуле неподалеку от туалетной комнаты и вертел головой по сторонам. Словно кого-то ожидал. Рокотов улыбнулся и кивком головы поприветствовал дежурного. Появление офицера несколько приободрило старшину. Он быстро вскочил со стула и почти на цыпочках подошел к Рокотову. Затем еле слышно произнес:
? Товарищ капитан… Я сижу и зрю на этого придурка Исмагилова… Он сидит на очке или стоит у писсуара… Все писит и писит…
Андрей слегка усмехнулся. В ночное время, что делают психи, особенно солдаты, его не интересовало. Для приличия он спросил:
? Ну, и что у него там? Понос от гречки или от недожареной рыбы…
Приложив палец к своему виску, он на полном серьезе продолжил:
? А может у него какие-то перебои в черепной коробке, которая называется головой…
Умозаключение офицера рассмешило дежурного. Он с некоторым недоумением посетовал:
? Товарищ капитан… Вы, наверное, не в курсе того, что рядовой Исмагилов делает по-маленькому в постель? Об этом знают все психи…
Заметив равнодушие офицера, старшина не стал ему больше докучать своими проблемами. Сославшись на занятость, он лихо козырнул и побежал в туалетную комнату. Рокотов за ним не последовал. За его службу подобных случаев с энурезом было десятки.
Остаток ночи Рокотов не спал, он вновь был в плену воспоминаний. За время пребывания в психушке он взял себе за правило. Каждый день или ночь ? новые эпизоды из личной жизни. Получался своеобразный дневник. Воспоминания о прошлом его мало нервировали. В какой-то мере даже поднимали его жизненный тонус.
1979 год. 26 февраля. Понедельник. Колесников пригласил пациента к себе в кабинет ровно в десять часов утра. Он слегка оживился, когда увидел его в прежнем виде. Лицо Рокотова было бледным и скорбным, словно он только что перенес смерть близкого ему человека. Мало того. Его рука во время рукопожатия была влажной и несколько дрожала. Майор уже не сомневался, что он и на самом деле чокнулся. Слегка покачав головой, он с явным недоверием спросил у вошедшего:
? Андрей Петрович, я слышал, что ты имеешь желание помочь нам на поприще канцелярской работы… Я же, тем временем, буду искать пути твоего духовного выздоровления…
Рокотов на реплику врача не ответил. Он только слегка кивнул головой и тотчас же ее опустил. Он не отрицал, что на его душе было скверно. Почему это происходило, он и сам толком не понимал. Возможно, причиной этому был дождь, который моросил с самого утра. В помещении психов было темно, словно ночью. Не прибавляла ему настроения и скука, она преследовала его с каждым днем все больше и больше. Иногда ему хотелось биться об стенку головой или спать, спать напрополую. Однако, он не делал ни того, ни другого. Он хотел лишь одного. Как можно скорее покинуть этот страшно однообразный маленький мир, который назывался психушкой.
Работа писаря Роктова обрадовала. В ней он ничего сложного не видел. Он еще в школе писал плакатным пером. Затем в армии, особенно в родной мотострелковой роте, затем и в батальоне. Сейчас же в полку он не прибегал к своему хобби. В его распоряжении была портативная пишущая машинка и авторучка.
Схему расположения помещений психиатрического отделения Андрей чертил два часа. Колесников лишь изредка заходил в свой кабинет, смотрел результаты труда своего пациента. К его удивлению, они были неплохие. Майор с радостью взял лист ватмана и понес его к начальнику. Увидев почти профессиональную работу, Дрогов от удовольствия крякнул и тут же ринулся к психу. Он в это время сидел с понурым видом за письменным столом и листал медицинский словарь. Вникать в историю возникновения сотен болезней, желания у него не было. Читал просто так, тянул волынку. Появление Дрогова в некоторой степени его насторожило. За все время пребывания он видел его только два раза.
Главный медик в прямом смысле влетел в комнату, и протянув руку Рокотову, с оживлением протараторил:
? Андрей Петрович, ты настоящий мастер каллиграфии… Ты для меня настоящая находка…
Затем он пару шагов отступил назад и уставился на молодого мужчину в коричневой робе. Слегка вздохнул и с некоторой осторожностью выдавил из себя:
? Андрей Петрович, а ты случайно на пишущей машинке клавиши не нажимал? Нам нужна машинистка… Без нее вообще хана…
На какой-то миг в помещении наступила тишина. Двое офицеров, облаченных в белоснежные халаты, с некоторым испугом и одновременно с определенной надеждой смотрели на того, кто сидел в кожаном кресле. Никто из них не двигался, даже не дышал. Рокотов приподнял плечи, и бросив равнодушный взгляд на офицеров, уверенно произнес:
? Писать могу, товарищи офицеры… Печатать также могу, товарищи офицеры…
Тотчас же раздались жидкие аплодисменты. Дрогов улыбнулся и слегка похлопал талантливого пациента по его плечу. Он все-таки еще не верил в его универсальные способности. Решил их проверить, полностью и окончательно развеять свои сомнения. Он вплотную подошел к Рокотову, взял его за руку и повел его в свой кабинет. Посадил его за пишущую машинку. Пациент посмотрел на механическое изделие и кисло улыбнулся. «Москва» была у него всегда под рукой, дома или на службе. Он печатал на ней информационные материалы для руководителей политических занятий. Дрогов вложил в машинку лист бумаги, отошел от стола и почти по слогам продиктовал:
? Совет-ская Ар-мия есть оплот мира во всем ми-ре…
Рокотов быстро забегал пальцами по клавишам и с некоторой иронией в голосе пробубнил себе под нос:
? Этот тезис никто и не отрицал, в том числе и наши медики…
Дрогов на его заумные слова не прореагировал. Он наклонил голову и с облегчением вздохнул. Затем поднял кверху большой палец левой руки и победоносно воскликнул:
? Андрей Петрович! С этого момента ты моя правая рука… Я сейчас, прямо с этого момента, тебя озадачу…
Он быстро подошел к небольшому шкафу, вытащил из него кипу папок и начал их перебирать. Вскоре на столе появилась небольшая горка бумаги, многие листы были написаны рукой. Новоиспеченный «печатник» внимательно посмотрел на офицера и слегка прошевелил губами:
? И все это принадлежит мне, товарищ подполковник? Я так понял…
Дрогов несколько опешил. Он, скорее всего, не понял вопрос психа. Он еще раз переворошил бумаги, изъял несколько страниц и очень спокойно произнес:
? Я думаю, что этих бумаг тебе на неделю хватит… А там, посмотрим…
Слова о возможном недельном пребывании, словно молния, пронзили Андрея. Он с ненавистью зыркнул на врача и сквозь зубы процедил:
? Я все понял, товарищ подполковник… Я еще целую неделю должен прозябать в этом заведении, чтобы получить от медиков и от партии официальное заключение, что я законный псих… Так это?…
Он отодвинул от себя машинку и с унылым выражением лица прошипел:
? Я все понял, товарищ начальник… Меня просто-напросто забивают как скотину на мясокомбинате…
Ненависть к людям в белых халатах все больше и больше переполняла душу молодого человека. Он встал со стула и ринулся прочь. Дрогов его не остановил. Знал, что сделать это невозможно и бесполезно.
Остаток дня Рокотов провалялся в постели. Он даже не обедал, хотя сильно хотел кушать. Он вновь был погружен в тягостные размышления. Он уже нисколько не сомневался, что его «болезнь» требует времени, возможно, месяц, два, а то и год. От этого понимания и одновременно от неспособности перевернуть существующие порядки небольшого заведения, этой армии и даже этой огромной страны, он злился и всеми жабрами души ненавидел тех, кто лежал рядом с ним, и тех, кто его «лечил». Только к вечеру он немного успокоился. После ужина подошел к газетному столику. Полистал газеты.
В эту ночь псих со звездами заснул очень поздно. Его вновь и вновь одолевали мысли, благодаря которым он приходил к неоспоримым выводам. Его, капитана Советской Армии в психишку просто-напросто запихали, запихали насильно. Он также не отрицал, что рядом с ним спали и питались из одного котла далеко не все больные люди. Среди них были и преступники. Были здесь и отпетые алкоголики. Те и другие позорили высокое звание защитника Родины. А что сделал противозаконного он, гвардии капитан Рокотов Андрей Петрович, который всю жизнь жил честно и добросовестно исполнял свой воинский долг? Почему он оказался среди правонарушителей? Где социальная справедливость?!
Разрыв между словом и делом Рокотов почувствовал на собственной шкуре уже в начале службы, в ГСВГ. После его появления рота через полгода стала отличной. В этом была заслуга и молодого политработника. Через месяц на повышение ушел его командир. Еще через полгода получили повышение два взводных командира. «Комиссара» же никто из начальников не замечал. Прошло еще полгода. Командир роты получил орден «За службу Родине» третьей степени и через месяц ушел в соседний полк, на повышение. Рокотов ничего не получил, не считая пяти благодарностей и ценного подарка ? настольной лампы.
Многое в те не очень далекие годы передумал офицер. Он уже тогда приходил к мыслям, которые его пугали, даже убивали. Получить очередную должность или звездочку необязательно честно служить. Нужна только протекция, в любой форме. Взводные Котельников и Простаков ушли наверх неспроста. Один водил дружбу с командиром батальона, они часто посещали офицерское кафе. Клерк делал гостинец для начальника за свои деньги. У другого взводного мать была секретарем областного комитета партии…
Андрей Рокотов только через четыре года получил повышение по службе. Получил совершенно «случайно» и неожиданно. В штабе танковой дивизии, она дислоцировалась в г. Росслау, проходило совещание командиров частей и их заместителей. Полковник Колышкин, делая доклад о состоянии боевой и политической подготовки за прошедший год, перечислил фамилии отличных офицеров. Фамилию Рокотова назвал последней и сделал некоторое отступление. Седовласый мужчина с молодцеватой выправкой приподнял голову, окинул взором зал и с явным недоумением в голосе произнес:
? И что, Вы, товарищи офицеры, думаете? Старший лейтенант Рокотов служит четыре года и все это время его рота является отличной…
Сделав небольшую передышку, исполняющий обязанности командира соединения, поднял левую руку кверху и словно искусный оратор патетически добавил:
? За это время из подразделения на повышение ушло четыре командира взвода, два командира роты. Он же получает только моральное удовлетворение… Висит на доске почета и о нем пишут в боевых листках…
Неординарное сравнение известного политработника вызвало оживление среди старших офицеров. Колышкин вновь уткнулся в бумагу, затем тут же приподнял голову и с нескрываемым сарказмом посмотрел на полковника, сидевшего неподалеку от трибуны. Под давлением пристального взгляда офицер привстал, и повернувшись в сторону докладчика, с умилительной улыбкой прогнусавил:
? Товарищ гвардии полковник… Старший лейтенант Рокотов стоит в резерве на выдвижение…
В зале раздался смех и жидкие аплодисменты. Кое-кто из сидевших зашушукался. Ответ начальника политического отдела дивизии Колышкина явно не удовлетворил. Он тяжело вздохнул, и покачав головой, сквозь зубы процедил:
? Вот так в нашей армии убивают талантливых офицеров, преданных нашей армии, нашей партии…
Затем он повернулся в сторону политического шефа, лысина которого даже от дневного света ярко блестела, и слегка пригрозив рукой, очень серьезно его предупредил:
? Твой подчиненный заменяется в следующем году… Не забывай об этом, полковник…