Побеги древа Византийского. Книга вторая. На перекрёстках двадцатого века

– Михаил Николаевич, просьба у меня имеется…

– Какая?

– Прошу направить меня на учёбу в академию. Там сейчас открылся вечерний командный факультет для тех, кто служит в Московском округе. Мне надо подтянуть теорию бронетанковых войск.

Тухачевский написал что-то на бумаге и вручил листок Михаилу.

– Явишься в академию и отдашь это начальнику.

Они тепло распрощались.

Летом у Даши и Михаила родился ещё один сын. Назвали его Мишей.

– Забыла уже, небось, как все эти пелёнки-распашонки применяются? – шутил Михаил.

– Я-то не забыла, а вот ты – несомненно. Ну ничего, вспомнишь. Это тебе не старые времена, когда няньки были, кухарки да горничные. Нынче господ нет, одни рабы остались.

Даша, конечно, шутила, но шутка её была с горчинкой. Она так и не смогла свыкнуться с Советской властью, примириться с тем, что всё, чем жила с детства, было грубо разрушено, раздавлено тяжёлым пролетарским сапогом. Она не вступала во всякие модные, появившиеся как грибы после дождя организации, членство в которых считалось необходимым признаком лояльности и поддержки власти. Единственным светлым пятном оставалась её семья – Михаил и дети. Вся деятельность мужа рассматривалась ею только с одной точки зрения – практической пользы для семьи.

– Понянчу с удовольствием. Если, конечно, время позволит.

– Да уж, тебе позволит, – грустно заключила Даша.

Не без сомнений и долгих раздумий они с мужем решились на третьего ребёнка. Обоим было уже под сорок, да и служба и учёба Михаила в академии почти не оставляли ему свободного времени для семьи.

– Анюта поможет, – бодро заметил Михаил.

– На неё только и надежда. Не представляю, что бы я делала без её помощи.

Аннушка очень полюбила возиться с маленьким братиком, спешила к нему из школы, меняла пелёнки, готовила кашу, стирала бельё. Это не было для неё тягостной обязанностью, как для других четырнадцатилетних девчонок, бодро марширующих в свободное время под бравурную музыку.

Теперь всё время Михаила распределялось между механизированной бригадой и академией. Он с головой окунулся в новое для него, да и для всей Красной Армии, дело создания бронетанковых войск. Изменялась вся стратегия и тактика применения войск в обороне и наступлении. То, что когда-то проходили в Пажеском корпусе и отрабатывали на полях Великой войны, оказалось по большей части не пригодным в современных условиях. Требовалось создавать новые уставы и наставления, постоянно совершенствовать структуру бригады. Появились понятия массированного наступления, молниеносного глубокого прорыва и скоротечного танкового боя.

Учебных заведений, выпускающих механиков-водителей и младших командиров, практически не существовало, и приходилось создавать такую школу при бригаде, приглашая инструкторов. Таким образом, бригада на несколько месяцев превратилась в учебную. Михаил и сам кропотливо изучал материальную часть, тактико-технические характеристики танков и бронемашин, учился управлению, подмечая все нюансы, которые возникали при вождении и стрельбе с ходу.

Быстро пролетел год, и вот третий выпуск академии – всего восемь человек – празднует окончание учёбы. На торжественной части присутствовал начальник Управления по механизации и моторизации РККА, который поздравил выпускников, пожелал успешной службы и вручил дипломы.

Спустя пару дней Михаил получил вызов в Наркомат к его заместителю Грязнову.

– Скажу напрямик, для участия в совместной с немцами комиссии мы составили и подали список на подпись заместителю наркома. Михаил Николаевич просмотрел его и посоветовал включить в состав вас.

Комнин внимательно оглядел Грязнова. Слегка лысеющий человек, с лицом, словно вылепленным из камня. Они не были близко знакомы, но Михаил много слышал о его личных качествах: сильная воля, целеустремлённость, решительность, хорошие организаторские способности, забота о подчинённых. Грязнов прилагал много сил для укрепления бронетанковых частей.

– Не понимаю, о чём идёт речь, товарищ замначальника Управления.

– Меня зовут Иваном Ксенофонтовичем. Сейчас я вам всё поясню. Усаживайтесь поудобнее.

Михаил откинулся на спинку стула.

– Вам, наверное, известно, Михаил Константинович, что нами совместно с немцами организована танковая школа под Казанью под кодовым названием «Кама». Этот проект выгоден нашей стороне не менее, чем Германии, которая по Версальскому договору не имеет права организовывать бронетанковые войска. Предоставляя место для обучения немецких танкистов, мы надеемся ознакомить наших курсантов с особенностями конструкции немецких боевых машин, изучить методику их стрелковой подготовки и технологию боя и, конечно же, в совершенстве овладеть техникой вождения. Думаю, вы уже прекрасно освоили управление теми машинами, которые имеются у нас на вооружении. Итак, немцы будут обучать своих офицеров, а мы добавим в их группы своих людей. Мне доложили, что вы прекрасно владеете немецким языком. Это правда?

– Да, это так.

– Знание языка, безусловно, даёт вам преимущество наравне с тем, что вы характеризуетесь как грамотный, образованный и способный к анализу командир. Вы должны чётко понимать, что условия Версальского договора вынуждают нас уделять большое внимание конспирации. Школа существует уже два года, и согласно договору её должны были оснастить новейшими немецкими боевыми машинами. Немцы передали для обучения шесть средних и три лёгких танка. В свою очередь мы предоставили школе два взвода танкеток Т-27 и взвод МС-1. Надеемся, что позже вы поедете в Германию и на месте сможете ознакомиться с новейшими разработками и способами боевого применения танковых частей.

Члены немецкой комиссии прибудут через две недели. Вы будете общаться не менее трёх дней. Особое внимание обратите на фактического руководителя немецкой комиссии – подполковника Гудериана, начальника штаба инспекции автомобильных войск. По нашим данным, это необыкновенно энергичный и умный офицер, занимающийся созданием автобронетанковых войск Германии. Его прозвали Schneller Heinz, что значит Быстрый Хайнц, и Heinz Brausewind – Хайнц-ураган. Дальнейшие указания получите на месте. Вопросы есть?

– Пока нет, Иван Ксенофонтович.

– Ну вот и отлично.

Грязнов встал, показывая, что приём окончен, и пожал руку поднявшемуся Комнину.

– Желаю успехов!

Руководитель инспекционной комиссии генерал Лутц представлял немецких офицеров:

– Подполковник Хайнц Гудериан.

Светловолосый офицер с умными, проницательными глазами склонил голову в приветствии.

– Капитан барон Рудольф фон Краузе.

Михаил невольно вздрогнул, во все глаза рассматривая человека, которого он ни за что бы не узнал, встреться с ним на улице. По-видимому, Рудольф тоже не разглядел Михаила, ничем не выделяющегося из группы командиров Красной Армии. Комнин незамедлительно взял себя в руки и осторожно огляделся по сторонам: не заметил ли кто его волнения? Слава богу, все были поглощены знакомством с немецкими коллегами.

День инспектирующей комиссии был расписан поминутно. Свободное время можно было выкроить только вечером, когда должен был состояться совместный ужин с советскими командирами. Немцы, естественно, не понимали русского языка, а русские не знали немецкого, поэтому общение велось только через переводчика. О том, что Михаил свободно владеет иностранным языком, никто не знал, а он не распространялся. После ужина в первый день все быстро разошлись.

Следующим днём немецкую инспекцию возили по Казани, показывая достопримечательности. После ужина, когда русские ушли, немцы начали оживлённо обсуждать увиденное. Михаил словно невзначай завозился на подоконнике с маленьким детекторным приёмником. Никто не обращал на него внимания.

Гудериан, оказавшийся любителем и знатоком искусства и архитектуры, негодовал:

– Уму непостижимо, как можно не ценить собственную культуру, собственных предков, чтобы прекрасную сокровищницу – Казанский кремль – превратить чуть ли не в конюшню! Башня содержится в таком ужасающем состоянии, что, кажется, вот-вот рухнет! Надвратная церковь заброшена, большой православный храм превращён в склад!

Михаил не выдержал, подошёл к Гудериану и заговорил на чистейшем немецком:

– Господин подполковник, я разделяю ваше сожаление о памятнике архитектуры, но ваш пассаж в сторону русского народа и его забывчивости не выдерживает никакой критики.

Поражённые лица офицеров за столом явственно говорили сами за себя. Слова Михаила и сам факт того, что русский прекрасно владеет их языком, произвели на сидящих эффект разорвавшейся бомбы.

– Извините, господин… виноват, не помню вашей должности. Я совсем не хотел обидеть русский народ…

– Михаэль Комнин, командир бронетанковой бригады.

– О! – Гудериан встал. – Рад познакомиться с коллегой! Прошу всех наполнить рюмки, господа. Предлагаю выпить за дружбу между русским и немецким народами, между Россией и Германией. Вместе наши государства непобедимы!

В эту минуту Гудериан казался искренним, он действительно верил в то, что говорил.

Прежде чем осушить рюмку, Михаил краем глаза заметил удивлённо-радостное выражение на лице разглядывающего его Рудольфа и едва заметно кивнул ему.