Международное частное право: коллизионное регулирование

В международном частном праве эти процессы отчетливо прослеживаются. ГК РФ, разрушивший некоторые устоявшиеся традиции отечественного международного частного права и воздвигнувший новое здание, контуры которого сегодня совершенно не определены, воспринимается его комментаторами, как «подлинный свод коллизионных правил, основанный на лучших достижениях отечественного и мирового опыта в области международного частного права»[85 - Суханов Е. А. О третьей части Гражданского кодекса Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2002. № 3. С. 79.]. Попытки критики не предпринимаются, а если и предпринимаются, то вызывают резко отрицательную реакцию. Совершенно не исследованы и не поняты причины закрепления тех или иных норм и возможные последствия их применения. Вместе с тем простое моделирование ситуации, связанной, например, с реализацией принципа «юридической биотехнологии», обнаружит полную неподготовленность отечественной правовой системы к использованию этого института. Компилятивность норм раздела VI части третьей ГК РФ в сочетании с компилятивностью научных исследований ведет к полной пассивности правоприменителя и, соответственно, к неадекватному регулированию общественных отношений.

Проблема заимствований. Адаптация иностранного опыта. Одним из наиболее важных последствий распада СССР, еще не получившим надлежащей оценки, явилась возможность непосредственного использования и заимствования иностранных законодательных решений и теоретических разработок. Эта возможность была реализована при составлении раздела VI ГК РФ. Современное международное частное право РФ как отрасль права и как наука явно тяготеет к зарубежным образцам, демонстрируя тем самым свою неоригинальностъ.

Психология законодателя и психология доктрины близки к психологии обывателя и соответствуют принципу «зачем что-то создавать своими руками, если можно взять то, что уже создано и доступно». Как и иностранный магнитофон может не работать в отечественной электросети, так и нормы иностранного права, без адаптации перенесенные на отечественную почву, могут не давать желаемого результата. Раздел VI ГК РФ, основанный на «отечественном и зарубежном опыте применения законодательных норм, новых тенденциях в законотворчестве иностранных государств… новых международных договорах, иных международных документах, а также позиции доктрины в рассматриваемой отрасли права»[86 - Марышева Н., Звеков В. Новая кодификация норм международного частного права // Хозяйство и право. 2002. № 4. С. 6.], с необходимостью требует чрезвычайных усилий доктрины и судебной практики для приведения его в соответствие с реалиями отечественной правовой системы. Показателем неадекватности норм раздела VI ГК РФ является тот факт, что в недавно вышедших комментариях авторы призывают правоприменителя в ряде случаев к небуквальному толкованию отдельных положений.

Представляется, что уникальность правовой системы РФ и значимость РФ как субъекта международно-правовых отношений требуют самостоятельного и оригинального подхода к решению проблем коллизионного регулирования.

Учет традиций отечественного правопорядка в положениях раздела VI ГК РФ. В некоторых статьях, появившихся после принятия раздела VI ГК РФ, отмечалось, что новый свод коллизионных правил отражает лучшие традиции отечественного международного частного права. Соответственно, возникает вопрос: «А как поступил законодатель с худшими традициями и на основе каких критериев он разделил традиции отечественной доктрины на лучшие и худшие?» Действительно, при сравнении положений раздела VI ГК РФ с основными работами по международному частному праву 70–80-х гг. видно, что многие идеи, отстаиваемые авторами того периода, идеи, представляющие по существу официальную позицию отечественной доктрины, не были закреплены в новом законе. Более того, в ряде случае законодатель закрепил прямо противоположное решение, например:

– закрепление возможности выбора нескольких правопорядков для регулирования отношений по договору (традиция – резко отрицательное отношение к такой возможности[87 - Международное частное право. Современные проблемы. М., 1994. С. 170. (Этот коллективный труд вышел под эгидой Института государства и права Российской Академии наук, и мнение, в нем изложенное, может восприниматься как отражающее общую позицию отечественной науки в соответствующий период).]);

– закрепление института императивных норм (традиция – в целом отрицательное отношение к данному институту[88 - Там же. С. 464–469.]);

– решение проблемы первичной квалификации на основе lex fori (традиция – использование предложенного Л. А. Лунцем метода различной квалификации объема (автономная квалификация) и привязки (lex fori) либо использование метода автономной квалификации для всей коллизионной нормы[89 - Там же. С. 454–455.]) и пр.

Не нужно лукавить и связывать положения раздела VI ГК РФ с разработками отечественной доктрины. Этот документ мало связан с отечественной почвой. Эффективность применения коллизионных норм напрямую зависит от осознания причин закрепления этих норм и понимания их теоретической основы.

Коллизионные нормы, содержащиеся в международных договорах с участием РФ. Помимо национального законодательства коллизионные нормы могут содержаться в международных договорах. В настоящее время Россия не является участницей большинства универсальных конвенций в сфере коллизионного права (например, Конвенции о праве, применимом к международной купле-продаже товаров, от 15 июня 1955 г., Конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, от 22 декабря 1986 г.). В то же время коллизионные нормы содержатся в договорах с участием России, заключенных под эгидой СНГ (Соглашение о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, от 20 марта 1992 г., Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 декабря 1993 г.), а также в некоторых двусторонних договорах о правовой помощи. Коллизионные нормы ГК РФ чаще всего являются более современными, детализированными и эффективными, чем коллизионные нормы, содержащиеся в международных договорах с участием РФ. Однако по юридической силе они уступают положениям международных договоров (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ).

Толкование и применение международных договоров отличаются от толкования и применения актов национального права. В соответствии со ст. 7 Венской конвенции 1980 г. о договорах международной купли-продажи товаров «при толковании настоящей Конвенции надлежит учитывать ее международный характер и необходимость содействовать достижению единообразия ее применения и соблюдению добросовестности в международной торговле»[90 - Вестник ВАС РФ. 1994. № 1.]. Аналогичное правило встречается в других международных договорах.

При применении международных договоров могут вставать специфические проблемы:

– перевод официального текста на отечественный язык;

– толкование незнакомых отечественной правовой системе терминов;

– толкование «компромиссных» норм, выражений типа «разумный срок», «все необходимые меры» и т. п.;

– установление числа участников международного договора;

– установление юридической силы двух конкурирующих международных договоров и др.

Пока не выработаны единообразные правила решения этих проблем. Представляется, что сегодня правоприменитель, ориентированный на работу с национальными источниками права, не готов к регулярному использованию международных договоров в своей деятельности.

Применение того или иного источника права зависит не только от его юридических качеств. Регулярность применения источника права (в нашем случае – международного договора) зависит от того, в какой мере правоприменитель и другие субъекты права осознают (признают) регулятивную силу источника права и его применимость. Чтобы международный договор более активно применялся субъектами отечественного права, требуется принятие мер в сфере правового воспитания и правовой пропаганды.

1.5. Судебная практика в сфере коллизионного регулирования

Значение судебной практики в международном частном праве. Судебная практика в международном частном праве играет более важную роль, чем в других отраслях национального права. Это объясняется следующими причинами:

1. В области международного частного права существует достаточно большое количество пробелов, которые восполняются при помощи судебной практики.

2. Основным правоприменительным органом в сфере международной торговли является третейский (международный коммерческий арбитражный) суд, который по сравнению с государственными судами более свободен в применении закона. В частности, неправильное применение материальных норм права не является основанием для оспаривания решения третейского суда. Судебная практика является для этих судов очень важным ориентиром.

3. Нормы международного частного права, закрепленные на уровне международных договоров, часто не конкретизируются через подзаконные акты, как это происходит с национальными законами. В то же время многие нормы международных договоров носят общий характер либо содержат термины, значение которых должно наполняться («разумный срок», «необходимые меры»). В отсутствие иных способов детализация норм международного права, их адаптация для правоприменения является задачей судебной практики.

Можно выделить три группы судебных решений, значимых для международного частного права:

– решения международных юрисдикционных органов;

– решения государственных судов;

– решения третейских судов.

Решения международных юрисдикционных органов. Под такими органами следует понимать органы, разрешающие споры между субъектами международного публичного права, к которым относятся: Постоянная Палата международного правосудия Лиги Наций, Международный Суд ООН, Суд Европейских Сообществ, Экономический Суд СНГ и др. Практика этих органов (за исключением Суда Европейских Сообществ) достаточно бедна, однако некоторые решения этих органов оказали большое влияние на развитие коллизионного права. Чаще всего вопросы, связанные с международным частным правом, возникали перед данными органами при оказании каким-либо государством дипломатической защиты своим субъектам права. Механизм дипломатической защиты действует в том случае, если, ущемляя интересы иностранного субъекта права, государство нарушает нормы международного права. Такой субъект права может обратиться за защитой к своему государству, которое имеет право оказать дипломатическую защиту. Спор переходит в плоскость международного публичного права.

Рассмотрим наиболее важные дела.

Дело «лузитанских вдов» (решение совместной немецко-американской комиссии по урегулированию послевоенных претензий от 1 ноября 1923 г.).

В 1915 г. английский пакетбот «Лузитания» был потоплен немецкой подводной лодкой. На борту находилось определенное количество американских граждан, после гибели которых их жены стали вдовами. Некоторые из этих женщин вторично вышли замуж и поэтому сменили гражданство. Перед комиссией встал вопрос о возможности рассмотрения их жалоб (правом обращения пользовались только граждане воевавших держав). Вопрос был решен в пользу женщин в связи с тем, что они были гражданами США на момент вступления в силу немецко-американского соглашения о рассмотрении споров арбитражным путем (соглашения, которое предусматривало создание комиссии). Таким образом, дипломатическая защита может быть оказана, даже если на момент рассмотрения спора лицо утратило гражданство соответствующего государства. Данное дело затрагивает проблему мобильного конфликта. В настоящее время подобный вопрос, возможно, был бы решен иначе.

Дело компании «Барселона Трекшн» (решение Международного Суда ООН от 5 февраля 1970 г.).

В 1948 г. было объявлено о банкротстве крупнейшего каталонского предприятия в области энергоресурсов – компании «Барселона Трекшн». Это юридическое лицо было учреждено и зарегистрировано в Канаде, большинство акционеров являлись гражданами Бельгии, а основную деятельность компания осуществляла на территории Испании.

Считая действия властей Испании дискриминационными, Бельгия обратилась в Международный Суд ООН для защиты своих граждан.

Исследовав системы внутреннего права, предусматривающие возможность создания акционерных обществ, Международный Суд ООН пришел к выводу, что следует различать двух субъектов права: общество и акционеров. В данном деле общество было канадским, а акционеры – бельгийцами. Оспариваемые действия касались интересов общества, а не интересов акционеров, к которым относятся право на голосование, право на дивиденды и др. Таким образом, интересы бельгийских граждан не были затронуты, и, соответственно, Бельгия не может выступать в их защиту. Правом на оказание дипломатической защиты обладает Канада. По мотивам отсутствия материальной заинтересованности Международный Суд ООН отказал Бельгии в рассмотрении жалобы.

Данное дело является иллюстрацией применения метода инкорпорации при определении гражданской правосубъектности юридических лиц. Более того, его можно рассматривать как доказательство существования международного обычая, в соответствии с которым критерий инкорпорации должен использоваться в качестве основного при определении международной правосубъектности юридических лиц.

Дело компании «Интерхандель» (решение Международного Суда ООН от 21 марта 1959 г.).

Во время Второй мировой войны власти США сочли, что швейцарское общество «Интерхандель» является прикрытием для немецкой компании «Фарбен», и подвергли имущество данного общества секвестру, опираясь на законодательство, регулирующее торговлю с вражеским государством. Представители «Интерханделя» утверждали, что связи с немецкой компанией были разорваны еще в 1940 г., и инициировали процесс в американских судах. Параллельно «Интерхандель» обратился к правительству Швейцарии с просьбой поддержать его требования на дипломатическом уровне. Международный Суд ООН отказал Швейцарии в принятии заявления, поскольку на момент его подачи процесс в американских судах еще не был завершен.

Данное дело является иллюстрацией применения «теории контроля» для определения гражданской правосубъектности юридических лиц, а также замечательным примером влияния публично-правовых интересов на определение территориальной привязки частноправового отношения.

Решения третейских судов. Третейские суды (международные коммерческие арбитражные суды) не являются государственными судами и не образуют централизованную систему. Они являются юрисдикционными органами, источником правоприменительной деятельности которых является соглашение сторон. Каждый такой суд является автономным и независимым. Как следствие, практика третейских судов не является систематизированной и целостной. Более того, в рамках отдельного третейского органа аналогичные вопросы могут решаться по-разному. Примером может служить практика МКАС при ТПП РФ, который в одном случае подчинил отношения мены праву добросовестной стороны, а в другом – праву стороны, не исполнившей обязательство[91 - Подробнее см.: Розенберг М. Г. Практика Международного коммерческого арбитражного суда. М., 1997.]. Подобная ситуация объясняется тем, что третейский суд не является органом, обязанным проводить единую правоприменительную политику. Отдельные составы третейского суда также независимы друг от друга и не связаны решениями друг друга.

Несогласованность практики третейских судов объясняется еще и тем, что одним из принципов их деятельности является принцип конфиденциальности, в соответствии с которым не допускается разглашение информации о рассматриваемых делах. Тем самым затрудняются анализ практики и выработка единых подходов.

Особенностью практики третейских судов является также более свободное использование норм материального права по сравнению с государственными судами. Решение третейского суда не может быть отменено по мотивам неправильного применения норм материального права.

По сравнению с государственными судами третейские суды в сфере международного частного права специализируются на разрешении споров в области внешнеэкономической деятельности. Поэтому часто решения этих органов (особенно национальных центров международного коммерческого арбитража) характеризуются более глубокой проработкой правовых вопросов, чем решения государственных органов.

И, наконец, в силу ряда практических преимуществ третейского правосудия, главным из которых является облегченный порядок исполнения третейских решений в иностранных государствах, большая часть споров в сфере внешнеэкономических отношений рассматривается именно этими судами. Их практика, следовательно, более богата, чем практика государственных судов, и часто является ориентиром для последних.

Применение коллизионных норм третейскими судами. Статья 28 Закона о международном коммерческом арбитраже 1993 г. (далее – Закон) закрепляет следующие правила:

«1. Третейский суд разрешает спор в соответствии с такими нормами права, которые стороны избрали в качестве применимых к существу спора. Любое указание на право или систему права какого-либо государства должно толковаться как непосредственно отсылающее к материальному праву этого государства, а не к его коллизионным нормам.

2. При отсутствии какого-либо указания сторон третейский суд применяет право, определенное в соответствии с коллизионными нормами, которые он считает применимыми.

3. Во всех случаях третейский суд принимает решение в соответствии с условиями договора и с учетом торговых обычаев, применимых к данной сделке».

Часть 1 данной статьи закрепляет возможность сторон договора выбрать право, применимое к их отношениям и вытекающую отсюда обязанность третейского суда руководствоваться этим правом при разрешении спора (институт автономии воли). Во втором предложении части 1 ст. 28 Закона содержится правило, аналогичное правилу, установленному ст. 1190 ГК РФ. Речь идет о непринятии обратной отсылки, причем сфера действия ст. 28 Закона более узка, чем сфера действия ст. 1190 ГК РФ, – обратная отсылка не принимается только в ситуациях договорного определения применимого права.