Конечно, его профессиональному самолюбие льстило, что ему довелось распутывать такое важное дело. Да ещё и в таких непростых условиях. Но всё-таки, дождь мог бы быть потеплее и пореже, а данные можно было бы собирать через аналитические системы. А не как сейчас – обходя окружение каждого убитого пешком. Но Иржи не зря получил свою лицензию и два диплома и за две недели смог докопаться до одного определённого факта – все четверо пострадавших пересекались в единственном месте. И каждый из них был там примерно за час до своей смерти.
Все следы вели в эту дизайнерски занюханную забегаловку в самой глухой части этого района, где не было ни одной камеры Общественного Наблюдения. И это ещё больше его раздражало – иногда заигравшиеся виртулеты теряли осторожность и пытались нападать на окружающих. Конечно, на этот случай у него был фризер, но зачем лишняя конфликтная метка в кредите доверия? У детектива и так хватает возможностей влипнуть в непродуктивные неприятности.
Замызганная вывеска утверждала, что кафе «У жо» работает все 2 часа. Впрочем, такая незамысловатая недосказанность ему даже импонировала. Прозрачные намёки гораздо удобнее тотальной недосказанности, что окружала его каждый день по одиннадцать часов кряду – меньше не получалось.
Он вдохнул и потянул захватанный поручень на себя. По посетителям прошёл шепоток неодобрения – своим видом Иржи сильно выбивался из местного окружения и напоминал, что за стенами дымящих заводов тоже есть жизнь. Он бы не отказался сходить за своего, но чтобы это сделать, в Промышленниках нужно хотя бы родиться. Иначе эту личину на себя не натянуть. Поэтому Иржи и не скрывал, что он тот ещё пришелец снаружи. Но не просто так, а по делу.
Это помогало.
Он достал из кармана четвертак и скормил его музыкальному автомату. Тот слопал монетку и не соизволил даже сделать попытку поменять репертуар. Иржи с досады пнул его ногой, но пострадал больше сам.
Напряжение за спиной несколько разрядилось, хоть и пришлось выслушать от хозяйки пару солёных слов. Культурная нутрь возмутилась было, но на лице не дрогнул ни один мускул, оставив только выражение досады.
Можно было приступать к работе.
Как и последние семьдесят два раза, личное общение было очень непроизводительным делом. Никто толком ничего не знал, но чтобы в этом убедиться, нужно было задать хотя бы пять-семь вопросов, а потом ещё и мучаться над трактовкой. Неограниченные требованиями делового этикета, местные отвечали лишь на те вопросы, которые хотели слышать. Зато Иржи наконец начал понимать детективов прошлого, опускавшихся до физического воздействия на свидетелей. Толку это не прибавляло, но примиряло с действительностью.
Иржи устало опустился на табурет и очень похоже повторил подсмотренный жест, которым завсегдатаи заказывали блюдо «как обычно». Хозяйка устало ему подмигнула густо наштукатуренным глазом, и Иржи в очередной раз задался вопросом мотиваций местных. Ретро-стиль ретро-стилем, но так целенаправленно отравлять себе жизнь – это чересчур откровенный мазохизм.
Один из посетителей встал, поднял со стола шляпу, из-под которой тускло блеснули четвертаки чаевых и двинулся к выходу. Иржи проводил его взглядом и уже собирался уткнуться обратно в чашку кофе (грубый и неприятный на вкус, буквально ещё в глотке формирующий зависимость), как вдруг его стукнуло.
С самого начала этот человек вёл себя подозрительно. Поднял воротник, стоило только Иржи войти в зал. Отодвинулся в тень и гремел вилкой об тарелку с пирогом, пока детектив пытался добиться хоть от кого-то подробностей недавних убийств. И стоило Иржи подсесть к стойке и выпустить из поле зрения дверь, как он тут же двинул на выход. Да и кто добровольно будет носить длинное коричневое пальто с зелёными брюками?
Иржи задержался на пару секунд, пытаясь удалённо расплатиться за кофе – но, похоже, стойка действительно была только из древесного пластика. Наконец он догадался провести ладонью по кружке, и сухожилие дёрнуло, подтверждая списание средств.
Но за эти секунды подозрительный тип уже увеличить дистанцию. Иржи потерял ещё секунду, преодолевая мощную пружину. Коричневое пальто уже скрывалось за поворотом. С криком «подождите, гражданин!» Иржи кинулся за ним, краем сознания отметив, что сворачивать в тупиковый переулок как-то слишком глупо.
Тусклая лампочка под жестяным плафоном была густо залеплена грязью, давая только смутные очертания пустых ящиков, коробок и мусорных баков. И фигура, что-то судорожно в них прячущая.
– А ну стой!
Фигура разогнулась, осторожно закрыв крышку мусорного бака. Но та всё равно противно заскрипела.
– Так, а теперь медленно повернись.
Фигура медленно повернулась, стараясь не угодить ногой в подтекающую из-под бака лужу. Из-под шляпы виднелся лишь нарочито плохо выбритый подбородок. Иржи почувствовал к нему неприкрытую ненависть. Эти игры в нуар зашли слишком далеко.
– И медленно руки за голову – Иржи довернул сферу фризера, чтобы наверняка зацепить этого подозрительного типа, если тот вдруг захочет делать глупости.
Тип сделал ещё два шага и остановился в паре метров от Иржи, держа руки в карманах. Из-под полы его старомодной одежды блеснул металл, и Иржи вдруг сложил то, что до изобретения нейроинтерфейса называлось головоломкой.
Ещё на заре автоматизации, когда от людей ещё что-то зависело, каждый хотя бы раз ставил под вопрос необходимость обновления, когда необходимость исправления неизбежных следов хаоса в коде оставляла его без доступа к информации на мерцающей поверхности в самый критический момент. Пользователь начинал паниковать, запускать параллельные процессы и в итоге напрочь вешал всю систему.
Конец синдрому отложенного запуска положила концепция многоуровневых систем, когда хотя бы два контура схожего функционала продолжали действовать, когда происходила замена недостаточно эффективных участков. Это потребовало больших мощностей, но после пятой НТР это был уже второстепенный вопрос.
Возможность совпадений времени обновлений устройств существовала – но в чистой теории. На практике периоды и длительность обновлений были столь тщательно десинхронизированы, что проще было дождаться парада планет, чем не иметь возможность почесать себе спину ещё чем-то, кроме собственной руки.
Но как и у всякой умной системы, у неё был недостаток – протокол первого запуска. Если убедить систему, что её данный экземпляр запускается впервые, она сделает то, что и положено добросовестному устройству – проверит наличие обновлений. А если таких систем окажется много? Тогда на какое-то время практически неограниченный выделенный канал персональной передачи окажется забит исполнительными протоколами.
Иржи честно попытался активировать фризер, хоть и знал, что это бесполезно. Блеснула неяркая вспышка, по ушам ударил нефильтрованный звук, после чего тёмный силуэт начал расплываться и загибаться куда-то вверх, пока снизу не ударил огромный и почему-то мокрый кулак.
Фермопил ещё немного посмотрел на то, как постепенно гаснут сполохи виртуальной маски, обнажая вполне нормальное, но почему-то отчаянно отрицаемое человеческое лицо телесного цвета с порами на носу и рудиментарными кератиновыми следами происхождения вида.
Эта металлическая штука, прошедшая сквозь века от прадеда к правнуку, вновь и вновь дарила ему священный трепет. Он знал его историю, знал значение цифр, выбитых на корпусе – древняя и наивная система учёта вещей с ограниченным доступом. Он даже знал его самоназвание –«бульдог 38-го калибра». Совершенно бесполезный анахронизм в современном мире, где при желании даже младенец может стрелять по-македонски левой пяткой.
За одним исключением – когда стохастическая бомба на 0,42 секунды стирает всю осмысленную информацию в радиусе трёх метров. Тоже бесполезный анахронизм, но помладше.
Бомба информационного хаоса не щадит ни своих, ни чужих. И твой бластер будет так же бесполезен, как зонтик в цунами. Как и у твоих врагов.
А потом распределённые сервера восстановят всю вашу личную информацию, настройки, вкусы и рекламные предпочтения. Даже вернут доступ к системам защиты и обороны.
Вот только трупу это будет уже ни к чему.
Тело у его ног тускнело по мере того, как лужа становилась всё более алой. Яркой полосой мигнул оружейный имплант. Даже без применения фотофокуса Фермопил мог сказать, что за информация была передана владельцу.
«Право собственности подтверждено. Обновлений не требуется»
Он задвинул револьвер поглубже в карман, надвинул шляпу и вышел из проулка. Сверху опять заморосил дождь. Он остановился, приподнял голову и высунул язык, ловя капли.
Теперь вкус воды соответствовал условиям подписки – с привкусом железа и сажи. Жаловаться на службу поддержки не придётся.
Жаль.
Культура поневоле
Красота спасёт мир
Ф.М. Достоевский, писатель
…Но это не точно
BigRussianBoss, рэпер
Капитан Коломиец уже собрался помирать, когда на плацдарм посыпались гармониты. Ну как посыпались – в воздухе начали появляться и медленно гаснуть цветные пятна, складываясь в подвижный фрактальный узор. Будь вокруг тише, капитан зрелище бы оценил. Но трикони ещё не поняли, что их дело – табак, и щедро поливали окружающих огнём и металлом.
Грохнуло, и Коломийца снесло в сторону. Взрыв сорвал остатки термической защиты, обдав тело нездоровым жаром. Костюм заявил, что ему уже хватит. Капитан был с ним согласен, но трикони пауз не делали.
Стрелявший по нему бронеполз дёрнулся и замер. Ещё вспышка – и от корпуса отпали оплавленные бивни миномётов. Так гармониты обозначали, что объект обезврежен.
Коломиец щёлкнул языком – ползун ему сильно досаждал. Капитан с радостью бы его располовинил – но в запасе было только три сквал-ракеты. И они пошли на цели покрупнее.
Бой затихал – гармониты знали песнь войны назубок и исполняли её слаженным оркестром. Трикони, которым музыку заменял автобит, а оркестровку – могучий децибел, за ними просто не поспевали.
Когда-то гармонитов пытались звать ангелами войны. За что и получали чувствительный удар: гармониты не любили узких специализаций и дешёвых метафор. И себя они так тоже не называли. Это люди придумали такое имя далеко зашедшим последователям метафизической позиции Трёх Источников.
Вобрав в себя учение Бахаев, Путь алмазных колесниц, моральный кодекс строителя коммунизма и ещё множество трудов по всестороннему развитию, эти люди положили гармонию в основу своей жизни.
Поэтому с гармонитами было удобно разговаривать – они думали за двоих. Но чтобы понять их, требовалось прилагать усилия. Делая поправку на другие ценности. Зато любая область, в которую приходили гармониты, резко набирала силу и мощь. И военное дело не было исключением.