Странные люди. Сборник рассказов

– Я бы и рад был расставить всё удобнее, но… вы представляете, сколько Академии стоило арендовать хотя бы это помещение? Выставка в Лувре и то дешевле.

Художник отсоединил от скафандра килородный и красочный баллоны и вставил их в гнёзда установок. Мико внимательно за этим следил:

– А перепутать их нельзя? На взгляд они очень похожи – особенно, когда все в краске.

Художник обдал Грамека презрительным взглядом и вернулся к настроечному пульту:

– Арболитная краска очень капризна, поэтому приходится вручную регулировать её давление с помощью вот этого вентиля.

– Вот так? – поинтересовался Мико и сильно крутанул вентиль.

– Что вы… нельзя! – голос Ирвина вдруг сорвался на визг. Он дёрнулся было к панели, но лишь закружился в воздухе.

А вентиль продолжал вращаться. Один оборот, второй, третий… для него будто не существовало инерции. Докрутившись, он вылетел из гнезда и поплыл в воздухе, продолжая вращаться.

Грамек отвесил челюсть – вентиль грубо нарушал законы физики в общем и эффект Джанибекова – в частности. Грамек повернулся было к детективу, чтобы поделиться своим открытием. Но Мико хамское поведение детали, похоже, совсем не удивило. Он обхватил подбородок и, прищурившись, смотрел на художника:

– Господин Хнойпек, вам не кажется, что дело обстоит вовсе не так, как вы рассказывали?

– Что… как вы… почему… – на художника было жалко смотреть. Его чопорность и надменность слетели тыквенный лист в ветреный день. И под ним обнаружился настоящий Ирвин Хнойпек – издёрганный и истрёпанный жизнью лысеющий человечек. Он стремительно серел, ссыхался и скручивался – происшествие выбило его из седла.

Мико поднял голову и скомандовал:

– Завершить симуляцию.

В сознании промелькнул ослепительно синий настроечный экран и Грамек запоздало зажмурился. Это было чисто рефлекторно – сигнал шёл через интерфейс и глаза не могли бы его задержать.

Они всё так же были в регенераторной. Только теперь вместо зарядных установок здесь было оборудование для зондирования, а у люка парили двое охранников в защитных скафандрах.

Пожилой детектив брезгливо, будто комок тины, стащил с головы шлем и выбросил вперёд палец, будто собирался пригвоздить подозреваемого к стене:

– Ирвин Хнойпек, вы обвиняетесь в непредумышленном убийстве своей подруги – Евы Маккормик. Баллоны действительно легко перепутать, особенно если вы непривычны к невесомости и находитесь в творческом экстазе. Что вы и сделали – поставили баллон из-под краски под зарядку кислородом. Ева ведь плохо переносила невесомость, правда? Тошнота, головная боль, насморк… Неудивительно, что она вовремя не заметила странного запаха, а ухудшающееся состояние списала на переутомление и творческое выгорание. Вы же за последние два года так ничего толкового не нарисовали, верно? Вот и ухватились за эту возможность – побулькать цветной глиной на орбите и ни за что не отвечать.

Лицо Мико приобрело отсутствующее выражение:

– Вы имеет право хранить молчание, право на повторное независимое психозондирование и досудебную психокоррекцию. Вы будете отправлены на планету, как только вновь заработает лифт. До того вы будете помещены в изолятор. Увести.

Хнойпек пытался что-то сказать, но из горла шёл только невнятный хрип. Охранники подхватили его под руки и, подгребая свободными руками, полетели к люку.

Стоило им только перелететь через порог, в Хнойпека будто ударила молния – он встрепенулся, дёрнул руками так, что охранники полетели в разные стороны, резко дёрнулся, отскочил от стены и… закрывшаяся дверь отрезала их от несостоявшегося сотрясателя художественных основ. Мико вздохнул и начал высвобождаться из привязных ремней.

– Всё как всегда. Густав – вы бы навестили его через часок-другой? Инфаркт его вряд ли хватит – но мало ли? Не хотелось бы, чтобы он попытался наложить на себя руки.

Доктор недовольно смерил детектива с головы до пят, но этим и ограничился. Высвободился в пару движений и с места полетел в сторону лазарета. Грамек проводил его взглядом:

– Господин Охайнен, я ещё нужен?

Детектив пару секунд смотрел сквозь Грамека, будто вспоминая, кто он такой:

– Нет, не думаю. Или у вас есть сомнения в результатах сеанса? Нет? Ну и прекрасно – детектив наконец совладал с последней застёжкой и боком вылетел из кресла.

Грамек спросил детектива в спину:

– Что с ним будет дальше?

– Доставят на землю, ограничат передвижение, возможно даже подвергнут косметическому кондиционированию – ведь формально он всего лишь проявил халатность, которая по взаимному попустительству привела к несчастному случаю. Ещё я опять буду рекомендовать пересмотреть регламент пребывания туристов на станции. Но это вряд ли что-то изменит.

– Но как вы поняли, что Ирвин изменил свои воспоминания?

Детективу явно хотелось достать трубку, но на станции курить было запрещено, и потому Мико раздражённо обнюхивал свои прокуренные усы:

– Ну, во-первых, художники – не те люди, что охотно соблюдают технику безопасности. А во-вторых – вряд ли Ирвин просто так решил освежить свои воспоминания за два часа до допроса. Конечно, психозондирование – это не истина в последней инстанции. И освоить перезапись на персональном оборудовании тоже не так сложно – было бы время и желание. Но вот чего большинство не знает – так это того, что технический самообман не проходит бесследно. В памяти всё равно остаётся воспоминание о принятии решения перезаписи чего-то. И тогда приходится докапываться – что именно было изменено. Обычно с этим справляется машина, но иногда попадаются упорные личности. Как, например, наш Хнойпек. Он очень правдоподобно воспроизвёл окружение, но его подвело знание физики – думаю, вы и сами это чувствовали там, в симуляции. Оставалось только найти самый убедительный объект обмана, чтобы доказать это. И вентиль без эффекта Джанибекова подошёл как нельзя лучше. Этот эффект весьма неочевиден, и если вживую его не видел – то и не будешь принимать его всерьёз. А раз ты не принимаешь его всерьёз – то и в переделанной записи его не будет. Что и произошло.

С этими словами детектив запахнулся в пиджак и продемонстрировал, что намерен дожидаться лифта на Землю в одиночестве.

Охота на детектива

Поскользнувшись на осклизлом куске непонятно чего, Иржи едва не выругался – его социальный лимит и так приближался к жёлтой черте, а беседовать лишний раз с робопсихологом – совершенно лишняя процедура даже для Будды.

Нет, он положительно не мог понять прелести проживания в диком районе. Даже с учётом острейшего желания быть не как все. Даже с учётом полностью научного обоснования необходимости трудностей для сохранения целостности личности. Конечно, вездесущей рекламе здесь поставлен глухой заслон, но вот эта холодная вода, сыплющаяся на голову, эта грязь, это ощущение беспросветной мерзости и неустроенности, весь этот гнусный реализм безнадёги…

Нет, он не настолько любит трудности, чтобы за них платить такие сумасшедшие деньги. А ведь даже часовой пропуск сюда стоит месячного базового дохода. А уж стоимость жилплощади и вовсе исчисляется неадекватными цифрами, на которые можно содержать пятьсот семь его агентств в течении двадцати семи лет.

Но это уже издержки клиента.

Тем больше Иржи был удивлён, когда две недели назад на комлинк ему свалился огромный пакет неведомого расширения, в котором (когда его удалось наконец-то декодировать в хоть что-то приемлемое) ему предлагалось расследовать серию загадочных преступлений в Промышленниках – крупнейшем районе элитного даунгрейва.

Подробности были написаны таким витиеватым языком, что криптоанализатор отказался их сжимать, оставив его один на один с филологическими дебрями. Иржи честно продирался сквозь них три раза подряд, но не мог с уверенностью сказать, что усвоил их до конца.

А дело было под стать райончику. В дни, когда небо затягивало равномерно серыми тучами, а искусственный смог опускал их почти до земли, в глухих уголках Промышленников находили трупы со следами насильственной смерти. А точнее – с пулей 38-го калибра, засаженную точно в сердце.

Служба Общественной Безопасности об этом пока ничего не знала – в конце концов, Промышленники не просто так назывались диким районом. За такие деньги общественность была готова потерпеть анархию толстосумов – в разумных, конечно, пределах. И если Иржи сможет вычислить убийцу, то эти инциденты навсегда растворятся в пучине бытия, не беспокоя компетентные органы.

К моменту, когда Иржи начал вникать в это дело, в серии насчитывалось четыре эпизода. И он не собирался дотягивать до пятого. Вот только его опять и снова поджимал его главный враг – время. Подходящий дождь вот-вот должен был начаться. Он это знал определённо – из сводок Службы Настроек Погоды. Вынужденная уступка настраиваемых трудностей – богачи больше других любят предсказуемость и управляемость.

Хотя бы в погоде.

А вот с остальным был мрак. Фабула преступления вполне укладывалась в логику серийного убийцы – дождливые дни (да и вообще в дни пониженного давления) провоцируют маньяков и психопатов отбросить остатки человечности и взяться за нож. Позволить себе огнестрел (тем более нелицензированный), тоже могут позволить себе только богатые, влиятельные и эксцентричные люди – а других в Промышленниках и не водилось.

Но что в картину не ложилось – так это то, что жертв убивали в упор, спереди и с двух метров. Жертвы видели своего убийцу, даже успевали получить заряд адреналина – но их защитные системы не срабатывали. Возможно, конечно, что их эксцентричность довела их до полного самолуддизма, но Иржи в этом сильно сомневался. В современном мире, где не осталось универсальных материальных ценностей, элита обязана была иметь личный счёт.

И средства для его охраны от посягательств.

Конечно, за круглую сумму можно было спрятать всю машинерию под кожей так, что их не выявили бы даже контакты третьего рода. И они наверняка так и поступали. Точнее он знать не мог – закон о неприкосновенности личных данных второго уровня давал в его распоряжение лишь скупые строки официального отчёта, на основе которых и приходилось строить непротиворечивые версии.

Поэтому нельзя было отбрасывать вероятность, что он имеет дело с непонятой закономерностью. Что убийца знает своих жертв лучше Службы Общественной Безопасности и убивает только тех, кто не способен оказать ему сопротивления.

А значит, Промышленники оказывались под вполне реальной угрозой исчезновения – СОБ был готов раскатать всех и вся, кто сумел пойти против Двенадцатой Поправки о праве полного удаления всех данных индивида и праве вечного забвения. В конце концов, в мире осталось не так много ценностей, вокруг которых удавалось собрать апатичное человечество. Тогда все выкрутасы вокруг одного скромного Иржи становились понятными – слишком много было бы проигравших, если бы Промышленники потеряли свой статус элитных трущоб и повысили свой уровень комфорта до среднестатистического.