Мунэ-Сюлли

Когда он, деспот по натуре, отрекшись в пользу своего сына, – уже как поданный у своего короля, – целовал у него руку и с нежностью говорил: – Mon petit roi![15 - Мой маленький король (фр.).]

Я смотрел на Мунэ-Сюлли и думал:

– А, может быть, и правда, что Наполеон брал у Тальма уроки, как быть императором!

Служенье муз не терпит суеты.[16 - Служенье муз не терпит суеты… – цитата из стихотворения A.C. Пушкина «19 октября 1827».]
Прекрасное должно быть величаво.

Мунэ-Сюлли держался вдалеке от жизни.

Когда в одну из тревожных политических минут какой-то бойкий журналист заявился к Мунэ-Сюлли спросить «и его мнение», – Мунэ-Сюлли ответил:

– Я далек от такой грязи, как политика!

У нас политические дельцы свысока смотрят на актеров, художников, литераторов.

Там артисты, художники, ученые, писатели, – те, кто составляют душу страны, – смотрят на политиков…

Как он посмотрел бы на сегодняшнюю ситуацию?

Драться за Францию, – да, в 1870 году Мунэ-Сюлли солдатом дрался за Францию.[17 - …в 1870 году Муне-Сюлли солдатом дрался за Францию. – Во время франко-прусской войны 1870—1871 гг.]

Но политика…

Можно представить себе, с какой гримасой на величественном лице сказал великий трагик:

– Я далек от такой грязи!

Его душа, как орел, жила на вершинах. Ему было мало играть. Он хотел:

– Совершать жертвоприношения.

Даже Театр, – через большое «Т» – Театр Французской Комедии, – не удовлетворял его.

Электрическая рампа, крашеные декорации… Он воскрешал:

– Древний театр.

Ездил играть в Оранж, – маленький южный городок, где сохранились развалины древнего, римского амфитеатра.

В Ним.[18 - Ним – город на юге Франции.]

Он играл при свете факелов.

Плафоном было темное ночное небо, усеянное звездами.

Декорациями старые, священные от древности камни.

Его мечтой было сыграть Софокла в Афинах.

И священная мечта осуществилась.

Он играл Эдипа в театре Диониса[19 - Театр Диониса – древнегреческий театр, был сооружен в конце 6 в. до н. э., находился на склоне афинского Акрополя. Его раскопки были произведены в 1862 г.] под небом Аттики[20 - Аттика – область Древней Греции.] и потрясал своими стонами воздух Эллады.

Париж делится на две части:

– По ту и эту сторону воды.

На этом берегу Сены – приемная Франции, где толпятся иностранцы.

Где суета, блеск, тряпки, удовольствия.

На том берегу – ее радостные жилые комнаты, задумчивый рабочий кабинет и божница.

Пантеон, Латинский квартал, Сорбонна.

Мунэ-Сюлли жил «по ту сторону воды», переходя на этот берег только в Театр.

«Этот берег» на него навевал ужас.

Роскошью и пустотой.

Перед представлением пьесы, в которой он играл роль претендента, он «обдумывал костюм» с законодателем мод, премьером Французской Комедии, г. Лебаржи.

– Cher ma?tre! Вам надо обратить внимание на галстук. Галстук, это – человек. Платье шьет портной. Галстук человек выбирает и завязывает себе сам. По галстуку можно судить о вкусе или безвкусии человека. В Латинском квартале, согласитесь, вряд ли можно найти галстук для претендента на престол. Придется отправиться на тот берег.

– Вы правы, мой друг. Идем.

Они отправились на rue de la Paix, к самому Дуссэ.[21 - Дуссе, Дусе – французская модная швейная фирма, имевшая сеть своих магазинов.]

Мунэ-Сюлли выбрал галстук, который годился бы для претендента на престол.

– Цена?

– Восемьдесят франков.

– Восемьдесят франков! За галстук?!

И Мунэ-Сюлли в священном ужасе, «подняв руки», выбежал из магазина.

– Как Эдип! – рассказывал товарищам Лебаржи.[22 - Лебарже – артист «Французской комедии».]

Он был прост.

Величаво прост.

В одежде, в жизни, во всем.