– Черт знает что! – конечно, и тогда говорили в Москве, когда эта история распространилась.
С быстротой молнии, как все, что касалось Лентовского. Но добавляли:
– А все-таки… Поди-ка, сделай! А Лентовский, – он может!
Это только факты. А сколько небылиц!
Человек тем знаменитее, чем больше о нем рассказывают небылиц.
Человек, про которого не ходит ни одной небылицы? Это еще не слава.
Возьмите юмористические журналы, газеты того времени. Найдите номер, где бы не было о Лентовском!
Провинциал, приезжая в Москву и осмотрев все достопримечательности, говорил:
– Ну, ну, – а покажите-ка мне Лентовского!
Быть в Москве и не видать Лентовского было – быть в Риме и не видать папы.
Вас. И. Немирович-Данченко в одном из своих романов[50 - Немирович-Данченко Вас. И. в одном из своих романов… – Немирович-Данченко Василий Иванович (1844—1936) – прозаик, поэт, журналист. Роман «Семья богатырей» составил кн. 20—22 его «Нового собрания сочинений» (СПб, П.П. Сойкин, 1916).], описывая того времени Москву, не мог не вывести Лентовского.
Москвы того времени нельзя было представить себе без этой легендарной фигуры.
И характерно, что роман, в котором появляется Лентовский, носит название:
– Семья богатырей.
Красивый человек, он подходил к произведениям с красивым названием.
Но вот Лентовский попадает в положение, казалось бы, самое будничное. В самое мещанское положение.
В котором красивого-то уже ничего нет.
За «благородное» избиение князя X. Лентовского посадили в арестный дом.
Человек «сел в Титы».[51 - За «благородное» избиение князя X. Лентовского посадили в арестный дом. Человек сел в «Титы»… – К.С. Станиславский рассказывает, что «Лентовский… был чрезвычайно строг ко всему, что портило добрую репутацию его учреждения. Чтобы поддержать ее, он терроризировал публику, распуская про себя самые невероятные слухи: такого-то скандалиста он будто бы схватил за шиворот и перебросил через забор к соседу; чтобы охладить разбушевавшегося пьяницу, он будто бы выкупал его в пруду… Всему этому можно было верить, так как строгий антрепренер был внушительного вида» (Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве. М., 1980, с. 77). Автор монографии о Лентовском Ю.А. Дмитриев ничего не рассказывает об избиении Лентовским князя X., а эпизод с пением цыганских романсов под окнами арестного дома, где содержался Лентовский, связывает с другим событием. «7 октября 1883 г. мировой судья приговорил Лентовского к штрафу за то, что тот ударил статиста Михайлова. Лентовский оправдывал свой поступок тем, что Михайлов курил в помещении, где делать это было запрещено, так как он мог вызвать пожар. Платить штраф Лентовский отказался, и его на несколько дней посадили в арестантский дом. Тогда Л.И. Леонидов (Гуляев) взял шарманку, а В.В. Зорина переоделась цыганкой, и они играли и пели на улице перед камерой» (Дмитриев Ю.А. Михаил Лентовский. М., 1978, с. 191) Почему Дорошевич решил обозначить Зорину буквой М. – непонятно, возможна и ошибка газетных наборщиков, очерк писался в Париже и пересылался оттуда в редакцию, следовательно, править корректуру автор не мог. Л. – это, конечно же, Леонидов-Гуляев. «Титы» – арестный дом для временного содержания. Дорошевич посвятил ему очерк «Титы» («Русское слово», 1913, 1 марта).]
Москва подсмеивается над своим любимцем.
Сидя в Титах, он:
– Занимается переплетным делом. Книжки переплетает!
Артист Императорских театров, знаменитость на всю Россию, он не был «лицом привилегированного сословия».
И должен был работать в мастерской арестного дома.
Мизерия![52 - Мизерия! (от лат. miser – бедный) – здесь: жалкое положение.]
И вдруг это мещанское, будничное «сиденье в Титах» окрашивается в красивый, поэтический свет.
Примадонна М.; тогда знаменитость, – ее роман с Лентовским был в то время «злобой дня» в Москве, – артист Л., старый друг Лентовского, переодеваются.
Л. – шарманщиком, М. – уличной певицей.
Каждый день они направляются на Калужскую улицу, к «Титам».
Блестящая примадонна, кумир публики, поет на мостовой арии из оперетки и захватывающие дух цыганские романсы.
Любимец и баловень публики, талантливый артист обходит публику со шляпой и отдает деньги бедным.
Через забор летит чудное пение в титовский сад, врывается в открытое окно «арестной мастерской».
С изумлением слушают арестованные:
– Что такое?
И довольной, счастливой улыбкой улыбается Лентовский.
Знакомый голос!
Эта милая шалость, полная поэзии, делается притчей всей Москвы.
О ней рассказывают со смехом и с восторгом.
«Серенада заключенному» – злобы дня.
Это превращает прозаическое «сидение в Титах» в какое-то романтическое приключение.
Это красиво. Не мещански.
Не буднично. Это романтично.
Романтична была тогдашняя Москва!
Романтичен был Лентовский.
В ответ на ежедневные сказки о крахе, крахе, крахе он строит новый театр и называет его:
– Антей.
Богатырь, который, падая, каждый раз поднимается еще с большими силами.
Не романтично?
В достоинствах и недостатках, делах и кутежах, тратах и долгах, в самых скандалах, – везде он был «неизменен и велик».
Романтичный герой романтичной Москвы.