Готы

«Платить по счетам» тогда пришлось туземцам-иллирийцам. Судя по всему, этот народ был совершенно перемолот между скифским «жерновом» и «жерновом» германским. Никаких следов выживания иллирийцев на территории Нижней Лужицы не сохранилось. А их победители – сильные германские племена и воинственные скифы, видимо, разошлись, не войдя в боевое соприкосновение, несомненно, грозившее перерасти в войну на уничтожение, отложив неизбежную схватку на пару столетий.

Что же доказывает «дальний поход» скифов через позднейшую Силезию в нынешнюю Нижнюю Лужицу, за 700 лет до «дальнего похода» готов в противоположном направлении? То, что еще народы доисторической Европы были способны преодолевать расстояния во много тысяч километров. И это случалось не раз на протяжении истории. Укажем в качестве примера на стремительные конные рейды скифов, гуннов, аваров и угров – предшественников в этом отношении монголов. Или на народы, странствующие, как готы и другие германские переселенцы, в пешем или в смешанном – конном и пешем – строю, имея в авангарде воинские контингенты в качестве тарана.

К концу II в. до Р. Х. в северо-западной части Римской «мировой» империи и в прилегающих к ней извне областях скифских племен начали множиться признаки приближения новой волны воинственных народов, мигрирующих с бескрайнего Севера вниз до Гипанису и Данапру[176 - В некоторых позднейших скандинавских источниках река Данапр именуется Данпар, а готский город на этой реке (захваченный или основанный готами Киев?) – Данпарстадир, т. е. «город на Данпаре».]. А поскольку там больше не оставалось незаселенных земель, давление передавалось от одних народов к другим, со все более далеко идущими последствиями, согласно известному закону физики, что вселяло в скифов и римлян все большую тревогу.

Греко-римский военачальник и историк Аммиан Марцеллин[177 - Аммиан Марцеллин (330–395 гг. по Р. Х.) – сирийский грек, древнеримский историк и военный. Свое единственное произведение – «(Римская) история» («Деяния») – написал на латыни. Иногда Аммиана считают последним крупным римским или вообще античным историком.] писал о военных трубах, звучавших почти во всей Римской империи, против которой поднялись самые дикие племена и народы, начавшие вторгаться в ее пограничные области. О том, как одновременно с аламаннами, опустошавшими Галлию[178 - Ныне – часть Северной Италии, Франция и Бельгия.] и Рецию[179 - Реция (Ретия, Рэтия, Рэция) – самая западная из дунайских провинций Римской империи, ограниченная с востока Нориком и областью венетов, с юга – Транспаданской Галлией, с запада – Гельветией (Гельвецией), с севера – Германией. В состав Реции входили южные области современных германских федеральных земель Баден-Вюртемберг и Бавария, восточная часть Швейцарии, австрийский Тироль и часть североитальянской Ломбардии.], сарматы и квады грабили Паннонию, в то время как пикты, скотты и аттакотты постоянно досаждали бриттам, тогда еще римским подданным:

«…в то время пикты, делившиеся на два племени, дикалидонов и вертурионов, а также весьма воинственный народ аттакотты и скотты, бродили повсюду и производили грабежи, а в приморских областях Галлии франки и соседние с ними саксы там, куда только могли прорваться с суши или с моря, производили грабежи и пожары, забирали людей в плен, убивали и все опустошали. А в Африке с самого начала правления Валентиниана[180 - Римского императора Флавия Валентиниана I (364–375 гг. по Р. Х.).] свирепствовали варвары (мавры. – В.А.), совершавшие дерзкие набеги, сопровождавшиеся убийствами и грабежами. А в Исаврии[181 - В нынешней Южной Турции.] разбойники, расходясь шайками по соседним местам, с полной свободой предавали грабежу города и богатые виллы, принося страшный вред Памфилии[182 - Прибрежная область в южной Малой Азии (между Киликией и Ликией).] и Киликии[183 - Юго-восточная часть Малой Азии (Анатолии).] (…) аламаннский царек Рандон осуществил свой давнишний замысел и тайно проник с легким грабительским отрядом к Могонциаку[184 - Майнц (Германия).], не имевшему гарнизона. И так как именно в это время праздновался христианский праздник, то он беспрепятственно увел в плен мужчин и женщин всякого звания и награбил много домашнего имущества. Квады с сарматами, племена, отличавшиеся особой умелостью в деле грабежей и разбоев, распространяя все шире и шире круг своих набегов, уводили в плен мужчин и женщин, угоняли скот, злобно радуясь грудам пепла от сожженных селений, страданиям убитых жителей и без всякой пощады избивали последних, нападая на них врасплох» (Аммиан Марцеллин. «Деяния»).

Разные мавританские племена беспокоили своими набегами римские колонии в Африке. Фракия же страдала от разорявших ее готских грабительских шаек.

Римская Фракия занимала восточную часть современного Балканского полуострова, т. е. его части, расположенные между нижним течением Дануба и Босфором. А готские разбойники нападали на нее, по старому скандинавскому, а если быть точнее, шведскому обычаю не со стороны материковой суши, переправляясь через реки Тирас и Дануб, а по воде, переплывая Черное море, северного побережья которого достигли незадолго перед тем. Другие группы готов стали нападать на скифские города и сарматские кочевья. Судя по усилению оборонительных сооружений, городское население было начеку и своевременно подготовилось к отражению готских нападений. Богатые торговые города Припонтиды оставались господами положения еще на протяжении многих поколений. Отсиживаясь под защитой мощных стен и многочисленных гарнизонов, они вели с новыми завоевателями Тавриды переговоры о подвозе всего необходимого, перевалочной торговле и поставках на регулярной основе готовых изделий для городских ремесленных мастерских и заключали соответствующие договоры.

Одной из скифских крепостей, успешно противостоявшей как сарматам, так и готам и не сумевшей устоять лишь под натиском гуннов, была упоминавшаяся нами выше резиденция царей Тавроскифии – Неаполь Скифский, выстроенный царем Скилуром и его сыновьями (на территории нынешней столицы Крыма – Симферополя) для защиты от понтийского царя Митридата VI Евпатора. В ходе раскопок скифского Неаполя, начатых еще в 1926 г. под руководством крымского археолога, историка, филолога и педагога Н. Л. Эрнста и продолженных в 1945–1960 гг. Тавро-скифской экспедицией под руководством видного советского ученого П. Н. Шульца, которой, в свою очередь, пришли на смену другие археологи, были обнаружены следы упорной осады города, датируемые концом II в. до Р. Х. Тогда осаждавшим Неаполь грекам из Херсонеса Таврического и понтийцам удалось поджечь немало городских домов, о чем свидетельствуют черные и серые слои пепла между предшествующей осадой и последующей застройкой.

В результате археологических раскопок городища был обнаружен мавзолей с пышными и богатыми захоронениями – 72 погребения, в том числе царя, знати, с конями, оружием, множеством золотых украшений. Были отрыты остатки мощной, 8,5 м толщиной, оборонительной стены с двумя привратными башнями, выявлены остатки жилых и культовых построек с интересной настенной росписью. Найдены портретные рельефы, обломки статуй, постаменты с греческими надписями – посвящениями богам. Исследовано свыше 200 погребений – богатые фамильные склепы, вырубленные в скале, земляные склепы и грунтовые могилы рядового населения.

Судя по результатам раскопок таврического Неаполя, скифы давно уже привыкли жить не только в войлочных шатрах или кибитках. Но и в многокомнатных каменных домах и делать запасы на случай осады, недорода и природных катастроф. Археологи нашли подземные хранилища зерна, домашние мельницы-зернотерки, полные вместительных амфор кладовые, искусно сложенные печи и высеченные в скалах хранилища для горшков, котлов, чаш и кувшинов.

Конец существованию столицы Позднего Скифского (Новоскифского, или Тавроскифского) царства, скифского «Новгорода», положили явно не явившиеся с севера готские вооруженные мигранты, преимущественно пешие. Судя по всему, готам удалось как-то договориться, по крайней мере, с частью местных жителей Тавриды. Неаполь погиб совершенно внезапно, о чем свидетельствуют брошенное его жителями ценное имущество, детские игрушки, разбросанная повсюду домашняя утварь. Все это указывает на поспешное бегство, возможно, на бегство перед лицом внезапно появившихся в городе врагов. Вероятно, построенная при царе Скилуре мощная крепость была взята не правильным штурмом после долгой осады, а хитростью или с налета. Неаполь Скифский пал в IV в. по Р. Х. Враги – аланы или гунны – видимо, явились неожиданно, без объявления войны, без стычек в подожженных городских предместьях, или, как говорили у нас на Руси, посадах. Нежданно-негаданно! Свалившись скифам, как снег, на голову. Именно такой «блицкриг» был излюбленным способом ведения войны степными конниками – «кентаврами» из кочевых племен, не имевших стенобитной техники вроде таранов, виней[185 - Винея – подступной крытый ход, осадная машина древних, служившая для устройства параллелей и подступов к осаждаемым городам и крепостям.], гелепол[186 - Гелепола (греч. «покорительница городов») – передвижная осадная башня.] и т. д. и «артиллерии» – метательных орудий, вроде катапульт, баллист, карробаллист, онагров, скорпионов; ни навыков, необходимых для обращения с осадными машинами; ни терпения для взятия вражеских твердынь измором. И умевших брать города лишь одним способом: проскакать, пригнувшись к конской холке, через открытые городские ворота мимо ошеломленной стражи и выпрямиться на спине лихого скакуна, лишь оказавшись в самом сердце города, когда страх при виде внезапного появления «всадников ниоткуда» уже овладел сердцами горожан, лишив их воли к сопротивлению.

ИСТИНА, СКРЫТАЯ В МОГИЛАХ

После 300 лет активных и все-таки скрытых от мира действий готские мигранты дошли наконец до Евксинского понта. Успели смениться семь поколений, выступивших в поход в поисках новой родины, которую так и не обрели, прежде чем восьмое поколение достигло берегов далекого южного моря, которое, возможно, большинство из странствующих готов считало сказочным, а не реально существующим или путало его со Средиземным морем. После казавшегося бесконечным пути через необъятную Восточноевропейскую равнину, широкие бурные реки и безлюдные степи их взорам предстало желанное теплое море. Море, о котором сообщали купцы и разведчики. Морское побережье с большими, хорошо укрепленными портовыми городами. Море, по которому в припонтийские гавани то и дело приплывали корабли изо всех градов и весей Римской «мировой» державы. Море, способствовавшее благорастворению воздухов и произрастанию плодов земных, выражаясь языком христианских священников и проповедников, и позволявшее собирать на землях Припонтиды богатый урожай.

Однако берега этого Евксинского понта, Гостеприимного моря, – которое поэт Овидий[187 - Публий Овидий Назон (43 г. до Р. Х. – 18 г. по Р. Х.) – древнеримский поэт, автор поэм «Метаморфозы» и «Наука любви», «Любовных элегий» и «Скорбных элегий». Из-за несоответствия пропагандируемых им идеалов любви официальной политике императора Августа в отношении семьи и брака был сослан из Рима на Тибре в Западное Причерноморье (г. Томы), где и умер, не вынеся разлуки со «столицей мира».], сосланный Августом из Рима на Тибре в далекие Томы, «на край света», и тоскующий там по «великосветской» римской жизни, именовал в своих «Письмах с Понта» совсем иначе – «Аксинским понтом», «Негостеприимным морем», – были плотно населены народами, ведшими там весьма активную и довольно комфортабельную жизнь. Надо было быть столь избалованным столичной роскошью «мажором», как Овидий, чтобы считать Черное море «негостеприимным», а жизнь на его берегах – «неуютной» и достойной лишь «скорбных элегий». Припонтийские скифы, сарматы, бургунды, готы и гепиды точку зрения Овидия не разделяли и потому старались силой завоевать себе «место под солнцем» на землях казавшегося римскому ссыльному «негостеприимным» Черноморского побережья, суливших им наилучшие условия жизни и наилучшие пути сообщения с «главою мира», с «центром обитаемой Вселенной», куда стекались все деньги, где сосредоточены власть и могущество и главные потребители жизненных благ – короче говоря, с Римом. «Рома капут мунди». Не будь в римском Средиземноморье густонаселенных территорий древних культурных народов и построенных ими мегаполисов с вечно голодным пролетариатом[188 - Пролетариат (лат.) – совокупность пролетариев. В Древнем Риме пролетариями со времен царя Сервия Туллия, автора центуриатной системы, назывались лично свободные римские граждане, стоявшие ниже самого бедного в имущественном отношении V разряда (класса) граждан. Название «пролетарий» («производитель потомства») объясняется тем, что единственное значение абсолютно неимущих пролетариев, стоявших ниже патрициев и плебеев, для римского государства выражалось в производстве потомства, будущих граждан Рима, торговавших, будучи избирателями, своими голосами при выборах должностных лиц (магистратов). При проведении переписи населения в Древнем Риме граждане, не имевшие собственности, в графе об имуществе писали «пролес» (дети, потомство). Многие пролетарии в поисках источников пропитания составляли клиентуру (свиту прихлебателей) влиятельных лиц, занимаясь оказанием им – своим патронам (покровителям) – разных услуг, восхвалением их («пиаром») и одновременно давлением на своих патронов с целью получения средств существования. При преобразовании в связи с нашествием на Рим мигрировавших из Ютландии германских племен кимвров и тевтонов в 113–101 гг. до Р. Х. римской армии из милиции – военного ополчения свободных граждан, приобретавших вооружение и экипировку за свой собственный счет, – в наемное войско, получавшее вооружение и довольствие от государства, при римском полководце Гае Марии (158—86 гг. до Р. Х.), в нее стали принимать пролетариев, охотно шедших на военную службу ради жалования. В императорский период римской истории «пролетариями», «пролетариатом» стали называть столичную чернь (плебс урбана) – неработавшую и жившую за счет государственных подачек: регулярных бесплатных раздач хлеба, оливкового масла, вина, сала, солонины, жетонов на посещение бань, гладиаторских игр, травли зверей, колесничных бегов, театров, публичных домов и т. д., но по любому поводу гордо восклицавшую: «Ноли ме тангере – цивис романус сум!», т. е. «Не прикасайся ко мне, я – гражданин Рима!»], все то, что добывалось и производилось на берегах Евксинского понта и складировалось для вывоза в «цивилизованный мир», не имело бы никакой ценности. Видимо, и среди готов имелись разумные, сообразительные, опытные люди. Люди, сказавшие себе: «Все добро, что накопили здешние скифы, явно не нажито и не произведено самими здешними скифами. И не привезено к ним другими скифами. Нет, все это добро привезено из совсем иного мира. Из мира с совсем иными, более высокими запросами. Из мира с более высоким уровнем жизни. Из мира с совсем другими проблемами. С проблемами, решить которые можно лишь с помощью здешнего зерна».

Тогдашняя ситуация весьма напоминает современную. Ни одно из природных богатств Припонтиды не представляло собой некой абсолютной ценности, само по себе, как и нефть в наше время. Ведь современные арабы со всей своей нефтью не могли бы вырастить в пустыне даже самого крошечного растеньица, если бы не достижения современной техники искусственного орошения. Техники, полученной арабами, как и многое другое, вплоть до опреснителей воды, в обмен на нефть. И потому готы, завоевав силой меча новое «жизненное пространство» в Северном Причерноморье, этим отнюдь не удовлетворились. И на этом отнюдь не успокоились. Долгие странствия пробуждают в людях жажду, а жажда сродни жадности. Слово «жаждать», или «алкать», сродни слову «алчность». Продолжительные военные действия пробуждают в людях воинственность и нетерпеливость. Эти давно вошедшие в привычку воинственность и нетерпеливость невозможно утолить, если только лишь пахать, сеять и месяцами ждать очередного урожая, сколь бы богат он ни был…

С учетом этих соображений можно найти объяснение двум историческим процессам, могущим показаться, на первый взгляд, неожиданными. Во-первых, пиратским рейдам готских морских разбойников, терроризировавших всю Припонтиду, а также все восточное средиземноморское побережье. Хотя, казалось бы, поколение готов, достигшее после долгих странствий, Евксинского понта, не имело опыта плавания на кораблях в открытом море, ведь со времени, когда их предки переплыли Янтарное море, прошло столько лет! Тем не менее готские переселенцы, обосновавшись в Тавриде и в устье Данапра, принялись, возможно, с помощью местных корабелов – кто знает? – валить лес, распиливать бревна на доски и спускать на воду корабли вроде тех, на которых приплыли со «Скандзы», снабжать их корабельными командами и, как впоследствии другие выходцы из «Скандзы» – викинги-норманны, ходить по морю, нападать на острова и побережья. «Шарпать берега Натолии»[189 - Анатолии.], как писал Н. В. Гоголь в «Тарасе Бульбе» о позднейших козаках, возможно, отдаленных потомках припонтийских готов, о чем еще будет сказано далее. В общем, так пиратствовать, как в Средиземноморье не пиратствовал никто уже давно – с тех самых пор, как Гней Помпей Великий, снарядив огромный римский флот, положил конец бесчинствам киликийских и североафриканских морских разбойников[190 - Гней Помпей Великий (Магн) – древнеримский полководец, удостоенный консульского звания, командующий верными сенату войсками в гражданской войне с Гаем Юлием Цезарем. В 60-е гг. до Р. Х. стал одним из самых влиятельных людей в Римской республике, расширив влияние римлян на Востоке во время третьей войны Рима с понтийским царем Митридатом VI Евпатором, разбитым Помпеем, и очистив Внутреннее (Средиземное) море от расплодившихся пиратов. Потерпев в гражданской войне поражение от Цезаря, Помпей Великий бежал в Египет, где и был вероломно убит в 48 г. до Р. Х.], а Марк Випсаний Агриппа, зять императора Августа, – бесчинству морских разбойников сына этого самого Помпея Великого – Секста Помпея[191 - Секст Помпей Магн Пий (67–35 гг. до Р. Х.) – сын Помпея Великого. После убийства Гая Юлия Цезаря заговорщиками-республиканцами, фактически древнеримскими олигархами, в 44 г. до Р. Х. принял командование римским флотом, но затем захватил остров Сицилию и занялся пиратством. Флот Секста Помпея был в 36 г. до Р. Х. разбит римским флотом Марка Випсания Агриппы, зятя Августа. Секст бежал в Милет, где был схвачен и казнен в 35 г. до Р. Х.]. «Вивере нон эст нецесситаре – навигаре нецесситаре эст», т. е. «Жить не необходимо, плавать по морям необходимо». Плавать – и попутно грабить…

На эти особенности поведения готов в Припонтиде следует обратить особое внимание. Ибо они отличали его от поведения других германских народов, скажем, гепидов и бургундов, скиров и прочих мелких этнических групп. Образовавшихся из обломков племен, разбитых или недорезанных готами в ходе их дальних странствий. Все эти побежденные готскими мигрантами племена «северных варваров» дали готам себя вытеснить из густонаселенных припонтийских областей дальше на Запад и, несмотря на трудности преодоления пересеченной местности, направились к Карпатской горной дуге, принявшись беспокоить римскую провинцию Дакию.

С учетом этого столь разного поведения мигрировавших с севера германских племен при их появлении на границах Римской империи представляется необходимым перепроверить правильность тезиса, на протяжении многих поколений господствующего в историографии. В первую очередь в историографии немецкой. Однако не только немецкой, но и, скажем, шведской, ибо шведы гордились (и даже хвастались) своими готскими предками не меньше, чем немцы из Восточной Пруссии, Померании и Лаузица, хвалившиеся тем, что их родная земля в прошлом – пусть и ненадолго – была завоевана и заселена «славными готами, взявшими Рим».

Шведский историк академик Андерс Магнус Стриннгольм (1786–1862)[192 - Главные труды Стриннгольма – «История шведского народа с древнейшего до настоящего времени» в пяти томах и «Походы викингов, государственное устройство, нравы и обычаи древних скандинавов» в двух томах.], писал в своем труде о государственном устройстве, нравах и обычаях древних скандинавов, что главной и общей целью всех германцев было уничтожение Рима.

Насколько сильными должны быть вера в величие германства и неразумность составляющих его народов, если труд, столь знаменитый по сей день, начинается со столь ложного утверждения! Ибо, во-первых, у германцев никогда не было общих целей (тем более одной-единственной) вплоть до второй половины XIX в., да и тогда баварцы, в отличие от прочих германских народностей, не желали «шагать в едином германском строю». Во-вторых, германские племена воевали главным образом не с Римом, а друг с другом. Это – непреложный факт. Сказанное относится и к «славным готам, взявшим Рим». Ведь даже в легенде об их «великом исходе» говорится, что готы первым делом победили герулов (германцев). Вслед за тем готы, как это подтверждается историческими свидетельствами, одолели гепидов (германцев), бургундов (германцев) и (по крайней мере – частично) бастарнов (опять же германцев), не говоря уже о величайшей в мировой истории битве между древними германцами – сражении на Каталаунских полях, близ Шалона-на-Марне, в 451 г. В этой «битве народов» готы сражались против готов, франки – против франков, гепиды – против бургундов. Если бы столь усердно постулируемое Стриннгольмом и многими другими историками после него пресловутое германское единство существовало в действительности… Если бы германцы уже в первые века Христианской эры достигли уровня организованности, позволяющего им совершить совместную «массовую акцию»…Тогда такие выдающиеся вожди древних германцев, как князь (или герцог) херусков Арминий, получивший до того, когда восстал против римлян, римское гражданство и титул римского всадника за верную службу в римском войске[193 - Брат Арминия – Флав, тоже заслуживший, или, если угодно, выслуживший, римское гражданство и достоинство римского всадника, в отличие от Арминия, сохранил верность Риму.], и царь маркоманов Маробод, проведший юность в Риме и пытавшийся править своими германскими подданными на манер римского императора, не сошлись бы в смертельной «братоубийственной» схватке, а плечом к плечу двинулись бы совместным походом на «ненавистный Рим», не было бы никакого продолжения императорского периода римской истории и на долю Алариха[194 - Аларих (Аларик, Алареикс – «могущественный царь» или «царь всех», «всеобщий царь») – вождь (царь) вестготов и магистр милитум (главнокомандующий войсками) Восточной Римской империи, взявший в 410 г. по Р. Х. «Вечный город» Рим на Тибре, чьи ворота готам, возможно, открыли тайные агенты восточноримского императора, заинтересованного в ослаблении западной части Римской империи с целью облегчения ее последующего подчинения Константинополю и восстановления, «руками готов», единства Римской державы.] почти не осталось бы «победных лавров». Но именно отсутствие единства среди древних германцев обогатило мировую культуру еще несколькими столетиями Античности. Именно отсутствие единства среди германцев позволило достичь наивысшей точки расцвета античной цивилизации – цивилизации, которой вплоть до времени правления императора Августа приходилось тратить немалую часть своих творческих сил и материальных средств на укрепление военно-политического могущества Рима, позволившего ей в дальнейшем развиваться под своей защитой, в условиях «римского мира».

Конечно, автора этих строк могут упрекнуть не в попытке развеять «германский миф», а в попытке сознательно принизить все «готско-нордическое». Тем не менее следует отдавать себе отчет в следующем. К моменту Рождества Христова германцы были неописуемо бедным, прямо скажем, нищим, первобытным народом[195 - С другой стороны, современные историки, например, по поводу недавней находки в английском графстве Дорсет массового захоронения обезглавленных англосаксами скандинавских викингов пишут, что помочь идентифицировать скелеты последних именно как норманнов помог их анализ, показавший, что покойные жили в регионе с гораздо более суровым климатом, чем английский. Ученые установили, что в питании этих людей было много богатых протеинами продуктов – мяса, молока, яиц. Такая диета, помогающая наращиванию мышечной массы, была характерна для викингов, останки которых найдены на территории Швеции. Правда, речь идет об останках IX–X вв.], во всяком случае, ни в чем не превосходившим две другие крупные этнические группы, которым было суждено, в конце концов, создать, вместе с германцами, европейскую семью народов, а именно: кельтов и славян. Тогдашние кельты, несомненно, превосходили тогдашних германцев как в сфере материально-технической цивилизации, так и в сфере духовной культуры. Славяне населяли самые плодородные земли, требовавшие меньших усилий для своей обработки, и потому имели больше свободного времени, чтобы предаваться на досуге развитию прикладного искусства, ремесел, рыболовства, торговли и транспорта. Всему этому германцы противопоставляли целый ряд идеальных (т. е. не приносящих практической пользы, материальных доходов) добродетелей, таких как гордость, чувство собственного достоинства, чувство чести и – понятное, с учетом перечисленного выше – вечное недовольство, постоянное чувство неудовлетворенности. Неприхотливые славяне жили припеваючи или, во всяком случае, неплохо, по своим понятиям, за счет такого монотонного занятия, как рыболовство, и кое-чем приторговывали, привыкнув довольствоваться малым и не желая для себя ничего большего и лучшего. Германцы же, начиная с неизвестного нам сегодня момента времени, начали ощущать в себе нечто, что можно назвать поэтически «беспокойством и тягой к перемене мест» (вспомним главу Х «Евгения Онегина») или высокопарно-патетически – «харизмой воли к власти», а говоря прозаически, по-простому – жаждой добычи. Ибо передвижения народов никогда не инициировались довольными собой и всем на свете неимущими людьми. Нет, они инициировались совсем другими людьми, у которых к первейшему и самому естественному побудительному мотиву – голоду – добавлялись иные мотивы и цели, которые они привыкли (а точнее – приучили себя) считать более высокими мотивами и целями. Как долго многочисленные и достойные во всех отношениях уважения народы могут оставаться на уровне каменного века при отсутствии материального благосостояния и этих самых более высоких целей, мы наглядно видим на примере североамериканских индейцев. Многие племена индейцев были так бедны, что не обладали даже гончарными изделиями и согласовывали свои кочевые странствия со временем созревания тех или иных диких плодов, трав, кореньев и овощей.

Современные историки, исследующие жизнь древних германцев, видят многие ее особенности яснее, чем – при всем уважении – Генрих фон Трейчке[196 - Генрих фон Трейчке (1834–1896) – видный немецкий историк, сторонник «национальной государственности», активно пропагандировавший свои взгляды в лекциях и статьях, убеждая всех немцев вносить свою лепту в «создание германского духа», которого, если следовать логике рассуждений Трейчке, в то время не существовало, раз он призывал своих современников этот дух «создать».] и его современники, чей взор был, вероятно, затуманен слишком воодушевленным и усердным чтением Тацита, несомненно, идеализировавшего в своей «Германии» германцев, дабы современным ему «римлянам, сравнивая себя с германцами, стало стыдно за свои пороки»), и гордостью за только что состоявшееся в Версале провозглашение Германской империи. Все это мешало им видеть очевидные, несомненные факты. Но, с другой стороны, эти талантливые исследователи еще не имели в своем распоряжении так много фактов и материалов, как сегодняшние историки, открывающие их в результате археологических раскопок в Скандинавии и Германии.

Небольшая группа хорошо осведомленных ученых, результаты работы которых, право, стоило бы популяризовать гораздо шире, чем это делалось и делается до сих пор, относится к столь долго чрезмерно восхваляемым и превозносимым древним германцам как к обычному, скромному во всех отношениях, первобытному народу. Раскапывая их скрытые в могилах останки с помощью лопат, зондов и сит, стараясь подобраться к ним как можно ближе – насколько это сегодня представляется возможным, ибо германцы поступали со своими покойниками иначе, чем, скажем, древние египтяне, т. е. не бальзамировали их выпотрошенные предварительно тела, чтобы затем замуровать их навечно, как им думалось, в гробницах. Германцы, как, кстати, и древние греки, и римляне, долгое время придерживались обычая кремации, т. е. трупосожжения, хотя, к счастью для археологов, не полного, а частичного, да и то – не всегда с необходимой последовательностью. Эта непоследовательность дает археологам возможность обнаружить и изучить тот или иной костный фрагмент. Во-первых, в силу того, что мертвые тела сгорали не дотла, т. е. не до полного превращения в пепел, как это делается в современных крематориях. Кости очень часто оставались несожженными, в отличие от бренной плоти, и вместе с остатками погребального костра опускались в могильную яму, после чего засыпались землей даже в тех случаях, когда часть пепла помещалась в погребальную урну. Во-вторых, эта непоследовательность проявлялась в том, что даже у народов, хоронивших своих сожженных мертвецов в таких погребальных ямах, периодически встречались несожженные трупы и могилы с несожженным погребальным инвентарем.

В ходе раскопок древних захоронений, прежде всего в южношведских областях Вестер- и Эстергётланда (Вест- и Остготланда) и на одноименном острове Готланд, шведские археологи К. Э. Сальстрём, Н. Г. Гейвалль, а также Моберг, Нилен и независимо от них Оксенстьерн положили немало сил на поиск доказательств проживания и сосуществования ранних готов с другими племенами «Скандзы». А гамбургский археолог и историк Рольф Гахман (Хахман) попытался на основе полученной шведскими учеными первичной информации составить себе общее представление о жизни готов в «Скандзии» до переселения значительной части этого народа на Большую землю. При чтении их описаний древних могил и опирающихся на археологические находки соображений можно попытаться понять язык мертвых, похороненных в древних могилах, и тогда исторические акции готских племен приобретут в наших глазах иной оттенок и даже иной характер.

Так, на основе изучения останков, захороненных в могилах, мы увидим, что детская смертность, составлявшая в среднем около 30 %, в некоторых районах, отличавшихся особо суровыми климатическими условиями, превышала 50 %. Иными словами: из троих детей молодой готской семьи из-за суровых, нищенских условий жизни только двое доживали до 18 лет; в особенно неблагоприятных для проживания человека районах – только один ребенок из двух, а в районе нынешнего города Банкелла в Вестра-Гёталанде[197 - Или: Вестергётланде, со столицей в Гётеборге («Готском городе»).] на юго-западе Швеции до 18 лет доживал только каждый третий ребенок…

Средняя продолжительность жизни взрослых составляла 40 лет, считая взрослыми готов, преодолевших возрастной «порог» 18 лет, т. е. без влияния высокого показателя детской смертности, который исказил бы картину. Из этого Гахман делал вывод, что семьи жителей Вестерготланда ко времени Рождества Христова были весьма немногочисленными. Сменявшие друг друга поколения не слишком задерживались на земле. Когда на свет рождались внуки, большинство их дедов и бабок были уже мертвы. И зачастую дети были еще очень малы, когда умирали их отцы или матери.

Так что население «Скандзии» росло очень медленно. А вот природные ресурсы окружающей среды исчерпывались очень быстро. Немногочисленность населения «Скандзы» не позволяла ему в крупных масштабах осваивать природу. Правда, определенная внутренняя колонизация «Скандии» все-таки происходила. Она сопровождалась рубкой и корчеванием лесов для так называемого подсечного земледелия и миграцией в еще менее заселенные области полуострова. Но, видимо, готы, в первую очередь молодые, были не слишком привязаны к «родному краю» и к «родному дому» из-за отсутствия тесной связи между поколениями, почти не знавшими друг друга, раз деды обычно не доживали до рождения внуков, а дети едва знали родителей. И потому им казалось легче пытаться искать счастье на чужбине. Они предпочитали этот путь постоянному вкладыванию сил и времени в возделывание скудной земли без особой отдачи. Жилось в «родной Скатинавии» очень нелегко. Об этом наглядно свидетельствуют находки погребального инвентаря. Орудия труда, найденные в женских могилах, позволяют сделать естественный вывод, что погребенные в них покойницы работали ими при жизни.

Современные ученые установили, что германцы, по крайней мере в Скандинавии, уже за 1500 лет до Р. Х. вели оседлый образ жизни. Так что обычай использования женского труда или участия женщин в труде мужчин столь же стар, если не старше. Подобные народные обычаи остаются неизменными, пока сохраняются неизменными места поселений и внешние условия жизни. Хотя встречаются и могилы без погребального инвентаря, что не позволяет сделать однозначного вывода о роли женщины как помощницы мужчины во всех его занятиях. Разумеется, разделение труда между мужчинами и женщинами существовало всегда. Но чисто мужскими оставались лишь самые тяжелые и опасные виды трудовой деятельности, например охота, рубка леса, корчевание и обработка древесины – главного строительного материала в «Скандзии». Женщины и дети, достигшие сознательного возраста, работали в поле, ходили за скотиной, вели домашнее хозяйство и, вероятно, даже занимались гончарным делом, хотя, возможно, под присмотром и общим руководством наставника-горшечника, опытного в своем «рукомесле». И вот еще на что стоит обратить внимание. Погребальный инвентарь не позволяет сделать вывод о существовании в указанный период заметных социальных различий между скатинавскими готами. Ни в одной из древних готских могил, раскопанных археологами в Южной Швеции, не было найдено дорогого погребального инвентаря, указывающего на принадлежность погребенных к знатному, «княжескому» роду или хотя бы к социальному слою, резко выделяющемуся своим богатством на фоне прочих членов сельской общины. Из этого Гахман делал вывод, что «население, видимо, состояло из мелких крестьян с незначительным имуществом и скромным благосостоянием». «Отсутствуют явные признаки социального расслоения и возникновения обособленных социальных групп. Тем не менее заметны различия в благосостоянии, возможно, указывающие на то, что, не только трудолюбие и умение были не повсюду одинаково велики (что естественно), но и имущество и собственность были не всюду одинаковы. Различия в авторитете (которым пользовались среди своих сородичей более трудолюбивые и умелые скатинавские готы. – В.А.), несомненно, бывшие следствием подобных обстоятельств (…) еще не находили непосредственного выражения в области социальных институтов. Поскольку были, вероятно, связаны с конкретными личностями и поначалу еще не влекли за собой привилегий отдельных семейств» (Гахман).

Уделом готов «Скандии» была не полноценная, с нашей точки зрения, жизнь, а постоянная борьба за существование. Каждодневная, бесконечная, изнурительная борьба с угрозой смерти от самых разных причин, но прежде всего – от голода. Скудная жизнь, на протяжении как минимум 15 столетий ни разу не позволила готам достичь уровня той свободы, или возможности свободного передвижения, которую народ получает лишь тогда, когда производит немного больше того, что ему необходимо для выживания. Хотя германцы, вероятно, в разные периоды своей истории пытались не довольствоваться скудной жизнью, позволяющей едва сводить концы с концами. Вспомним поистине героические усилия и поистине гениальную изобретательность скандинавских поселенцев в Гренландии (Туле?), не побоявшихся тамошних суровых природных условий и попытавшихся заняться – за полярным кругом! – даже разведением крупного рогатого скота, устраивая в коровниках воздушные шлюзы, задерживающие проникновение ледяного полярного воздуха, и т. д. Германцы не сдавались. Несмотря на несказанную нужду, они не тупо «прозябали», не вели «растительное» существование по принципу «день прожит – и слава богу (или, точнее, асам)». Они, несомненно, воспринимали условия своего скудного существования как постоянный вызов, постоянную опасность и пытались избежать ее, как могли. Нагрузившись своим жалким скарбом, уходили с насиженных мест, где земля уж больше не могла их прокормить, переплывая Янтарное море, причем не только в пору Рождества Христова, когда готы переселились массами со «Скандзы» в «Готискандзу», но и, как минимум, 500 годами ранее. Археологические раскопки на территории Северной и Северо-Восточной Германии, близ Балтийского побережья, указывают на наличие там поселений, принадлежащих раннегерманским колонистам, так сказать, «пытавшим счастья за морем». В свое время это признавали даже авторы из Германской Демократической Республики, – как, например, Фридрих Шлетте, – естественно, вынужденные учитывать результаты соседствовавшей с ГДР страны народной демократии – Польши и толкования результатов раскопок польскими археологами. Тем не менее даже они атрибутировали не только так называемую Ясторскую группу археологических находок на территории между Эльбой и Одером, но и частично прилегающие к ней с востока группы находок как имеющие отношение к германским племенам.

Особенности жизни германцев в областях, расположенных севернее и южнее Балтийского моря, в силу понятных причин, создавали определенную неуверенность в том, мигрировали ли германцы с юга на север, т. е. в Скандинавию, или же с севера, т. е. из Скандинавии, на юг. Эта неуверенность нашла свое выражение даже в следующем отрывке из статьи о древних германцах в «Википедии»:

«…Германские племена изначально занимали территорию современной Дании и южного побережья Норвегии и Швеции (обычно этот период истории именуется тевтонским). К V веку н. э. германские племена заселили обширную территорию между Рейном и Вислой от запада к востоку, Дунаем на юге и Борисфеном и Меотским морем на юго-востоке, а также южную Скандинавию».

То есть получается, что германцы, изначально занимавшие Данию, южную Норвегию и Швецию (а это и есть Скандинавия), заселили Южную Скандинавию только к V в. по Р. Х.! Темна вода во облацех…

Среди захоронений материковых германцев были обнаружены и погребения иной племенной принадлежности, указывающие на присутствие среди населения Янтарного берега также иллирийских, кельтских и балтских элементов. Эти захоронения перемежаются, порой накладываясь друг на друга, и потому трудно определить, кто был автохтоном, а кто – пришельцем. Это до сих пор не позволяет составить себе однозначное представление о ходе процессов переселения народов и о формировании племенных образований в период между бронзовым и железным веком. А это оставляет широкий простор для самых вольных и даже фантастических построений и умозаключений. Как ученые-марксисты из стран «социалистического содружества», которым полагалось быть «интернационалистами по определению», так и ученые, как правило, немарксисты из стран «капиталистического Запада», так гордящиеся своим строго научным беспристрастным подходом, в эпоху холодной войны сплошь и рядом оказывались не свободными от чувства национально-племенного превосходства. Воодушевляясь от возможности приписать костным останкам или кухонным отходам, не говоря уже о каком-нибудь изображении медведя или божка первобытных рыбаков, «несомненно славянский» или «несомненно германский» характер.

Ну да ладно, Бог с ними. Процитируем лучше по этому поводу старого доброго Тацита. Для нас он остается несомненным авторитетом, невзирая на идеализацию им древних германцев. Точность и правильность сведений, приводимых Тацитом в «Германии», современные археологи склонны признавать в куда большей степени, чем их предшественники XIX и первой половины XX в.

С чувством некоторого самодовольства и даже превосходства, понятным для римлянина, живущего в зоне благоприятного климата (вспомним Овидия, так страдавшего от «сурового» климата «бесприютной» Припонтиды), Корнелий Тацит пишет:

«Что касается германцев, то я склонен считать их исконными жителями этой страны, лишь в самой ничтожной мере смешавшимися с прибывшими к ним другими народами и теми переселенцами, которым они оказали гостеприимство, ибо в былое время старавшиеся сменить места обитания передвигались не сухим путем, но на судах, а безбрежный и к тому же, я бы сказал, исполненный враждебности Океан редко посещается кораблями из нашего мира. Да и кто, не говоря уже об опасности плавания по грозному и неизвестному морю, покинув Азию, или Африку, или Италию, стал бы устремляться в Германию с ее неприютной землей и суровым небом, безрадостную для обитания и для взора, кроме тех, кому она родина?»

Эта родина-мать и в самом деле не слишком баловала своих сыновей и дочерей. Ибо в эпоху бронзы в Северной и Центральной Европе по не совсем ясным по сей день причинам произошло резкое ухудшение климата, что подтверждается данными палеоботаников, полученными в результате анализа остатков растительной пыльцы. Жизнь людей, не очень-то богатая и до этой перемены климата, стала на некоторых землях совершенно невозможной. Ибо увеличение влажности и участившиеся холодные дожди сделали во многих областях невозможным заниматься земледелием. Речь идет, выражаясь языком геологии, о молодых моренах с тяжелыми почвами, на которых до тех пор предпочитали селиться древние земледельцы как на наиболее плодородных и пригодных для обработки. Теперь же они сохранили свое значение лишь в зонах с «песочными островами» в почве и обычно использовались лишь для скотоводства, если население вообще оставалось в прежних местах.

Ибо немалая часть готов – вероятно, лишь после длившейся долгие годы, если не целые десятилетия, отчаянной борьбы с природой – отказалась от продолжения этой неравной борьбы и переселилась на более легкие почвы старых морен и в расположенные, прежде всего, на территории нынешней юго-западной Швеции области с большими «песочными островами» в почвах. Немецкий археолог и историк Герберт Янкун, исследователь Хедебю[198 - Хедебю (нем. Хайтабу, др. – исл. Хейтабюр) – важнейший торговый центр норманнов-викингов в глубине фьорда Шлей, на пересечении торговых путей из бассейна Балтийского в бассейн Северного моря, где суда перетаскивались волоком в обход Зунда, и из Священной Римской империи Каролингов в Датскую марку (Данию) – т. н. Воловий путь (Оксенвег) или Войсковой путь (Геервег). Ныне – на севере германской федеральной земли Шлезвиг-Гольштейн, близ Фленсбурга, в 42 километрах от датской границы, по автобану А7.], установил: в пору неблагоприятных климатических изменений, оскудения средств к жизни скандинавские германцы, устав дрожать от холода и мучиться от голода в своих вечно сырых лачугах, начали впервые «искать счастья за морем», т. е. в большом количестве мигрировать на юг через Балтийское море. Янкун даже писал в сборнике Archaeologia geographica за 1952 г. о происходившем в «Скандзе» процессе селекции. По его мнению, землепашцы мигрировали, т. е. переселялись на чужбину, в то время как скотоводы продолжали бороться на прежних местах проживания со ставшими столь неблагоприятными, влажными и холодными погодными условиями.

Вполне можно представить себе следующую картину. Как-то предприимчивый торговец – добравшийся с дальнего юга до «Скандии» грек, иудей, сириец или армянин – поведал мокрым от дождя несчастным готским «варварам», измученным капризами погоды, теснящимся у еле тлеющего очага в промозглой и открытой всем ветрам хибаре, кашляя от дыма, дивную историю, похожую на сказку. Историю о золотом «ауйоме» – житнице на берегу теплого моря, о бескрайних золотых нивах Припонтиды, где под яркими лучами солнца, в условиях мягкого климата, на жирном черноземе, произрастает великолепная пшеница, дающая пропитание, обеспечивающая сытую жизнь населению Восточного Средиземноморья. Разве мог рассказчик дать готовым бессильно опустить руки готским земледельцам более желанную и привлекательную цель?

Существуют коллективные мечты, чарующие воображение целых народов, сохраняющие привлекательность и притягательность на протяжении целых столетий. Вспомним хотя бы Итальянские походы немцев в эпоху Средневековья и Возрождения[199 - Одержимых упорной, хотя и не менее и тщетной коллективной мечтой «возродить Римскую империю» на новой, германской основе.]; странствия паломников к Святым местам; крестовые походы для освобождения Гроба Господня от неверных; поиски русскими старообрядцами загадочного «Беловодья», а испанцами – Сиболы, Эльдорадо, острова вечной молодости – Бимини; стремление наших далеких и не столь далеких предков на Балканы, к Проливам, к стенам Царьграда, дабы «достигли мира мы средины»[200 - Как писал в своей оде Г. Р. Державин.], «схватить за Золотой рог Босфорского быка»[201 - По выражению приват-доцента В. С. Печерина, использующего игру слов: Золотой Рог – узкий изогнутый, как (бычий) рог, залив, впадающий в пролив Босфор (греч. «Бычий брод») в месте его соединения с Мраморным морем (Пропонтидой).] и вновь «водрузить Крест на Святую Софию»[202 - Крупнейший в мире христианский православный храм, построенный в Константинополе – Царьграде при императоре Флавии Юстиниане I Великом в 532–537 гг. и превращенный в 1453 г. победоносными турками-османами в мусульманскую (суннитскую) мечеть. Ныне – Музей Айя-Софья (Стамбул, Турция).]; плавания к неведомой Южной Земле – «Терра Австралис Иногнита». Возможно, древние готы, садясь на корабли, действительно мечтали не о чем ином, как об описанных рассказчиком золотых нивах у теплого моря, о хлебном океане земли скифов. Во всяком случае, такая мечта, такое традиционное объяснение причин массового готского исхода и такая цель представляются нам более понятными, чем постановка (кем? и когда?) чисто политических задач и целей, чем некое якобы исконно присущее готам стремление создать свое государственное образование, а уж тем более – разрушить чужое, римское государство. Вряд ли заливаемые непрестанными дождями и страдающие от хронического ревматизма земледельцы Вестер- и Эстергётланда имели понятие о подобных вещах…

Гахман осторожно писал в 1956 г., что попытки некоторых историков объяснить все исторические и в том числе социально-исторические события только изменениями экономических форм, переменой климата, истощением почвы и т. д. представляются ему «слишком механистическими и подозрительно склоняющимися к позитивизму», подчеркивая, что на решение готов мигрировать, вероятно, оказали влияние и другие факторы. В то же время он был вынужден признать, что эти иные факторы, если они вообще существовали, не подтверждаются материалами археологических раскопок. С другой стороны, находки археологов подтверждают, что жизнь готов улучшилась сразу же после того, как они, переплыв Янтарное море, высадились на материк. «Жить стало лучше, жить стало веселее», как говорил товарищ Сталин…

Весьма сложную картину археологических находок готских древностей, сделанных на территории между Прибалтикой и районом реки Эмс, в современной германской федеральной земле Нижняя Саксония, мы здесь подробно освещать не будем. Ограничимся лишь несколькими наиболее характерными фактами, поскольку перемещения готских мигрантов в этих широтах, не оставивших на долю археологов ни развалин храмов, ни мраморных статуй богинь, интересуют в подробностях не широкие читательские массы, а сравнительно немногочисленных «узких специалистов». «Подобных флюсу, ибо их полнота – односторонняя» (Козьма Прутков).

При беглом обзоре готских погребений на материке сразу бросается в глаза следующее. Во-первых, в готских захоронениях заметно увеличилось количество различных предметов вооружения. Во-вторых, эти готские «воинские могилы», очевидно, принадлежали лишь определенным семействам. Можно предположить, что новые задачи, связанные с переселением и вооруженным захватом новых земель на чужбине, потребовали нового «разделения труда» среди готских общинников-мигрантов. И это «разделение труда», или, точнее, «разделение задач», естественно, привело к социальному расслоению готов. Ибо, привыкнув владеть мечом, силой покоряя и усмиряя иноплеменников, определенная группа готских семейств, так сказать, «по умолчанию» давала почувствовать эту силу и своим же соплеменникам, если в этом вообще была необходимость. Ведь все прочие соплеменники и без того знали, что не все «родовичи» равны, что теперь в готской общине сосуществуют сильные и слабые. Эти новые черты были привнесены в готскую среду, довольно однородную в «Скандии», завоеваниями на материке.

Эти появившиеся различия в силе не всегда однозначно подтверждаются данными археологии. Но находки археологов наглядно свидетельствуют о появившихся различиях в благосостоянии, об изменившихся имущественных отношениях. Появляются крупные усадьбы – «гарды (дворы)», или, говоря по-нашему, по-русски, – «хутора»[203 - В скандинавских странах и в Исландии такие усадьбы – «(крестьянские) дворы», или «хутора» – обозначались словом «гард» (gard) или «гор» (gaard) – словом, означающим, собственно, «огороженное место» (и в этом смысле – «крепость»), явно напоминающим наше слово «град» или «город». Например, немецкий город Штаргард, или Старгард (от славянского «Старгород»). Обиталище эддических богов-асов именовалось «Асгард» («град», «двор», «город» или «хутор» асов). Обиталище людей – «Мидгард», букв.: «Средний град (двор, хутор, город)», хотя переводится на русский словосочетанием «Средний мир». Мир злых сил – «Утгард», букв. «Внешний гард (двор, хутор, град, город)». Ср. норманнское название Древней Руси – «Гардарики» («Страна градов», «страна городов»).], например «ринги» на острове Готланд, включающие, наряду с весьма вместительным, многокомнатным главным зданием, жилым домом богатого крестьянина – хозяина двора, различные пристройки, предназначенные как для содержания скота, так и для проживания домашней челяди, работников и слуг. Иными словами, дворовых, дворских, дворян, прообраз будущих дружинников. Поселения такого типа весьма напоминают позднейшие поселения норманнов-викингов в Гренландии. Свидетельствуют эти поселения об установлении социального строя, весьма напоминающего строй, господствовавший в заселенной норманнами Исландии эпохи саг[204 - Эпоха саг (век саг) – период в истории Исландии (Туле?), заселенной скандинавскими мигрантами, с 930 по 1030 г. по Р. Х.]. Здесь из крестьянского сословия не только выделяются особые группы привилегированных лиц, но и лица, в силу своей экономической слабости, занимающие в обществе подчиненное положение. «Следовательно, к началу эпохи Великого переселения народов в Северной Европе уже произошла социальная дифференциация, почти не ощутимая незадолго до Рождества Христова» (Гахман).

Упомянутые выше новые порядки, установившиеся на готском, как принято считать, острове Готланд, были, конечно, только слабым отражением существовавших у материковых готов. Гораздо четче они прослеживаются на современном германском побережье Северного моря и в прилегающих к нему материковых областях. Переселившиеся туда готы, оказавшись в более благоприятных климатических и географических условиях, смогли там вернуться к тем формам добывания средств к жизни, практиковать которые им стало невозможно на их «скатинавской» прародине из-за ухудшения климата. Однако для обеспечения возможности вести эту новую, лучшую, более зажиточную жизнь готам потребовались новые организационные формы. В «Скандии» готам не угрожали нападения внешних врагов. Не зря еще Тацит задавался явно риторическим, по крайней мере для него, вопросом: кто же будет по доброй воле извне устремляться в эту неприютную землю с суровым небом, безрадостную для обитания и для взора, чтобы завоевать ее в качестве новой родины? А вот на новой родине готов на южном берегу Янтарного моря и на территории сегодняшней Германии все обстояло несколько иначе. Здесь врагам для нападения на готов с целью отнять у них родину не требовалось переплывать море. Здесь враги нападали на готов с севера и востока, а порой – еще и с юго-востока и с северо-запада, не говоря уже о врагах-туземцах, у которых готские мигранты отняли часть их исконных земель. Военное искусство, без которого готы могли спокойно обходиться на «острове Скандза», стало для них после переселения на материк жизненно важным. В результате из готской среды в «Готискандзе» выделилась особая воинская каста, приобретавшая, по мере обострения конфликтов с иноплеменными соседями, все большее значение. Теперь искусный воин, обладающий боевыми навыками, мог сделать для выживания готской общины куда больше, чем самый опытный и способный земледелец. Соответственно, увеличилось число «воинских погребений», часто даже расположенных отдельно, в стороне от захоронений «простых смертных», с богатым погребальным инвентарем. Некоторые из расположенных отдельно от других одиночных «воинских могил» содержат полный комплекс воинского снаряжения, полное вооружение, указывая на то, что в них похоронен особо высокопоставленный, знатный, т. е. известный всем и каждому своими воинскими подвигами и своим полученным в качестве военной добычи богатством (не зря и в нашем русском языке так тесно связаны слова «богач», «богатство», «богатырь»). Другие «воинские могилы», также полные предметов вооружения, расположены хотя и группами – по три-четыре, но все равно в «блестящей изоляции», в заметном удалении от кладбищ простых готских землеробов.

Такие захоронения археологи именуют «княжескими», в особенности если они – как, скажем, так называемый Любзовский клад, обнаруженный археологами на территории Померании, – содержат наряду с оружием еще и дорогие импортные товары, попавшие к готам торговым путем или в качестве военной добычи (не забудем, что древнегерманский эквивалент слова «князь» – «фуристо» означало «передовой боец», «первый в бою»), изделия, которые простой гот не мог бы себе позволить: серебряные кубки, бокалы и чаши дорогого египетского стекла[205 - Центром стекольного производства античной Экумены был египетский мегаполис Александрия, основанный великим завоевателем Александром Македонским в 332 г. до Р. Х.; вторым по значению центром стекольной промышленности был древний город Сидон в Финикии, нынешнем Ливане.], питьевые рога-ритоны из драгоценных металлов, бронзовые миски и котлы, медные кувшины и в погребениях женщин «княжеского сословия», также полных всяческих сокровищ, – металлические зеркала и гребни. В общем, как писал Н. В. Гоголь в «Страшной мести» о выменянных или награбленных богатствах козака Данилы Бурульбаша: «Есть меж ними и кубки серебряные, и чарки, оправленные в золото, дарственные и добытые на войне…» Кстати говоря, по одной из версий, приднепровские козаки были потомками осевших в Северном Причерноморье, на Данапре-Борисфене, готов и слившихся с ними саков – ираноязычных скифов или сарматов. Или же осевших на Данапре готов и союзных с ними саксов (германцев). А слово «козак» происходит от слияния этнонимов «гот»+«сак», или «гот»+«сакс». Но это – так, к слову…

Выше упоминалось, что женщины готского «княжеского сословия» удостаивались столь богатых погребений, что и в их могилах археологи находят ценные, редкие, «дефицитные» импортные заморские товары вроде малоазиатских металлических зеркал. О чем свидетельствует этот факт? О том, что выдающаяся роль отдельных представителей готской общины превратилась в выдающуюся роль их семейств. Погребальных почестей удостаивался уже не отдельный готский воин, а «князь» со своими близкими сородичами, пользующимися уважением всей готской общины, беспрекословно признающей в них своих защитников и вождей.

Содержимое готских «княжеских погребений» наглядно демонстрирует нам следующее. Относительно небольшого преимущества какого-либо готского семейства в благосостоянии, силе и влиянии достаточно для того, чтобы это семейство, остающееся, в плане имущества, все еще крестьянским, возвысилось над прочими крестьянскими семействами, чтобы привить ему культурные потребности, пробудить в нем вкус к художественным изделиям, жажду приобщения к миру красоты и наслаждений, который можно обрести там, откуда приходят эти изделия, – где-то далеко на юге, в заальпийских городах, стране бесконечного лета и бесконечного изобилия. Это стремление «жить по-княжески» захватывает и молодых женщин и девушек знатных готских родов, начинающих осознавать, что то, чем они владеют, вполне сравнимо с серебряными кубками и бронзовыми чашами и, подобно своим мужам, отцам и братьям, обретающих вкус к «сладкой» жизни. Не случайной представляется поэтому находка в болоте Рухмоор близ Даммендорфа в округе Эккернфёрде подвергшегося естественной консервации трупа готской девушки примерно 16-летнего возраста в… мини-юбке, около 30 см длиной, заканчивающейся значительно выше колен, имевшей, однако, по нижнему краю в ширину не менее 165 см и потому, несомненно, облегавшей множеством складочек бедра юной готской кокетки. Эта мини-юбочка держалась на довольно узких лямочках-бретельках. На плечи готской красавицы была накинута меховая курточка. Значит, в тех местах в пору ее переселения в лучший мир было достаточно холодно. Но, видимо, она и не подумала сменить свою коротенькую юбку на более длинную, и, конечно же, более теплую. Мода есть мода. А красота, как известно, требует жертв…

Не случайно и другое. В раскопанном археологами хуторе готского «князя» под Любзовом была обнаружена мастерская золотых дел мастера. В других «градах» готских «князей» также были обнаружены мастерские ремесленников, причем не только ювелиров, старавшихся селиться поближе к богатым и постоянным заказчикам, внося нотку разнообразия в чисто крестьянский характер поселения и существуя на первых порах «в тени» самого важного для «князя»-воина и его присных ремесленника – кузнеца, ковавшего, в первую очередь, оружие для будущих боев. Тем не менее этот «град» был еще очень далек от «града» – поселения городского типа. И эти готские «князья» были, в сущности, богатыми хуторянами. Их надежда и мечта обрести в далекой стране вечного изобилия и непрекращающегося лета всяческие блага, блеск и богатство лежала во все еще очень отдаленной перспективе. Где-то там колыхались под солнцем далекого юга золотые хлебные поля на побережье теплого моря. Странствуя на юг, готы, конечно же, шли туда не для того, чтобы вести войну на уничтожение с Римской империей; не для того, чтобы сменить римлян в роли «повелителей мира». Они стремились к чему-то гораздо меньшему, что, однако, было для них чем-то гораздо большим, – к обретению доброй земли, дающей добрый урожай. Плодородные пашни и пастбища с сочной травой – это и был столь желанный для готов «ауйом», то лучшее, что могли себе представить готы в долгие десятилетия и века своей скитальческой жизни и чего они от жизни ожидали.

ГОТЫ ПОД СТЕНАМИ ТРОИ