На кухне – капающий кран,
Кастрюли, чайник и стакан,
Здесь разговоры о балете,
О новостях из дальних стран,
О Данте, Байроне и Шелли,
О Достоевском и Рабле,
О мудрости Макиавелли,
О цирковом парад-алле,
О перестройке, о законах,
О бунтарях и чемпионах,
О теще-стерве и жене,
И о тебе и обо мне…
Вот и живем мы как во сне
И бьем сумятице поклоны!
Здесь неприветливы дома
Для белокурых, чернобровых,
Им сыплют вместо мака порох,
Им «хорошо сходить с ума
Или кончать самоубийством»,
Когда они не в силах жечь
Порок, озлобленность и желчь;
Когда от прошлого витийства
Остался жалобный сквозняк
И не разменянный пятак;
Когда уже любовь в награду
Тебе подносят, как бокал,
Что до краев исполнен яду;
И под чужую серенаду
Ты понимаешь смысл начал
И то, что разум обнищал,
И нужно выпить все до дна —
Как хорошо, что жизнь одна!
Что ж, Моцарт выжит был Сальери!
Но что с того и что потом?
И будь семь пятниц на недели
И пядей столько же за лбом —
Вы ж сами этого хотели!
Когда, не ведая стыда,
С моей руки пришла беда,
Как постоялец-отравитель,
Что спит в прихожей вместе с псом.
Он мог бы вашим быть отцом,
Но он лишь ангел-искуситель.
Он вам противен, мерзок… Что ж,
За сим и в комнату не вхож.
Раскрой глаза свои, поэт!
Желаешь ли из грязи в князи?
Но этот путь ни в коем разе
Не открывал надменным свет!
Почувствуй холод вековой
На дымной свалке городской;
Средь целлофановых пакетов,
Железок ржавых и бумаг,
Какой еще отыщешь стяг
И поведешь за ним зевак
На берега уснувшей Леты?..
Так кто же чище, кто сильней,
Кто светоносней в этом храме:
Иль инок в посеревшей раме,
Иль коронованный злодей,
Иль горький шут и лицедей,
Пропойца с рожею пророка
Или блудница, дщерь порока?
Кто в этой комнате слепой:
Гомер или певец из Марры?
Кто здесь не чувствует кошмара
И убаюкан тишиной
И легким звуком перегара?
Да ладно, бог с ним, что о том
Писать, переводя чернила…
Мне нравится мой мрачный дом,
Что, вероятно, схож с могилой.
Уж смята пачка сигарет
И сон велит поставить чаю,
Все чаще тянет в туалет,
И на излете мысль встречаю,
Что все смешно, светло и тленно,
Что слово каждое мгновенно,
Что все пройдет неумолимо:
И блеск Афин, и строгость Рима,
Как полуночник из гостей
Средь восхищенных фонарей
Проходит мимо, мимо, мимо…
P. S.
Уж нет огня, не будет сил,
Уж не резон мечтать о лучшем…
Жаль, кто-то лиру раздразнил,
И вот в терзании беззвучном
Родилось слово, и оно
Быть таковым обречено,
Не худшим, видно, и не лучшим,
Пусть не дошедшим – все равно…