Провинциальные тетради. Том 1

Но когда уже ничего не нужно, поцелуй прерывается, губы улавливают прохладу ночи; и вот уже пристально разглядываешь кривой гвоздь в стене, мятые складки солнечника; начинаешь вертеть в руках спичечный коробок.

Да, именно: коробок спичек…

Хорошее название для рассказа.

Она достает «цивильные» сигареты – это те, которые с фильтром; протягивает мне, но я отказываюсь, предпочитая свою дешевую «Астру», которая и крепче и забористей. Медленно зажигаю спичку, и вот уже по купе раздается звук сизого дыма, и он начинает медленно скользить к открытому окну, потом, как бы раздумывая, выплывает в ночное небо…

Ташка-Наташка…

Я ей что-то рассказываю про Артюра Рембо; о том, что он написал свое последнее стихотворение в девятнадцать лет, и считается выдающимся поэтом Франции. Или рассказываю об Иннокентии Анненском, и о том, как, стоя на Царскосельском вокзале на самом перроне, он вдруг упал – остановилось сердце…

Потом что-то читаю ей из «своего». Наташка благодарит меня за подаренное стихотворение. Это – ее стихотворение…

Сидеть в купе не охота, и мы идем в тамбур; рабочая дверь заскрипела, и в вагон ворвалась ночь… И я чувствую, как мой голос растворяется в ней, и не пытаюсь его удержать. Зачем говорить?

Я прижимаю Натку к себе. Она отталкивается и одновременно притягивается, словно в ней – два полюса магнита; и я даже начинаю подумывать о том, что она…

Я тихо шепчу ей – Натка…

…Люди всегда неистово ищут счастье – оно кажется им чем-то огромным, таинственным, но идеальным… оно кажется им недосягаемым, а потому никто не может сказать, что же оно есть из себя на самом деле.

И я не могу сказать; но мне все явственней кажется, что оно не больше маленькой серой пуговички на рубашке, не больше тайного движения ладони, – вот поэтому мы его просто не замечаем.

«Чин-но», – говорю. – «Сегодня ночь такая чин-ная»…

Наташка улыбается. Она всегда улыбается, словно в ней море тепла и доброты…

«Расскажи мне о чем-нибудь…»

И я начинаю рассказывать о Розанове и цитировать «Опавшие листья».

Ее подружка, глупенькая и добродушная Элька, уже спит и видит десятый сон. Она всему верит и восхищается всему… А я уже многому даже не удивляюсь…

…Но вот машинист спустил тормоз, и светофор уже замигал желтым. Я стою на перроне и курю.

«Заходи, сейчас поедем»

Да, конечно.

Через минуту весь мир снова сдвинется с места.

И мы снова будет пытаться уловить очертания этого мира, глядя в окно; и будет едва гореть ночник; и я пожелаю Натке спокойной ночи, и поцелую ее…

И все начнется самого начала…

ПОСВЯЩЕНИЯ И ПИСЬМА (1991)

«Мне очень легко быть рядом с тобой…»

А.К.

Мне очень легко быть рядом с тобой
В этом шумном озлобленном цирке,
В сумятице века, где, видно, любой
Заложен, как встарь, под копирку.

Где страшно смеяться и глупо реветь
Над тем, что зовется репризой,
И думать о том, как навязчиво смерть
Гуляет дождем по карнизам.

И только-то света, что ты, но потом
Никто не ответит, что хочет.
И тени бездумные бродят кругом,
А клоун надрывно хохочет…

    1991

«Как грустно, Анечка, как грустно!..»

А.К.

Как грустно, Анечка, как грустно!
Мешать ли тени за столом,
В образовавшийся разлом
Бросая пошлости и чувства?

О чем еще? Кому? Когда?
Как усыпительные струи
Я принимаю поцелуи —
И просыпаться нет стыда…

Откуда взяться тем ключам
И не придуманы ли мною
Печальный свет над головою
И черный шорох по плечам?..

    1991

Стекло

Пять сонетов, посвященных А.К.

1.

Уже давно невидим меч,
Что занесен над головою;
Но вот успела осень стечь