Ветер раздора. Повесть

– Ладно, поезжай в конюшню да распрягай коня, разберёмся тут без тебя, – скомандовал Федот. Затем он бросил окурок и обратился к Бородовому.

– Сейчас пойдём ко мне домой, переночуешь, а по дороге расскажу подробнее, что за дела здесь творятся.

– Ну что ж, добро, – ответил Бородовой.

Утром следующего дня, как только взошло солнце, Бородовой и Колесников отправились в поле. Новому председателю не терпелось осмотреть всё хозяйство колхоза.

Лошадь везла лёгкие дрожки по той же дороге, по которой вчера председатель добирался до правления.

Они проехали почти до самой станции, затем свернули в сторону Ломовиса, объехав пшеничное поле, поехали в направлении Телешовки. Всё это время Колесников рассказывал о колхозе, о том как убирали урожай. О том как тяжело выживал скот прошлую зиму, потому что нечем было кормить, да и холод был в коровниках, кругом были сплошные щели да дырявая крыша протекала.

По дороге на встречу ехала бестарка, Федот приостановил лошадь.

– День добрый Тимофееч.

– И тебе не хварать, – ответил старик.

– На Ломовис путь держишь?

– Да на станцию к поезду.

– Ну бывай, – ответил Федот. Они разъехались на узкой дороге и каждый продолжил путь в свою сторону.

– У старика этого сына антоновцы забрали в двадцатом году и по сих пор не известно жив ли он, а может и нет.

– Как забрали? – Удивился председатель.

– А как забирают. Ворвались в дом, приставили обрез к виску, вот и выбирай служить в банде, либо на тот свет.

– Так ведь банды уже нет, где же он сейчас?

– Это точно ты говоришь председатель, банды уже нет. Только куда ему идти? Ну а ежели убит, так теперь и могилы не найдёшь, да и лучше оно всем будет, с мёртвых спроса нет.

– И много здесь таких, которые в банде служили?

– Много, забирали без разбора, хватали в основном молодых и выбор у них не большой был, а тех кто отказывался, расстреливали на месте.

– А как же в соседних сёлах?

– Как в соседних сёлах, всё то же самое. Антоновцы прошлись по Сурменевке, Телешовке, Рождественскому и так же уводили мужиков в банду. Вот такие дела председатель.

С самого утра Анисимов был в работе. Он даже не заметил как вошёл Готман. Перед ним были большие деревянные счёты и толстая книга для записей. Перебирая пальцами «костяшки» он что-то непрерывно записывал в эту книгу.

Готман подошёл к окну и распахнул его, сразу повеяло прохладой.

– А-а, Севостьян Емельянович, – наконец-то обратив внимание на Готмана, сказал Анисимов. – Когда же ты успел войти?

– Как же Пётр Данилович, я дважды поздоровался с тобой.

– О-о, тогда извини, заработался. Да кстати, тут приходил человек к тебе один.

– Ко мне?

– Да к тебе, Маняхина Семёна мальчишка. Хотел о чём-то поговорить с тобой.

– Это о чём же?

– Да не знаю я Семён Емельянович.

– Ну, ты бы спросил Пётр Данилович, может что важное.

– Да ещё раз придёт, если действительно важное. Ой! А вот он, опять идёт.

По ступенькам правления поднимался мальчишка лет семи. Открыв двери, он важно вошёл в помещение, Готмана он прямо направился к нему.

– Здравствуйте дядя Севостьян, я к вам.

– Я слушаю тебя, что произошло?

– Там дядя Михей умирает, пойдём со мной, пойдём!

– Как умирает, а что с ним случилось?

– Не знаю, я вошёл в дом, хотел леску для рыбалки у него спросить, а он лежит на полу и задыхается.

– Как же, ведь он только вчера здесь был на собрании. А что же ты сразу не сказал Петру Данилывичу?

– Дядя Севастьян, пойдёмте скорее!

– Конечно, идём. Да, Пётр Данилович разузнай насчёт лошади, на случай если придётся ехать в район в больницу.

– Не волнуйся, я всё подготовлю, – ответил счетовод.

Дом Михея Макарова был совсем недалеко от правления, всего в десяти минутах ходьбы. Старый дом, почти на половину вросший в землю стоял слегка в стороне от остальных. Соломенная крыша свисала над входом и чтобы войти, надо было пригнуться.

Михей жил один, он старый солдат, прошедший всю первую мировую войну, не имел ни детей, ни родственников.

Жену он похоронил несколько лет назад и почти ни с кем не общался.

Иногда забегали к нему деревенские дети. Он любил делать им всякие безделушки из дерева, то фигурку вырежет или свисток.

Неизвестно кто или что на него повлияло, но на последнем колхозном собрании он принёс заявление о вступлении в ряды колхозников.

Готман вошёл в открытую калитку палисадника, поднял щеколду и открыл дверь. В доме, на полу прямо посередине лежал старик Михей. Он не подавал признаков жизни. Его глаза были открыты, как будто он смотрел в потолок и хотел что-то сказать.

Готман склонился перед стариком и пальцами проведя по лицу закрыл ему веки. Тут он сразу увидел то, что совсем не ожидал, по его телу прошла дрожь. В бок Михея был воткнут кухонный нож.

Лёгкие дрожки мчались по грунтовой дороге между колхозных полей. Федот изредка погонял лошадь, слегка подёргивая вожжи.