Ветер раздора. Повесть

– Ладно, ладно тебе Пелагея извини меня, погорячился. Я ведь что хочу сказать, ты же других кровей не забывай, в родстве состоишь с фамилией самих Осиповых! О-си-по-вых! – По слогам повторил Илья. Затем он, чуть подумав, продолжил:

– А впрочем, лучше сейчас, сию минуту скажу, пусть это будет глупо, но честно и правильно.

Пелагея с удивлением посмотрела на разгорячившегося парня, совсем ничего не понимая. Она видела, что в душе его творилось что-то невероятное, болезненное, он переживал, но все своё внутреннее состояние он пытался скрыть, не подать виду.

– Так все же, что ты хотел мне сказать? – С удивлением спросила Пелагея.

– Давно, давно хочу тебе сказать Пелагея. Уедем отсюда, из этой проклятой страны куда-нибудь далеко, купим домик, заведем детишек и будем жить вместе в радости, не вспоминая эти смутные события. А захочешь, вернёмся обратно, конечно когда пройдёт время и всё успокоится.

Пелагея на это ничего не ответила. Она просто стояла и молчала.

– Ну, ответь же ты, скажи хоть одно слово, что же ты молчишь?

– Ну почему! Почему я должен тебя уговаривать, ты же сама всё прекрасно понимаешь, ведь не дадут они тебе здесь жизни, не дадут! Подумай, кто ты есть для них, а ты для них враг, понимаешь враг! Дядька твой, отец, братья где они? А они прячутся от Советской власти, потому что они тоже враги и когда их найдут, то их просто расстреляют.

– Эх ты, Илюша, ну куда же мы собой поедем, – ответила Пелагея, – кто же нас ждёт с тобой, там за границей нужны деньги, понимаешь деньги.

– Есть, есть! У меня золотишко припрятано, – возбуждено ответил Илья, – на первое время нам с тобой хватит, а там дальше видно будет. Всё, всё для тебя сделаю, только поедем со мной. Вот ещё кое с кем поквитаюсь, и поедем, только дождись меня, дождись.

– Она посмотрела на Илью и за все время разговора улыбнулась.

– Сколько в тебе зла Илюша, сколько зла и ненависти.

– Да! Это ты верно подметила ненависти. Я их всех ненавижу, ненавижу. Вот из этой штуки, я готов убить каждого коммуниста, который мне встретится первым. – Он сжал обрез обеими руками так, что захрустели суставы в пальцах. – Потому что, они отняли у меня всё, всё до последнего, оставив только злую ненависть, да жизнь мою поганую.

Он сел на ближайший камень, который лежал неподалёку, закрыл лицо руками и замолчал.

Пелагея подошла к нему и не произнеся ни слова села рядом на холодный камень. Она вспомнила своего отца Григория Поликарповича скромного учителя уездной гимназии и заботливую мать Ольгу Ивановну.

Ещё до революции, в большой и просторный дом, стоящий на берегу небольшой речушки Ломовис, что проходила вдоль Сурменевки, Осиповы приезжали в основном летом на отдых. Когда студенты разъезжались на каникулы, в гимназии для преподавателей работы не было и как раз наступало самое время вспомнить о деревне. Небольшая усадьба принадлежала родному брату Григория Поликарповича, местному помещику Евсению Поликарповичу Осипову.

Сам Евсений Поликарпович появлялся там только тогда, когда приезжал его брат с семьёй. Вот тогда дом оживал, начиналось веселье до позднего вечера, да всякого рода развлечения. Заходил к ним и Трифон Тихонович Мурзаев, владелец значительной части местных земель. Он любил покрасоваться, да показать себя в богатстве, это была его слабость. Как подъедет к воротам на тройке вороных, да с колокольчиками, в расписных санях, так что только снег из под копыт лошадей разлетается по сторонам.

– Ээ-эй, принимайте гостей, да поскорей, уж очень мы замерзли, да так что есть, хочется! – Кричал Тихон Трифонович.

Они все садились в большом зале за длинным столом, где было вино, разные закуски в горячем и холодном виде, мясо копченое, тушёное, жареное, всякого рода птица, солености и деликатесы, и тут начиналось веселье.

Под звуки семиструнной гитары выходили цыгане. Красавицы с длинными чёрными волосами под аплодисменты присутствующих начинали петь, да так что текла слеза, а тут и цыганские детишки с выходом в прихлоп.

– Эх! А ну давай! Давай ещё! – Кричали уже хорошо подвыпившие гости.

И тут цыгане показывали всё, на что только были способны. Они пели, плясали, бегали, кувыркались и всё с частушками, да прибаутками. А потом хмельные гости выходили на улицу и пели песни до самого утра.

На некоторое время Пелагея погрузилась в свои воспоминания, ведь это было её детство, совсем беззаботное, далекое и безвозвратное. Она хорошо понимала, что всё это останется только в её мыслях как красивая сказка, которая будет только в её памяти.

– О чем ты думаешь? – Вдруг она услышала неожиданно. А когда подняла голову, то увидела Илью. Он стоял и смотрел на неё, не отрывая глаз.

– Да так, о своём, – ответила девушка. Что ж ты уезжаешь?

– Да, – ответил Илья. – Но я скоро вернусь, слышишь? Скоро вернусь, а ты обдумай моё предложение. У тебя ещё есть время.

Больше он не сказал ни слова. Он оседлал коня и рванул с места так, что пыль из-под копыт полетела. Тут и остальные вдогонку помчались вереницей, подгоняя лошадей. И вот не прошло и нескольких минут, как всадники исчезли вдали горизонта.

В правление колхоза ворвалась разъяренная женщина. Она быстро прошла по небольшому коридору и свернула в первую открытую дверь, оказавшуюся на её пути. Эта дверь вела в самую большую комнату правления, где находились Федот Колесников и новый председатель колхоза Бородовой.

В её глазах была ярость и решительность разгромить все на своём пути. Увидев председателя, она направилась прямо на него. Пройдя ещё несколько шагов, деревенская баба весом более ста килограмм остановилась, расставив руки в стороны как борец на поединке и посмотрела исподлобья на председателя.

Председатель, имеющий явно меньшую весовую категорию встал со своего места и отошёл в сторону.

– Э-э, вы что гражданка! – От неожиданности начал заикаться Бородовой.

– Яа-а! Крикнула женщина, – да я тебя сморчок несчастный в пыль сотру! Я из тебя вот этими руками дух выпущу!

Она вытянула свои большие жилистые руки вперёд прямо к лицу председателя.

– Я повторяю! Успокойтесь гражданка, – сделав ещё шаг назад, сказал Бородовой.

– А ну прекрати Степанида! – Встав со своего места, заорал Федот. – Ты что здесь устраиваешь? А то смотри, я ведь и привлечь могу.

– Это кто здесь председатель!? Он что ли, – кивнув головой в сторону Бородового спросила Степанида.

– Да он, Бородовой Василий Степанович, наш новый председатель, уважаемый человек, из РАЙКОМа присланный. Говори что надо, да проваливай отсюда побыстрей и не нервируй меня.

– Ничего Федот, ничего, – сказал Бородовой. – Ты присядь гражданка и расскажи что случилось?

Степанида присела на табурет и не отрывая взгляда от Бородового спросила:

– Это что же, ты действительно новый председатель?

– Новый, вот прежде чем кидаться на людей Степанида, хотя бы надо знать, с кем имеешь дело, – вклинился в разговор Федот.

– Это откуда же я могла знать, что он председатель, ведь он у меня вчера всю капусту в огороде потоптал, теперь вот торчат одни кочерыжки, а что жрать я зимой буду?

– Какую капусту ты, что несешь Степанида? Ты думай, что говоришь-то, – удивился Федот.

– Как это какую? Иди, посмотри на мой огород, почти ничего не осталось, вот его видели, как он под окнами вчера ночью у Емельяна топтался, а потом на мой огород перешёл.

– Что? – Федот хотел что-то сказать Степаниде, но Бородовой перебил его.

– Да всё верно она говорит Федот, все верно.

– Тут удивлению Федота не было предела. Он смотрел на председателя, раскрыв рот.

– Ты тётка Степанида иди домой, я тебе всё возмещу, потом.

– Возместишь? Да чем же ты мне можешь возместить, у тебя же ничего нет.

– Ну я же сказал, возмещу. Мне положено зерно за трудодни, вот зерном тебе и отдам, а сейчас иди, пожалуйста, домой, – сказал председатель.