Так, может быть, и Иисуса синедрион судил «не по букве закона», а на основании каких-то иных правовых норм, разработанных законоучителями?
Постановка этого вопроса представляется правомерной при условии, если удастся доказать, что идея о пренебрежении отдельными положениями письменного Закона (пусть и в целях его защиты) зародилась в умах законоучителей задолго до этого суда.
М. Элон, детально проанализировав проблему, связанную с возникновением и развитием чрезвычайного законодательства и проведением судебных разбирательств «не по букве закона», похоже, именно к такому выводу и пришел. В итоге он констатировал, что в ряде случаев цель должна была оправдывать средства, с помощью которых эта цель достигалась. А цель состояла в том, чтобы, воздвигнув «ограду вокруг Торы», «вернуть людей к религии», не допустить раскола в обществе, и, в конечном счете, сохранить Тору.
Представляется очевидным – если сформулированные в «новых законах» чрезвычайные нормы (исключения из общих правил) уже действовали во время суда над Иисусом – это одна правовая ситуация. Если нет – совершенно другая. В первом случае вполне обоснованным выглядит предположение о применении синедрионом установленных чрезвычайным законом изъятий из общих правил судопроизводства. То есть – о применении законной судебной процедуры, хотя и экстраординарной. Во втором случае логичным представляется вывод о нарушении синедрионом действовавшего тогда закона. Большинство исследователей древнееврейского законодательства и практики его применения как раз к последнему выводу и склоняются. Они полагают, что при рассмотрении в синедрионе дела Иисуса было допущено значительное число «грубейших» нарушений ветхозаветного закона. Составляются длинные перечни таких нарушений. Так, протестантский библеист Э. Лозе насчитал в Евангелиях целых 27 нарушений судебной процедуры.
Позиция автора отличается от общепринятого подхода. В книге «Трибунал для Иисуса» подробно обоснован вывод о том, что исторические источники дают больше оснований говорить не о допущенных нарушениях, а о применении трибуналом исключений из общих правил древнееврейского права по делам о богохульстве и идолопоклонстве. Как, впрочем, и об особом порядке судопроизводства, присущего римским трибуналам при рассмотрении дел об оскорблении величия.
О чем идет речь? Применительно к суду Пилата это более понятно. В подвластных Риму провинциях приговоры римских наместников в те годы основывались на нормах особого права, которые устанавливались «в отклонение от точного содержания общих норм»[23 - Дигесты Юстиниана. Т. 1. М. Статут. 2002. С. 111.]. Их применение всегда являлось прерогативой особых судов – трибуналов, которые во все времена руководствовались не общими правилами, а изъятиями из этих правил. Однако мало кто знает, что и в древнееврейском законодательстве существовали аналогичные нормы, действовали особые правила судопроизводства, и даже допускалась внесудебная расправа над теми иудеями-вольнодумцами, которые отрицали Тору и подвергали тем самым опасности иудейское общество. И это как раз те устные законы, с помощью которых воздвигалась ограда вокруг Торы.
Некоторые исследователи Библии ранее уже высказывали предположение об осуждении Иисуса по особым правилам. В их числе можно упомянуть А. Штробеля, проанализировавшего «еврейские юридические предписания, согласно которым в „особом случае“, например, когда в суде рассматривается дело о соблазнителе, приостанавливается действие всех процессуальных гарантий в пользу обвиняемого, чтобы предпринять против него судебные юридические действия». Немецкий юрист В. Фрикке отмечал, что ряд ученых признали этот тезис А. Штробеля «явно ложным»[24 - Фрикке В. Кто осудил Иисуса? Точка зрения юриста. М. Теревинф. 2006. С. 210, 346—347.]. Автор намерен доказать, что приведенный тезис в целом верен. Убедительность же нашей аргументации для его обоснования будет зависеть от ответа на вопрос: когда и почему чрезвычайные нормы зародились и стали применяться на практике?
Глава 2. Почему была создана «ограда» закона?
С первых же шагов исследователь с удивлением обнаруживает, что этот исторический пласт практически не изучен. Он вступает здесь на непаханое поле, вынужден идти по непроторенной тропе. А потому автор настоящего сочинения не претендует на то, что ему удастся найти полные и исчерпывающие ответы на все поставленные вопросы. Это лишь попытка наметить некоторые вехи. Возможно, по ним в будущем проложат исследовательскую тропу, которая позволит обстоятельно выяснить причины и время возникновения чрезвычайного закона в древнееврейском праве. По той же причине автор не хотел бы, чтобы его воспринимали как ниспровергателя некоторых устоявшихся (общепринятых) постулатов иудейской истории. Хотя отдельные ее страницы, бесспорно, нуждаются не только в уточнении, но и в серьезном пересмотре. Прежде всего, это относится к целому ряду устоявшихся, но неверных мнений и представлений (назовем их мифами), перекочевывающих из одной книги в другую. В области религиозной – это, например, миф о первичности Устного закона. В исторической – о причинах Маккавейского восстания. В юридической – о более суровых саддукейских законах (в сравнении с принятыми фарисеями) и т. п. К таким же мифам, возможно, когда-то отнесут и утверждения о многочисленных нарушениях судебной процедуры при рассмотрении дела Иисуса.
Зерна исторических свидетельств по исследуемым вопросам можно обнаружить (путем просеивания) в Библии, книгах Маккавеев[25 - Книги Маккавеев – четыре второканонические книги христианской Библии, созданные во II – I вв. до н. э. Книги названы по имени братьев Маккавеев из рода Хасмонеев. Второканоническими эти книги именуют в связи с тем, что они не были включены во II в. в состав Танаха (канонической иудейской Библии), но входили в Септуагинту (название, закрепившееся за переводом Танаха на греческий язык).] и других древних источниках. Прежде всего, в сочинениях Иосифа Флавия, Мишне, Талмуде, галахических мидрашах[26 - Галахические мидраши – древние тексты, содержащие толкование Торы.], арамейских таргумах[27 - Таргумы – переводы ветхозаветных книг на арамейский язык, которые включали также разъяснения и толкования. Раввины придерживаются следующей классификации древних писаний по их происхождению: «Ветхий Завет ведет к Таргумам, Таргумы ведут к Мишне, Мишна – к Талмуду» (Р. Сантала. Мессия в Ветхом Завете в свете раввинистических писаний. Библия для всех. СПб. 1995).], апокрифах межзаветного периода[28 - Апокрифы (от греч. «тайный», «секретный») – произведения позднеиудейской литературы, не вошедшие в библейский канон.], свитках Мертвого моря и др.
Намечая границы предстоящего поиска, надо заметить, что одним из инициаторов возведения «ограды вокруг Торы» (именно с этим понятием автор связывает возникновение чрезвычайного закона) был книжник Ездра[29 - О Ездре – см. Главу 6.], живший задолго до Иисуса. С другой стороны, распространено мнение, что эту ограду начали сооружать таннаи в Явне[30 - Явна (Ямния) – иудейский город, в котором рабби Иоханан бен Заккай восстановил деятельность синедриона, прекратившуюся после разрушения Храма в 70 году н. э.], то есть в середине II в. н. э., когда уже не существовало Иерусалимского храма. А потому требовалось заменить культовую храмовую службу иной правовой системой, регламентировавшей жизнь еврейских общин в диаспоре. Иногда же сооружение ограды вокруг Торы непосредственно увязывают с первыми десятилетиями III века, когда была записана Мишна.
Исходя из такого разнообразия мнений, стоит очертить на полотне истории два периметра – внешний и внутренний. Границы первого составляют более шести веков (V в. до н. э. – II в. н.э.), в течение которых происходил процесс формирования чрезвычайного права. От Ездры до написания Мишны. Иногда этот период называют временем раннего иудаизма[31 - Вандеркам Дж. Введение в ранний иудаизм. М. ББИ Св. Ап. Андрея. 2016.].
Границы внутреннего периметра, несмотря на отрывочность исторических свидетельств, можно все же наметить в пределах II – I веков до н.э. – начала I века н.э. (около двух столетий до суда над Иисусом). В эти годы были сформулированы и возведены в ранг Устного закона не только основные постулаты, присущие чрезвычайному праву, но и конкретизированы правовые нормы и процедуры, определявшие порядок их применения. Косвенное подтверждение тому, что практический правовой каркас был действительно сооружен в это время, можно найти в Энциклопедии иудаизма. В статье о «ревнителях» сказано, что более строгие правовые «установления, относящиеся к идолопоклонству», были, вероятно, приняты в эпоху Хасмонеев[32 - Энциклопедия иудаизма. Меир Натив. Иерусалим: Амана; Массада. 1983 (электронная версия на сайте – http://www.threeda.ru/entsciklopediya/entsciklopediya-iudaizma/revniteli-ili-zeloty-kanaim.html).].
Если говорить об «эпохе Хасмонеев», то отсчет этого непростого отрезка иудейской истории обычно ведут со времени начала правления братьев Маккавеев (152 г. до н.э.)[33 - Ионатан принял сан первосвященника и стал фактическим правителем Иудеи в 152 г. до н.э., а в 142 г. его брат Симон созвал народное собрание, на котором предложил передать власть правителя Иудеи и первосвященника роду Хасмонеев, легализовав тем самым хасмонейскую династию.] и до реального воцарения в Иудее Ирода Великого (37 г. до н.э.). А завершение создания чрезвычайного правового каркаса (ограды вокруг Торы) следует, вероятно, отнести ко времени, когда в Иудее стало доминировать шаммаитское направление в фарисействе. Так его называют по имени руководителя этого направления (школы) Шаммая (Шамая)[34 - Шаммай (вторая половина 1 в. до н. э. – начало 1 в. н. э.) – законоучитель, основавший собственную школу толкования Торы (Дом Шаммая). В исторических источниках – постоянный оппонент основателя другой школы Гиллеля. В иудаизме их называют пятой и последней «парой» законоучителей.].
Исследователь еврейский истории Г. Грец полагал, что «вследствие чрезмерного рвения шаммаитов… иудаизм получил совершенно иной, мрачный характер»[35 - Грец Г. История еврейского народа. Одесса. 1906. Т. IV. С. 197.]. Н. Т. Райт отмечал: «Для фарисеев-шаммаитов… ревность по Господу означала ревность по Торе… Богоданный Закон нужно соблюдать, и никакие компромиссы с языческим идолопоклонством здесь недопустимы. Более того, этот закон нужно защищать, охраняя тем самым жизнь подлинного Израиля и применяя при необходимости силу»[36 - Райт Н. Т. Иисус и победа Бога. Библ-богосл. ин-т им. Св. апостола Андрея. 2004. С. 348.].
Почему же возникла необходимость в защите Закона и разработке в этих целях чрезвычайного законодательства, призванного создать «ограду вокруг Торы» и, вероятно, допускавшего применение «силы»? Что означают понятия – «ревность по Торе» и «ревность по Господу»?
Для ответов на эти и другие возникшие в процессе исследования вопросы автор намерен использовать не совсем обычный метод. Назовем его методом «встречного движения». Это движение внутрь обозначенных периметров с двух противоположных сторон: из глубины веков (часть 1) и в глубь веков (часть 2 книги).
А начнем мы это движение с попыток разобраться в причинах, побудивших законоучителей вносить дополнения в Письменную тору.
Жизнь иудеев, как ничья другая жизнь, тесно и неразрывно связана с Законом. Бог дал им Закон на Синае через пророка Моисея. Причем дал единожды – на весь период Завета. Раз и навсегда. Его никто не мог изменить или дополнить. Поэтому законотворчество как таковое в принципе исключалось в Израиле, а роль законоучителей и судей должна была сводиться лишь к неукоснительному исполнению воли Бога. Суд всецело был «делом Божиим» (Втор. 1:17). Причем, суд праведный и милосердный: «И делай справедливое и доброе в глазах Господа» (Втор. 6:18).
«Высшие критерии» древнееврейского права принято определять тремя словами: мишпат (суд или решение суда), цедек (справедливость) и шалом (мир, который в единении с Богом). В мишне[37 - Каждый трактат Мишны состоит из конкретных мишн – отдельных параграфов (правовых норм) и именно в этом смысле она понимается в данном сочинении, когда слово приводится с маленькой буквы.] трактата Пиркей Авот[38 - Пиркей Авот или Авот (Поучение отцов) – последний трактат четвертого раздела Мишны – Незикин. Маймонид называл трактат кодексом судейской этики, предписывавшим вершить справедливый суд.] приведены слова первосвященника Иерусалимского храма Симона (Шимона) Праведного (III – II в. до н.э.): «мир стоит на трех вещах: на законе, богопочитании и милости»[39 - В переводе р. Н-З. Рапопорта: «на Торе, на служении Б-гу и на добрых делах» (Авот. Шамир. Иерусалим. 1999).]. Несколько иначе расставил приоритеты в том же трактате Шимон бен Гамлиэль (II в.): «Три условия – залог существования человечества: правосудие, честность и добрососедство» (Авот 1:18).
Как видим, слова «правосудие» или «закон» присутствуют в любом из приведенных высказываний.
Однако с течением времени, несмотря на Божественное предписание о неизменности Моисеева закона и правосудия, основанного на этом Законе, законоучители все же приступили к обоснованию необходимости внесения в него дополнений.
Почему же они решились на такой шаг, и каким образом им удалось его осуществить?
Ответ на этот вопрос можно найти в том же трактате Пиркей Авот. С этого трактат собственно и начинается. И ответ этот дает основания связать возникновение чрезвычайного закона с понятием, которое уже не раз упомянуто – «ограда вокруг Торы».
Трактат открывается мишной (Авот 1:1), в которой изложены три законоположения: «Судите без спешки, выводите в люди как можно больше учеников и возведите ограду вокруг Торы». В комментарии известного раввина Меири (1249—1316) по поводу этой ограды сказано: «Создайте систему запретов, ограничений и установлений, дополняющую запреты и предписания Торы, чтобы «оградить» людей от случайного нарушения ее законов… Создание такой системы предписано в Торе: «Стойте на страже Моего предостерегающего закона…» (Ваикра 18:30). По словам Талмуда, это означает: «Создайте ограду вокруг Моей ограды…». Известно из Талмуда, что большинство ужесточающих постановлений, предписаний и указаний предостерегающего характера были введены законодателями именно в период Второго Храма[40 - Второй Иерусалимский Храм (516 г. до н.э. – 70 г. н.э.) – Храм, восстановленный в правление Кира Великого под руководством Зоровавеля (Зорубавеля), реконструированный Иродом Великим и разрушенный после штурма Иерусалима в ходе Первой иудейской войны.]».
Из этого комментария следует, что законодательная «ограда вокруг Торы» создавалась в период Второго храма. Создавалась для ужесточения[41 - Толкование дона Ицхака Абраванеля (15 в.): «всегда в случае сомнения, когда можно облегчить или устражить, то необходимо устражить» (из комментария Моше Дерунова к трактату Авот).]. И лишь с одной целью – предостеречь и уберечь иудеев от случайного нарушения закона. Аналогичная цель зафиксирована и в других трактатах Мишны – предупредить неумышленные нарушения Закона с помощью различных запретов и ограничений. О том, как действовала эта оградительная система, раввины рассказывают редко. Например, И. Буним в своих комментариях к трактату «Авот» приводит пример из книги Числа о назорее – человеке, принявшем обет воздержания от вина (Числа 6:1—21). «Писание, пишет И. Буним, накладывает на него дополнительные ограничения: ему нельзя употреблять также винный уксус, есть изюм и все, что может так или иначе быть связано с виноградным вином. Это и есть ограды, чтобы держать его подальше от вещей, таящих опасность нарушения»[42 - Буним И. Комментарий к трактату Авот. Заметки по еврейской истории №9, 2011].
Однако запреты и ограничения распространялись не только на еду и питие. Самые важные заповеди Торы относились к сохранению монотеизма и запрещению идолопоклонства. По одной из версий, даже пищевой запрет – «варить козленка в молоке его матери» – был связан с языческим культом плодородия. Сваренный козленок приносился в жертву языческому богу Ваалу. Поэтому такой запрет, по сути, являлся запретом идолопоклонства. А применительно к этой области сама жизнь с течением времени (обострение религиозных разногласий и раскол иудейского общества) актуализировала еще одну цель (помимо предупреждения от опасности нарушения).
По мере возведения ограды вокруг Торы все большее число людей оказывалось по другую сторону ограды. Разумеется, с точки зрения официальных толкователей Торы. И это не было со стороны «отступников» случайностью или непредумышленным нарушением Закона. Это была их твердая позиция, которая, по мнению ревнителей Торы, сбивала Израиль с истинного пути. Поэтому наряду с возведением ограды от проникновения в иудейскую среду чуждых языческих идей, потребовалось законодательно установить жесткую и неотвратимую кару для вероотступников из числа иудеев.
Ограда была придумана для того, чтобы не допускать ошибок в процессе применения Торы. То есть, она являлась предостережением. Но на практике эта ограда постепенно начала вытеснять саму Тору. Некоторые предписания фарисеев стали рассматриваться как способ «нарушить закон законно».
Со временем эта ограда «вышла настолько высока, что закрыла собой Закон»[43 - Поснов М. Иудейство. Киев. 1906. С.167.]. Данный факт констатировал даже Меир Кахане, вошедший в историю как лидер еврейских экстремистов[44 - Кахане, Меир Давид (1932—1990) – (19320801) политический и религиозный деятель, магистр права, лидер и создатель ряда экстремистских организаций (партии «Ках», «Лиги защиты евреев» и др.). Убит на Манхэттене палестинским арабом.]. Главу 17 своей книги «Неудобные вопросы для удобно устроившихся евреев» он начал такими словами: «Нынешний иудаизм – это отклонение. Его краеугольная концепция – ограда вокруг закона – была введена раввинами с началом Изгнания. Возросло языческое влияние, очищение в Храме стало невозможным, и раввины разработали огромный свод законов, чтобы застраховаться от непредумышленного нарушения Торы. Порядка 99% современных еврейских предписаний относятся именно к ограде, защищающей закон, а не самому закону»[45 - На сайтах – [битая ссылка] http://samsonblinded.org/rublog/777.htm; http://kahane-hi.info.].
Вероятно, когда количество этих предписаний превысило число законов Моисея, появилось опасение, что последние растворятся в них. А потому, потребовалось серьезное теоретическое обоснование с тем, чтобы не допустить разрушения основного фундамента под тяжестью многочисленных правовых нововведений. Обоснование это свелось к тому, что Устная тора, также как и Письменная, была дарована Богом на Синае.
Глава 3. Миф о единстве Письменной и Устной торы
М. Пантелят писал: «Истории не известен ни один случай, когда бы еврейским законоучителям и авторитетам пришлось выдумывать новые законы, исходя из собственных соображений и просто здравого смысла, но, не опираясь на законы Торы».
На самом деле, эта опора в ряде случаев весьма призрачная. Законоучителям-фарисеям нередко приходилось ломать головы над проблемой привязки своих установлений к Торе в целях придания им статуса законов. Об этом свидетельствует большое количество раввинистических сочинений, в которых детально обосновывается правовая легитимность Устной торы и ее неразрывная связь с Письменной торой. Мы ограничимся лишь кратким, конспективным изложением этого вопроса.
Все обоснования, так или иначе, сводились к отысканию синайских корней Устной торы. Пытаясь доказать ее божественное происхождение, законоучители разработали целое учение. Представляется, что его основные положения можно свести к следующему:
1. Согласно Библии пророк Моисей общался с Богом напрямую. При этом, по версии иудейских законоучителей, Бог вначале передал ему целиком всю Устную тору. А уж затем – Письменную.
Так ли это?
Из книги Исход, повествующей о Синайском откровении, следует, что Моисей общался с Господом неоднократно. Последовательность передачи ему законов Торы была следующей:
а) «Изрек Бог [к Моисею] все слова сии» (Исх. 20:1) – сначала десять заповедей (Глава 20), а затем весь Свиток завета (Главы 21—23).
Моисей, спустившись с горы, «пересказал народу все слова Господни и все законы» (Исх. 24:3), после чего «написал Моисей все слова Господни» (Исх. 24:4).
б) Господь передал народу через Моисея «скрижали каменные, и закон и заповеди», которые Сам написал для научения их» (Исх. 24:12). Это были «две скрижали откровения… на которых написано было перстом Божиим» (Исх. 31:18), причем «написано было с обеих сторон: и на той и на другой стороне» (Исх. 32:15—16).
Моисей, спустившись к народу и увидев, что люди поклоняются тельцу, «бросил из рук своих скрижали и разбил их» (Исх. 32: 19).
в) После этого Господь повелел Моисею вытесать еще «две скрижали каменные, подобные прежним», на которых обещал написать «слова, какие были на прежних скрижалях». Но в итоге уже сам Моисей написал на этих скрижалях «слова завета, десятословие» и через сорок суток сошел с ними с горы (Исх. 34:28—29).
Как видим, в книге Исход однозначно сказано, что Бог передал Моисею «все слова». И записал Моисей тоже «все слова Господни».
На чем же тогда основано утверждение о первичности Устной торы?
Попробуем почерпнуть дополнительную информацию из книги Второзаконие, которая является детальным предсмертным завещанием Моисея, носит характер его прощальной речи. Моисей еще раз изложил тогда народу все законы, полученные от Бога, объяснил (растолковал) некоторые из них и ввел (записал по повелению Господа) ряд новых законоположений (например, Втор. 31:9). А незадолго до своей смерти Моисей опять же «вписал в книгу все слова закона сего до конца» и повелел левитам положить ее «одесную ковчега завета Господа Бога» (Втор. 31:24—26), то есть положить рядом с Ковчегом завета.
Таким образом, из древнейших ветхозаветных книг Исход и Второзаконие следует, что Моисей записал все, что говорил ему Господь. При этом, некоторые законы он растолковал людям. То есть Письменная тора – первична.
Между тем, значительно позже законоучители-фарисеи существенно откорректировали историю общения Моисея с Господом. В частности, они стали утверждать, что Моисей после каждой встречи с Богом приносил народу частями не только отрывки из Торы, но и устные пояснения к ним. По другой версии, выдвинутой таннаями, Моисей сразу получил на Синае всю Устную тору, а изложение Письменной торы завершил лишь спустя сорок лет. Еще одна модификация предложена Маймонидом – Бог сообщал пророку заповедь, а потом растолковывал ее и конкретизировал. Моисей в шатре все пересказывал своему брату Аарону. А затем, они устно изучали пересказанное вместе с народом. И только после этого Господь продиктовал Моисею Письменную Тору, представлявшую собой в сжатом виде все, что уже было заучено. «Таким образом, – писал М. Пантелят – Устная Тора, на самом деле, не комментирует Письменную, – она является ее источником, первоосновой. Она первична, а текст Письменной Торы вторичен!».
Как видим, такого рода утверждения не основаны на священных текстах и являются весьма вольной их интерпретацией.
2. Существует несколько вариантов обоснования приведенного утверждения. Например, такой. Письменная тора не могла появиться и никогда не существовала сама по себе, отдельно от Устного закона. Почему? Да, потому, что некоторые положения Торы невозможно понять без Устного закона. К тому же, Письменная Тора не содержит пунктуации и не огласована по причине отсутствия в иврите гласных букв.