Михайлов или Михась?

Суд и жюри присяжных

ОСВОБОЖДАЮТ ОБВИНЯЕМОГО ОТ ЛЮБОГО ДРУГОГО НАКАЗАНИЯ.

Предварительное заключение: 2 года, 1 месяц, 26 дней. Издержки отнести на счет государства.

Председатель суда предупредила прокурора, что ему предоставляется пятидневный срок для обжалования данного решения.

Подпись – Антуанетта Сталдер, печать суда правосудия,

штамп кантона Женева.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Через несколько дней после окончания судебного процесса над Сергеем Михайловым женевские газеты выдали целый залп публикаций аналитического характера. И хотя суммы, которые выложил швейцарский налогоплательщик за ведение предварительного следствия и судебного заседания, называются разные (от двух до одиннадцати миллионов долларов), обозреватели склонны считать процесс Михайлова самым дорогим судебным делом Европы за последние десятилетия.

Прокурор Жан Луи Кроше, конечно, подал положенный протест, однако ознакомившись с материалами суда, сам же свой протест отозвал…

Начальник криминальной полиции Женевы Урс Рейнштайн дал пространное интервью, в котором заявил, что у полицейских лично к господину Михайлову не было никакой неприязни и они лишь старались добросовестно выполнять свою работу. Впрочем, главный женевский полицейский все же счел необходимым добавить, что впредь следует иметь больше оснований для того, чтобы арестовать человека. Урс Рейнштайн не стал комментировать вопрос по поводу бригады KORUS. Да и что теперь говорить, если бригада эта, созданная в полиции практически специально для расследования дела Михайлова, осталась теперь без работы. Первым угадал бесславный конец самый энергичный полицейский этой бригады – Кампиш. Незадолго до того, как материалы уголовного дела Р9980\96 были переданы в суд, Кампиш из полиции уволился и отбыл в неизвестном направлении. Поговаривают, что видели его на Филиппинах, где экс-детектив то ли пытается наладить какой-то мелкий бизнес, то ли просто проводит время в собственное удовольствие. Остальные члены бригады KORUS разбрелись кто куда. В другие отделы полиции их если и берут, то неохотно и на совершенно незначительные должности.

Близкие к юстиции репортеры поговаривают, что Жорж Зекшен пребывает в полном унынии, так как вряд ли может рассчитывать на то, что в ближайшем будущем ему доверят хоть сколько-нибудь серьезное дело. Вряд ли может рассчитывать на пост генерального прокурора и Кроше – затраченных на дело Михайлова миллионов ему налогоплательщики не простят, а это, безусловно, скажется на политической карьере господина Кроше. Что же касается Карлы дель Понте, то пресса резко переменила к ней свое отношение, и ее попытка списать решение присяжных по делу Михайлова на несовершенство швейцарских законов вызвала лишь волну гневного возмущения в печати.

Исключительную лояльность продемонстрировали Сергею Михайлову швейцарские банкиры. Не дожидаясь ни исков со стороны адвокатов, ни каких-либо специальных решений юридических властей, банки прислали сообщение господину Михайлову, уведомляя его о том, что все его счета в Швейцарии разморожены.

Сергей Михайлов живет в Москве, занимается бизнесом. Журналисты пообещали ему на страницах своих газет, что будут за ним тщательно следить. Поражений прощать никто не любит.

Женева—Москва

1999 г.

Часть вторая АВТОРИТЕТНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Глава первая

«КАКОЙ Я ГЕНИАЛЬНЫЙ»

Огромная колонна стоит сама в себе,

Но встречают чемпиона по стендовой стрельбе!

В. Высоцкий

Михайлов появился в самолете, когда пассажиры стали проявлять явную обеспокоенность по поводу непонятной задержки рейса. Да и было, от чего тревожиться: трап уже давно отогнали, люк задраили, а самолет все не взлетал. И тут в иллюминатор я увидел, как на взлетное поле стремительно вылетели черные лимузины и, словно вкопанные, остановились возле самолета. Из лимузинов выбрались рослые мужчины, человек десять, никак не меньше, все как один в бесформенных бежевых плащах. Рассмотреть толком, что там, внизу, происходило, было невозможно – мешало широко распластавшееся крыло аэрофлотовской «тушки». Потом я увидел, как вместо трапа к уже вновь открытому люку подкатили узкую лесенку, по ней поднялись несколько человек, один из них, ступив в салон, и оказался Сергеем Михайловым, накануне поздним вечером признанный присяжными женевского суда полностью не виновным и освобожденный президентом суда от какого-либо наказания.

Несколько предшествующих бессонных ночей, долгие и бесполезные препирательства с упертыми швейцарскими адвокатами, нервотрепка в аэропорту, куда я чуть не опоздал на рейс Женева– Москва, – все это выплеснулось в довольно странную, должно быть, глядя со стороны, эмоцию. Я вскочил и, шлепнув себя по голове, чуть ли не закричал: «Какой я гениальный!» Впрочем, саму реплику, как мне тогда показалось, Сергей пропустил мимо ушей, он высказал лишь удивление по поводу того, как я вообще оказался в этом самолете.

– Я тебя вычислил, – беспечно отозвался я и тут же стал усаживать Сергея в соседнее кресло, против чего немедленно запротестовала стюардесса.

– У этого пассажира место в последнем ряду, мне выдано специальное предписание, – заявила она.

– Но самолет уже заполнен, место рядом со мной свободно, какая вам разница, в каком ряду он будет лететь, – попытался я возразить.

Но «стройная, как Ту», стюардесса оставалась непреклонной:

– Пассажир, я же вам ясно сказала: у меня предписание.

– Да чье предписание?!

– Швейцарской полиции, – ответила она и издали показала какой-то листок.

– Послушайте, девушка, как вас, кстати, зовут? Так вот, Рита, послушайте. У вас предписание швейцарской полиции – отлично. Но самолет «Аэрофлота» является суверенной территорией России, и на борту вашего воздушного судна действуют законы Российской Федерации, но никак не Швейцарской Конфедерации. Ваша задача довезти данного пассажира до Москвы, а то, что он, сидя на этом месте, а не в последнем ряду, не выпрыгнет где-нибудь над Германией или над Польшей – можете не сомневаться. И потом, в конце концов, бумажки бумажками, но должно же у вас быть чисто женское сострадание, – продолжал я увещевать неприступную Риту. – Человек за два года и так намыкался, что хотя бы домой на родном, российском самолете может лететь с комфортом.

– А кто это? – взыграло все же женское любопытство стюардессы. – Вроде лицо знакомое…

– Помилуйте, да кому же это лицо сегодня не знакомо?! Это – Сергей Михайлов, последние дни его только и показывают по телевизору в связи с судом в Женеве.

– Ой! – как-то совсем по-детски пискнула Рита и скороговоркой, но почему-то шепотом (моторы Ту-154, готового наконец к взлету, в этот момент ревели так, что она могла даже кричать без всякого риска быть услышанной хоть кем-то) затараторила: – Ну, хорошо, хорошо, пусть он остается в этом салоне. Только никому ни слова.

– Буду молчать даже перед облаками, – торжественно пообещал я и соблюдал обет молчания целых пятнадцать (!) лет.

Почти вконец обессиленный этим препирательством, я наконец плюхнулся рядом с Сергеем и, едва переведя дух, нетерпеливо затормошил его.

– Рассказывай, рассказывай, как сам ты на этом рейсе оказался и почему в самый последний момент, я уж думал, без тебя улетим…

* * *

По существующему закону кантона Женева ни один из заключенных, даже после оправдательного приговора, не освобождается из зала суда, а только из того места, где был задержан, арестован или находился под стражей. Именно поэтому поздней ночью 11 декабря 1998 года, после окончательного завершения двухнедельного судебного процесса, Сергея Михайлова вновь водворили в камеру-одиночку тюрьмы Шан-Долон. И хотя он понимал, что оставаться здесь ему уже недолго, чувство все равно было не из приятных. Не знаю, как повел бы себя в этой обстановке любой иной человек, но Михайлов есть Михайлов – он отправился спать. Его разбудили незадолго до рассвета, часов около пяти. Вероятно, даже в этом был некий расчет на психологическое воздействие. Особо собирать ему было нечего, по инструкции, существующей в Шан-Долон, все вещи заключенного собирали надзиратели. Он лишь тщательно просмотрел и сложил в папку те бумаги, что готовил к суду, положив сверху документ, который, не сомневался, ему непременно понадобится. Вот, что было сказано в этом поистине уникальном донесении:

«Господину Зекшену, Судебному следователю

Сегодня организация ОССО передала нам, что она получила сообщение из двух совершенно разных следственных органов России, в которых говорится о том, что в самое ближайшее время официальная просьба о выдаче МИХАЙЛОВА СЕРГЕЯ будет передана министерствам Российской Федерации. Один источник информации отмечает, что после выдачи Сергей Михайлов БУДЕТ УБИТ (выделено мной. – О.Я.)».

Во внутреннем дворе тюрьмы Сергея усадили в машину с наглухо зашторенными стеклами и куда-то повезли. Через полчаса он оказался в той самой камере аэропорта Куантрэн, куда был доставлен после задержания 16 октября 1996 года. С тех пор прошло два года и два месяца, точнее – 778 дней. Без лишних обиняков Михайлову заявили, что сегодня же он будет отправлен в Москву. Уже понимая, что происходит, но сохраняя внешнюю невозмутимость, Сергей потребовал выдать ему его личные документы и со-проводительные бумаги. На что полицейский офицер в достаточно резких выражениях и с явным апломбом заметил, что никто ничего не вправе требовать у швейцарских полицейских. Полиция-де сама ведает, что ей надлежит делать. Из этой фразы Сергею стало окончательно ясно, что его попросту хотят выслать из страны без всяких документов.

К тому моменту Михайлов, конечно, не мог знать, что утром его адвокатам в порядке конфиденциальной информации и, так сказать, из чувства глубочайшего уважения и расположения именно к ним сообщили, что в деле Михайлова отсутствуют какие-либо личные документы. Скорее всего, они находятся либо в сейфе следственного судьи Зекшена, либо, что еще вероятнее, хранятся у прокурора Кроше. Ни того, ни другого разыскать не удается.

«Вы же понимаете, господа, выходные дни – для швейцарцев это святое», – лицемерно вздохнул информатор. Адвокаты тем ни менее восприняли столь тревожное для их подзащитного сообщение весьма благодушно, решив, что Кроше и Зекшен такой вот мелкой местью сводят счеты за свое поражение и Михайлову теперь придется еще двое суток, до понедельника, пробыть в своей тюремной камере, ожидая полного освобождения. Испытывая вполне объяснимую эйфорию после ошеломляющей победы, читая и перечитывая по многу раз свои фамилии во всех печатных изданиях, мэтры швейцарской адвокатуры полагали, что ничего страшного не произошло – ну подумаешь, что такое двое суток после столь блестящего вердикта!

Не зная, повторюсь, этих нюансов, Сергей с присущей ему остротой мгновенно проанализировал ситуацию и уже не сомневался, что против него готовится некая провокация.

– Послушайте, господа, – обратился он к полицейским. – Как вы себе представляете мое появление в России или в каком-либо ином государстве? Человек два года отсидел под следствием в женевской тюрьме и теперь прилетает не то что без паспорта, а вообще – без всяких документов. Да меня тут же обвинят в побеге из тюрьмы, а также в нелегальном пересечении государственных границ. И каким образом я смогу доказать, что покинул вашу страну легитимным порядком? Присяжные признали меня не виновным. Не далее, как вчера вечером судья объявила меня свободным человеком и я не намерен подчи-няться вашему произволу. Вы напрасно думаете, что вот так запросто сумеете затолкать меня в самолет. Пока мне не выдадут сопроводительных документов, я и шагу отсюда не сделаю. А если вы захотите применить ко мне силу, то вам придется очень постараться. Советую не терять времени и вызвать сюда подразделение спецназа, да пусть ребят отберут покрепче. Я прекрасно владею восточными единоборствами, так что уступать вашим парням я не намерен и за себя сумею постоять. Они смогут занести меня в самолет лишь на носилках, предварительно переломав мне все кости. Заодно продемонстрируете всему миру свою хваленую швейцарскую демократию.

Привыкшие к безропотному и бессловесному подчинению, женевские полицейские попросту оторопели – тирада, произнесенная вчерашним заключенным тюрьмы Шан-Долон, явно возымела на них действие. Полицейский офицер стремглав бросился к телефону, сбивчиво передавая требования Михайлова, то и дело повторяя, что «месье Микайлоф» в случае невыполнения его требований грозится применить физическую силу. Трактование было, конечно, весьма вольным, но Сергея и такая интерпретация его слов вполне устраивала. Тем более, что неповоротливая чиновничья машина мгновенно пришла в движение. Уже через несколько минут оснащенные по последнему слову современных средств связи полицейские аэропорта строчили кому-то донесения и отправляли их по портативному факсу, вмонтированному в кейс, а вскоре и ответ, заверенный всеми необходимыми подписями и печатями, был по тому же факсу получен. Документ сей можно использовать в качестве эксклюзивного образца правового цинизма и кощунства, граничащих с беспределом, а место ему не иначе как в международном музее Фемиды, если таковой когда-нибудь создадут. И та самая Карла дель Понте, дни которой на посту генерального прокурора Швейцарии были уже сочтены, именно она, поправ все законы и до суда предрекая Михайлову долгое тюремное заключение, к этому кощунственному документу свою руку приложила непосредственно:

«Полиция кантона Женева Полиция безопасности Секция! V

Относительно: СЕРГЕЯ МИХАЙЛОВА

Мы подтверждаем, что господин Михайлов Сергей, дата рождения 07.02.1958 г., должен быть выслан в Москву на борту рейса Ту-272 по требованию генерального прокурора Швейцарии.