Пока он говорил, лестница окончательно достроилась, из призрачно расплывчатой превратилась в теряющийся в вышине мраморный монолит, немыслимым образом подвешенный в воздухе.
– Да, лифт был бы более к месту, – фыркнул Маркиз, хорошо еще мне на своих четырех туда не лезть.
– Договоришься у меня, поползешь на своих четырех, – буркнула Марина, – полезай в рюкзак, а то у меня уже плечо затекло.
Проникшись угрозой, кот поспешил сползти обратно в рюкзак, изо всех сил стараясь не впиваться когтями в плотную, но все же легко прокалываемую куртку.
Девушки с опаской ступили на ступеньку, поблескивающую изнутри серебристым светом. Лестница не дрогнула, не покачнулась, не провалилась под ними. Кэрсо-Лас замыкал шествие.
Внизу мерцала фиолетово-синяя бездна, вскоре даже горы остались далеко внизу, скрыв от их взора белые шапки заснеженных вершин. Вокруг, обливая их нереально-ярким холодным светом, то вспыхивали, то исчезали за непостижимо движущейся синевой звезды. Воздух оставался свеж и прозрачен и по-прежнему не обнаруживал ни малейших признаков разряженности.
Впереди, за серебристой дымкой угадывались очертания чего-то бесконечно величественного. Усталости не чувствовалось, не взирая на то, что шли они довольно долго и, начало чудесной лестницы давно проглотила вездесущая полыхающая серебром синева.
– А что особенного в нас? – вдруг нарушила торжественную тишину Марина.
– Я не знаю, – был простой ответ, – Вы здесь, чтобы понять это.
– Какая разница, мне нравится! – воскликнула Яна. Ее голос эхом прокатился по ступеням, резко оборвавшись где-то далеко внизу.
– Вот и мой дом, – вздохнул Кэрсо-Лас.
Будто отдернулся призрачный занавес, и перед глазами вырос очень похожий на готический замок с многочисленными башенками, шпилями, огромными вытянутыми окнами, затянутыми, словно шторами, холодной, странно притягивающей чернотой, в которой отражался весь окружающий мир, стоило приглядеться внимательнее. Стены казались сложенными из диковинного синего мрамора с серебристо-черными прожилками. Как и лестница, замок просто висел в пустоте – величественный и прекрасный.
Еще чуть-чуть и стало видно, что лестница буквально упирается в кажущуюся крошечной по сравнению с масштабностью сооружения дверь. Девушки пошли быстрее.
Вскоре замок полностью закрыл горизонт. Он не отбрасывал тени, как, впрочем, и все остальное. Еще несколько сот метров и дверь перестала казаться крошечной, напротив, теперь она напоминала ворота, в которые запросто могли въехать в ряд два экскаватора.
У Марины перехватило дыхание.
– Ты живешь здесь один? Это же целый город!
– Ко мне приходят гости, – хитро ухмыльнулся Кэрсо-Лас, – и я не часто принимаю телесный облик, чаще я просто ветер и мне нужно пространство. Поймете, скоро поймете, – заверил он, перескочив прямо на крыльцо,.сразу через пять ступенек,
Четыре стройные колонны поддерживали причудливо свитую крышу арки – то ли камень, то ли застывший порыв ветра. Только теперь оглянувшись назад, Марина почувствовала, что устала. Стоило им ступить под свод арки, как лестница начала струиться, и, не успели девушки ахнуть, как мощная конструкция растаяла в воздухе.
– Прошу, – Кэрсо-Лас щелкнул пальцами, выбив миниатюрную молнию, которая змеей пробралась в едва заметную замочную скважину, в следующий миг ворота бесшумно разъехались в стороны, – Простите за спецэффекты, мне очень хочется показать вам свой дом.
– Прощаем, – лучезарно улыбнулась Яна, первой переступив порог.
Посредине огромной, огороженной несколькими рядами стройных, терявшихся в синеве неба колонн площади развевался белый гигантский парус, словно на мачте, закрепленный на башне, похожей на маяк, в верхнем окошке которой горел совсем обыкновенный, привычный желтоватый свет обитаемого жилья. За рядами колонн громоздились другие, стремящиеся ввысь башенки, шпили, куполообразные и другие строения, в окнах которых царила ночь.
Лестницы, переходы, арки, похожие на древнегреческие открытые храмы смотровые площадки и террасы – чудесное произведение искусства, застывшая мечта, но только башня в центре «проходной» площади по-настоящему пленяла.
– В башне ты живешь, когда ты человек, так я понимаю? – осторожно спросила Марина, вдруг с удивлением отметив, что вокруг них бушует настоящий ураган. Она совсем не чувствовала ветра, но парус под резкими его порывами рвался на части.
– Да, там мой кабинет, туда я приглашаю вас, – кивнул Кэрсо-Лас, – вам, наверное, нужен отдых.
Под ногами лежали прозрачные, лишь слегка отливающие белизной в призрачном свете звезд камни. Создавалось впечатление, будто они ступают по пустоте, идут внутри серебристо-синей бездны.
Парус оглушительно хлопал у них над головами, пока Кэрсо-Лас открывал сейфовую дверь башни: два раза повернул круглую ручку вправо, три влево, потом еще один раз вправо.
Внутри горел свет, пахло мятой, свежесваренным кофе, теплым деревом и свечным нагаром. Один этаж – одна комната, наверх вела витая лестница.
– Располагайтесь, – предложил Кэрсо-Лас, захлопывая дверь.
– Все совсем по земному, – кивнула Марина в сторону развернутого к камину широкого дивана
– Это смертные бездумно набрались от нас наших пристрастий.
Марина поставила на диван сумку с задремавшим котом и оглянулась по сторонам – окон не нашлось, на стенах висели живописные гобелены со сценами охоты, морскими пейзажами и сюрреалистическими сюжетами, на деревянном прогретом полу вальяжно раскинулся пушистый ковер, на залитом воском столе доживали последние мгновения огарки свечей.
– Вот к примеру, сжигать себя после смерти, – невозмутимо продолжал Кэрсо-Лас, удобно устроившись на диване, – это ведь изобрели огневики, не хотели, чтобы с их трупами возились живые и взяли моду вспыхивать перед смертью. Правда, это было на заре времен, когда внутриземные представители огня еще помнили о своей силе. А что удумали смертные? Хотя вы наверно, лучше меня знаете…
– Сжигали на кострах ведьм, вдов и рабов, якобы обязанных и после смерти служить своим хозяевам, – вздохнула Яна.
– Да, а еще в знак протеста поджигают себя на площадях, – добавила Марина, – кстати, кремацию тоже они изобрели?
– Ну, кремация, это скорее мера необходимости, – пожал плечами Кэрсо-Лас, – на всех земли не хватило бы, хотя саму идею, огневики подкинули. Да и вообще в земной истории огневики расписались, пожалуй, побольше остальных. Оно и понятно, они сама страсть…
– А легенды? – вдруг осенило Яну, – например о Прометее?
– Переврано, все переврали, – улыбнулся Кэрсо-Лас, – коротка земная жизнь, коротка память смертных и велика их мечта о вечности, отсюда и богатство воображения…
– Так Прометея не было? – разочаровалась Яна.
– Был какой-то огненный, променявший вечную внешнюю сущность на мечту. Его потомки жили дольше и принесли не мало бед, мудрости и благодати смертным.
– Но печень ему никто не клевал? – Яна с видимым удовольствием сняла сапоги и протянула к камину ноги.
За резной решеткой полыхнули поленья.
– Надеюсь, ты не против?
– О, пожалуйста, – великодушно разрешил гостеприимный хозяин, – но какую печень ты имеешь в виду?
– Ясно, – Яна махнула рукой.
Марина сняла куртку и тоже присела на диван.
– Миф о Прометее не единственный, как я понимаю?
– Все великие мифы, легенды и сказки хоть на миллионную долю правдивы. Искажены подробности, факты, идеи, что уж говорить о помыслах и характерах героев подобных мифов, но что-то всегда реальность.
Марина привалилась к мягкому меху разметавшегося по спинке дивана плаща Кэрсо-Ласа. Теплый, а пахнет ледяным ментоловым холодком. Перед закрывающимися глазами вновь предстала прорезанная миллионами серебристых линий синева бездны и белые, похожие на мраморные, ступеньки убегали из-под ног, и громоподобный голос смеялся над страстями Прометея.
Марина заснула, уронив голову на плечо человека—ветра.
– Она спит? – удивленно спросил тот, разворачиваясь так, чтобы ей было удобнее.