Мне и так хорошо

Я, не смотря на него, специально пошла на кухню, и только я взяла в руки свою чашку с уже налитым в нее горячим кофе как тут же услышала ответ:

– Я приду в двенадцать часов. Нормально будет?

– Будет просто отлично, – ответила я и сделала большой глоток кофе.

– Ну, тогда я пошел. Увидимся.

– Увидимся, – ответила я и через секунду услышала, как захлопнулась входная дверь. – Ну, девочки, теперь и мы можем поговорить. Что нового? Как спалось? Какие планы на сегодняшний день? Надеюсь, все помнят, что сегодня мы должны помочь Пашке?

Когда девчонки мне не отвечали, я начинала чувствовать одиночество, приправленное чувством беспокойства. В это утро девчонки молчали, а мне, как на грех, хотелось общения. Позвав их еще несколько раз и не получив ответа, я догадалась, что ночь у них прошла не так безмятежно, как у меня.

– Только не бросайте меня, – сказала я вслух. – У меня больше никого нет.

Услышав свой голос и поняв значение слов, которые сказала, я как будто отшатнулась сама от себя. В этот момент я осознала, что никогда не надо говорить что-то очень страшное вслух. От этого становиться еще страшнее.

Когда мной овладевает чувство ужаса, я стараюсь избавиться от него всеми возможными способами, поэтому, не долго думая, я пошла умываться, одеваться, а потом занялась уборкой в квартире. Я включила музыку погромче, чтобы она помогла мне прогнать все тревоги и переживания, потому что, то состояние, в котором была я, не предполагает нахождение в тишине. Честно сказать, тишину я любила лишь тогда, когда читала или писала свою книгу или когда «мои» девчонки замучивали меня своей болтовней. Сейчас не было ничего из этого, поэтому мне хотелось шума. Хорошего, веселого шума.

Я скакала по квартире, пытаясь искусственно создать для себя хорошую атмосферу, а заодно и убраться, но чем больше я старалась сделать первое, тем хуже у меня получалось второе. Я начала злиться. Еще бы несколько минут в такой обстановке и я бы принялась все крушить, но мою квартиру спас телефонный звонок. Позвонил Павел Алексеевич.

– Я у твоего подъезда, – сказал он. – Если ты готова, то выходи.

Я взглянула на часы, которые показывали ровно двенадцать. Я была одна всего два часа, которые показались мне двумя годами. Выйдя на улицу и увидев Пашку, я обрела душевное равновесие (проще говоря, я взяла себя в руки, чтобы не показывать мальчишке свою нервозность). Для Пашки я готова была сделать многое, ведь он нуждался в помощи и я это знала. Всегда есть люди, которые нуждаются в помощи, вот только не всегда есть люди, желающие помочь. Дело в том, что с каждым годом все меньше и меньше людей пытаются сохранить в себе человеческие чувства – доброту, жалость, сочувствие и т.д. Они почему-то думают, что теперь это не модно! Я иногда думаю, как мы дожили до таких времен, когда все хорошее в людях стало не модным? Если хотите, подумайте об этом сами, как-нибудь вечером или в выходной день, а я продолжу свой рассказ.

Когда мы с Павлом Алексеевичем добрались до первого огромного торгового центра, я не только увидела, но и ощутила его неловкость. Он никогда не был в таком большом магазине, и это было понятно по его взгляду.

– Нравиться? – спросила я, потому что надо было как-то разрядить обстановку. Я и сама волновалась, ведь со мной не было Бриллиант, которая обещала помочь с выбором одежды для нашего общего товарища.

– Я тут первый раз, – ответил Пашка, подтвердив мои догадки. – Вроде, ничего так.

– Ясно. С чего начнем? С канцтоваров или с одежды?

– Давай с тетрадей.

– Давай.

Я взяла его за руку, чтобы он не чувствовал себя одиноким и мы пошли по магазину. Никто не обращал на нас внимания. Кругом было столько людей, но все мы как будто не видели друг друга. Еще одна особенность новой жизни. Никто никому не нужен. Я не хочу сказать, что я была другой, вовсе нет. Я же была из этого мира. Я была такая же, как и все, если не считать моих скромных проблем с психикой и так же, как и все я заботилась в основном о себе. Думаю, мне в какой-то мере повезло, что я встретила Пашку. Благодаря этому мальчику я смогла не растерять много хороших человеческих качеств, и я всегда буду ему за это благодарна.

По дороге в отдел канцтоваров мы условились, что Павел Алексеевич будет брать то, что ему нравиться, и он согласился, правда, испытывая при этом смешанные чувства. Я старалась не придавать этому значения, а выстроить все как самый обыкновенный поход в магазин старшей сестры и младшего брата.

– Смотри, вон там висят рюкзаки, – сказала я и, шутя, повернула руками Пашкину голову в сторону стены, увешанную рюкзаками всех цветов радуги. – Давай выберем тебе какой-нибудь.

– Они здесь дорого стоят, – ответил мальчик с интонацией человека, не понаслышке знающий цену деньгам. – Можно найти гораздо дешевле.

Я знала, что можно, но мне хотелось, чтобы в этом году у него все было хоть чуточку лучше, чем в предыдущем. Наверное, во мне пробудилось что-то наподобие материнского инстинкта. Не знаю. Просто не хотелось, чтобы в школе на него смотрели свысока и этим мешали его возникнувшему желанию учиться. Дети бывают злыми и это правда. Они не понимают или не хотят понимать, что если одноклассник одет не слишком, по их мнению, шикарно, то это еще не значит, что он не достоин общения.

Павел Алексеевич хоть и не имел хороших родителей и достаточного количества денег, зато он имел доброе сердце и чувство собственного достоинства и этим он мне нравился.

– Паша, мне кажется, мы и здесь можем купить рюкзак, – плавно начала я уговоры. – Вон тот, синий, по-моему, симпатичный. Хотя, если ты предпочитаешь другой цвет…

– Мне нравиться вон тот, черный с геометрическими фигурами, – ответил Пашка, чуть сконфуженно. – Я бы хотел такой.

Мы купили рюкзак и все нужные канцелярские товары и отправились в отдел детской и подростковой одежды. Я мысленно звала Бриллиант, но той по-прежнему не было. Не думайте, что я не могла сама купить мальчишке костюм или футболку, могла, но не с таким вкусом, как это бы могла сделать Бриллиант.

– Так что нам нужно из одежды? – спросила я, когда мы с Пашкой оказались посреди бесконечных рядов тряпья. – Может, начнем с рубах и футболок?

– Хорошо, – ответил он, и мы пошли на поиски.

Если быть честной до конца, то думаю что ни я ни Пашка не испытывали огромного удовольствия находясь в этом магазине. Я по своим причинам, а он, по своим.

– Ну, как тебе вот эта рубашка, голубая? – спросила я, глядя на мальчишку, который стоял и безропотно смотрел на полки с одеждой.

– Не знаю. Может лучше взять черную? – ответил он. – Черное всегда выглядит чистым.

Что-то кольнуло у меня внутри. Я поняла, что этим Пашка сам того не ведая сказал мне что и стирать в его доме некому.

– Практичный подход, – сказала я. – Значит, возьмем черную.

Я потянулась к стопке упакованных черных рубах, чтобы найти Пашкин размер, а он повернулся и пошел дальше.

– А ты куда? – как бы невзначай спросила я.

– Футболку посмотреть, – удивленно ответил он. – Рубаху мы уже выбрали, а ты сказала, что нужна рубаха и футболка.

Что-то снова кольнуло у меня внутри. Я не могла отделаться от мысли, что делаю что-то не так. Я не могла расслабиться и тем самым вносила в наш «поход» какую-то скованность, а Паша, глядя на меня, тоже постепенно терял уверенность в себе. Если вы достаточно наблюдательны, то наверняка замечали, как в сложных, страшных или непонятных ситуациях дети всегда смотрят на взрослых. Они как будто пытаются по их лицам распознать насколько все плохо и чаще всего это у них получается. Мне кажется, что взрослые люди знают об этом, поэтому научились скрывать свои чувства и играть обрушившуюся на них роль. А роль в сложных ситуациях у всех родителей одна – улыбаться и говорить что все хорошо. Думается мне – это самая сложная роль. Наверное, поэтому стоя с рубахой в руках и улыбаясь, я старалась изображать спокойствие и по возможности – радость.

– Пашка, тебе не хватит одной рубахи, – сказала я. – Нужно еще как минимум три-четыре. У тебя же будет шесть учебных дней в неделю. Ну, вот смотри какая нарядная рубашка, вот эта в тонкую полоску.

– О, Господь всемогущий! Какой ужас! – раздалось у меня в голове. Бриллиант вернулась. – Я так и думала, что без меня тебе ни за что не справиться! Ну, сколько я могу тебя учить? Выпусти-ка меня и я сама все сделаю, а то вон у мальчишки лицо такое, как будто ты его вовсе не в школу собираешь. Уступи мне место, и я сделаю из нашего паренька «конфетку».

Я была рада появлению Бриллиант, а посмотрев на Пашку, поняла, что она оказалась права абсолютно во всем. Ну не мое это! Не умею я с наслаждением ходить по магазинам.

– Лучше поздно, чем никогда, – сказала я вслух. – Давай, помогай уже.

Я допустила оплошность – забыла, что на меня смотрит Павел Алексеевич.

– Ты с кем говоришь? – спросил он, подойдя ближе.

– С тобой, – ответила я. – С кем мне еще говорить?

Мой наигранно непринужденный вид не убедил мальчика в правдивости моих слов.

– Да выпусти ты меня уже! – ворчала в моей голове Бриллиант. – Я его быстро заболтаю и превращу ваше скучное шествие между прилавков в веселое и вдохновляющее приключение. Ну, давай же!

Я отвернулась от Пашки, чтобы он не заметил моего «исчезновение», потому что иногда в такие моменты мое лицо выглядит странно и безжизненно (я знаю, ведь я снимала это на камеру в телефоне). Когда я повернулась обратно, то это была уже, грубо говоря, не я. Это была наша яркая, веселая, жизнерадостная девушка с великолепным, под стать ей самой, именем – Бриллиант.

– Так, мой хороший, давай продолжим, – сказала Бриллиант. – Нам нужно выбрать еще несколько рубашек, чтобы у тебя всегда было во что переодеться. Это очень важно – выглядеть опрятно. Запомни это, пожалуйста.

Бриллиант ловко начала перебирать пальцами стопки сложенных рубашек, выискивая то, что по ее мнению хорошо подходит Павлу Алексеевичу. Наблюдая так сказать со стороны, я была приятно удивлена, насколько быстро Бриллиант договорилась с мальчиком, которому понравился ее выбор рубах и который после пары ее веселых ненавязчивых фраз согласился взять их все. На этой дружеской, а главное, доверительной ноте, они двинулись дальше. Вместе они выбрали футболки, носки, нижнее белье (его Пашка выбирал самостоятельно), два спортивных костюма, джинсы, две пары кроссовок, туфли и конечно костюм-тройку и галстук. Бриллиант выбирала все это так скрупулезно, как выбирала бы все это для себя. На все это у них ушло три часа, и они оба порядком утомились.