Преступная гардеробщица

– Надя.

– Ах да! У вас же написано. Как придумают… А теперь скажите, Надежда Владиславовна, с какой это сосенки вы… ну, рухнули, что выбрали себе работёнку в нашем милом театре? – и Галя скорчила идиотски-приторную гримаску, похожую на администраторшину.

Надя удивилась тоже.

– Так нет… Подождите… Почему сразу… с сосенки?

– Потому что, судя по всему, человек вы… Ну в общем, я ещё тогда посмотрела, в буфете, удивилась. Не отсюда, думаю, персонаж. Я, конечно, ничего не знаю о вас. А вы, судя по всему, мало чего знаете об этом театре.

– Что ж такого надо знать? Для моей работы, собственно, достаточно знать, в котором часу начинается и оканчивается спектакль, ну… может, еще цифры до тысячи.

Галя глянула с лёгким недоверием на собеседницу, ничего не говоря в ответ. Появился Виктор, со своей спортивной выправкой вполне убедительный в роли официанта с подносом. Пришёл как раз вовремя – чтобы заполнить паузу тремя чашечками настоящего, судя по аромату, кофе.

— Правильно, конечно, – весело заявила Галина, протягивая чашечку Наде. – Каждому достаточно заниматься своим делом. Только простите, ради бога! Что-то не очень похоже, что ваша теперешняя работа – это призвание всей вашей жизни.

Из чашки с кофе выплеснулась капля на обслуживающий халат. Уставившись на эту бурую каплю, не поднимая глаз, Надя сказала:

— Да. Не призвание это… Конечно… Вообще, работа по призванию – очень редкое… «Редкая вещь и редчайшее потому счастье», — подумала она про себя, но говорить уже расхотелось.

Отвернулась куда-то в окно. И смутно увидела просторную комнату, заставленную столами с компьютерами, стеллажами до потолка, приборами, слегка запыленными… Научная лаборатория, она же дом родной добрый десяток лет – таким запахом встречала, неповторимым – сухих бумажных листов, таящих в себе бездну сведений – тайных сведений, известных лишь горстке людей, работающих в одной комнате. И он, запах этот, был настоян на запахе озона и настоящего кофе. Что-что, а кофе у них было заведено пить только настоящий. С растворимым открытия не получались.

Добывать золото – золото идей и решений – вот зачем все они ходили на работу. Стоило переступить порог, сразу тянуло зарыться в эти листы, наполнять их новыми сведениями, которые принадлежат пока только ей одной… Где это теперь всё? Растворилось без осадка, беззвучно прекратило свое существование в теле большого института, безо всякой борьбы. Надежда поискала, куда поставить чашку, чтобы ухватить рукой, помешать ему – влажному потоку, хлынувшему из глаз с таким напором, будто давно собирался… Не успела.

Галина забрала чашку из её рук, Виктор хотел было дать Наде салфетку с гримёрного стола, но потом сдёрнул со спинки стула вафельное полотенце и сунул его ей в руки. С укором глянул на жену.

– Ох! Да я просто… Ясно же, человек здесь не от хорошей жизни. Что-то тут не то…

– Ну хватит тебе! – возмутился Виктор.

– Да нет. Это даже хорошо. Правильно, – сквозь слезы гундосила Надежда. – Честно, я наоборот благодарна… Вы здесь первый человек, который хоть как-то… Напомнил…

Кое-как высморкавшись, Надя твёрдо проговорила:

– Не стоит забывать, кто ты, даже если за квартиру платить нечем. Вот.

И немного помолчав:

– А то платить придётся по гораздо более другим счетам, как говорил Роберт Гук, — чуть улыбнувшись, закончила Надежда.

– Ну девчонки, вы чего-то… И кофе не допили. Ну ладно, а мне уже надо бежать, — сказал Виктор, дохлёбывая свой кофе. – А по утрам надо завтракать, а то, видите, что делается.

И был таков.

– Занят безумно, — сказала Галя, — это просто невозможно, сколько он работает, иногда и по ночам. Ну а вы-то! Ну и зверьё же наше начальство. С какой стати вас-то заставили скрести сцену? Что, доплатят? Сейчас! Зачем вы соглашались?

– Сказали – надо. Ждут каких-то персон. Все пошли… Немножко параноидально, конечно. Да ладно. Здесь ещё и не такое… Вон Аня рассказывала, весной их газон вскапывать заставляли.

– Нет, только представь! А эти деньги получали! И все молчат!

– Ну ответ-то, известен: не нравится, никто не держит, – сказала Надя.

Вдруг она заметила на подоконнике семейку кактусов в керамических кашпо.

– Там у нас в фойе тоже – заросли… Всё думаю, что за человек ухаживает за всем этим великолепием? Вот бы поговорить с ним. Кто он?

– Не знаю… Вроде на директорском этаже есть садовник. А здесь, внизу, уборщицы поливают.

— Сад без садовника, значит. Как и в «Вишнёвом саду». Кто угодно, только не садовник, – пробормотала Надя.

Хозяйка гримёрки поймала взгляд гостьи – он был прикован к боксёрским перчаткам – великолепным ярко-красным, натуральной кожи.

– Витька – чемпионом области был. Талант во всём, – пояснила Галина, которая вдруг стремительно поднялась с места и начала переодеваться в театральный костюм. – Это он у нас прима. А я так… при нём.

– А вот, Галя… Тогда в буфете была еще зебра, помните. А с какого, э… баобаба?..

Галя не понимая, улыбнулась, пожав плечами.

– В первоисточнике ведь нет, да и не может быть никакой зебры в помине.

– Как это?..

– Действие где происходит? Ну, Маугли-то, индийский мальчик. В Индии. А зебры где живут?

– Зебры? В Африке, кажется, – неуверенно протянула Галя.

– То-то и оно. В саванне, к тому же, ну или в степях, но никак не в джунглях.

Галина, перестав переодеваться, разразилась вдруг неестественным по силе, злорадным смехом:

– Ну ты даёшь! Никому и в голову не пришло. Это что ж получается? Специально для нее накатали? Представь! Чтоб она могла в полосатых колготках покрасоваться? – сорвавшись с места, воскликнула Галя.

Надя помалкивала, не понимая.

– Ну и Марго! Нет, такое только у нас может быть: зебра в джунглях! Крокодилы в Аляске. И всё из-за…

Галину сразил новый приступ смеха, состоящего, впрочем, больше из горечи.

– Из-за чего? – тихо спросила Надя.

Галя перестала смеяться и проронила уже без смеха:

– Из-за любви… К искусству.

– Ну вообще, заметно, что зебра ваша ведёт себя как-то… не как все. И почему-то все молчат.

– Так это у неё, у самой зебры и надо спросить, чего это она на себя так много берёт? – вдруг отрезала Галина.

А Надежда тут же вспомнила, что ей пора и высвободилась из своего электрического кресла.