На другом конце света

– Две из трёх групп спецназа, выполнив задание, благополучно прорвались через линию фронта, – поясняет докладчик, – но третьей не удалось! Повторяю, одна группа спецназа попала в окружение значительно превосходящих сил противника.

– Так, – генерал хлопает ладонью по столу. – Быстро связь с командиром группы.

Ситуация проясняется. Наши как всегда схитрили. Америкосы и не могли подумать, что мы осмелимся на такую дерзость. По их мнению, если они привезут сюда свои комплексы ПВО, то мы сразу “подожмём лапки” и будем сидеть на земле без дела. Не тут-то было! Командование сразу смекнуло, что если ПВО противника нельзя обезвредить с воздуха, то нужно действовать по земле. Три группы спецназа пешком были отправлены для уничтожения “Пэтриотов”. К счастью, америкосы расположили их недалёко от границы, и к ним можно было легко добраться своим ходом. Единственное препятствие – это линия фронта, но, похоже, им как-то удалось её миновать. Итак, спецназ смог добраться до целей и вывести из строя командирские машины, без которых “Пэтриоты” вести огонь не смогут. Но одна из трёх групп спецназа по пути обратно наткнулась на значительные силы неприятеля.

– Лейтенант Скворцов на связи, – сквозь шум помех и звуки стрельбы послышался голос командира спецназа, попавшего в окружение.

– Говорит генерал-майор Вершинин, – откликнулся генерал. – Доложи о ситуации, лейтенант!

– Ведём бой с многократно превосходящими силами противника в пяти километрах к северо-западу от провинции Хвачхон. Пятнадцать минут назад противник закончил окружение. Возможности передвигаться или менять позицию нет – двенадцать бойцов трехсотые. Трое тяжёлые, – перекрикивая стрельбу, Скворцов сообщает о раненых. – Мы окопались в ущелье. Просим выслать вертушки для эвакуации, пока противник не подтянул технику. Повторяю, долго не продержимся, – тут в рации послышался грохот и последовавший за ним треск. – Противник применил минометы, – пытаясь перекричать взрывы, продолжил доклад командир спецназа.

– Понял тебя, лейтенант. Высылаем вертушки! Держись, Скворцов! – отвечает ему генерал и прерывает связь. – Так, срочно отправляйте два Ми-8 для эвакуации спецназа. В сопровождение пару Аллигаторов, – Вершинин встаёт со стула и громко командует, обращаясь ко всем.

– Товарищ генерал-майор, – отвечает командир вертолетного полка. – Пока долетим, уже спасать некого будет. А если противник устроит сильное противодействие, то вертушки не справятся. Посбивают к чертовой матери.

– Штурмовиков подключите! Пусть немедленно поднимаются и летят первыми. Сначала они отработают, а потом и вертолеты подтянутся, – кивая, продолжает отдавать команды генерал. – Мирошниченко? – после недолгой паузы выкрикивает он в толпу.

– Я! – тут же отвечает ему Петр Петрович, неожиданно появившийся рядом со мной.

– Поднимай своих соколов, надо обеспечить сопровождение. Не хватало ещё нашим на Рэпторов напороться!

– Так точно! – отвечает Петр Петрович. – Рил, ты сам все слышал, – обращаясь уже ко мне, говорит полковник. – Задача ясна?

– Обеспечить прикрытие от истребителей противника, – говорю я.

– Все верно, – кивает он. – Сами на рожон не лезьте. В бой вступать, только если будет угроза для вертушек или штурмовиков. Понял? – спрашивает он, намекая на то, что я решу мстить за гибель Титаренко и ринусь в необдуманную атаку. – Успеете ещё с ними поквитаться. Сейчас – главное наших ребят оттуда достать. Они нам небо открыли.

– Понял, – отвечаю я и с разрешения бегу обратно на взлётную полосу.

Капитан Дмитрий Червоненко

Наша задача – подготовить точку эвакуации для спецназа, застрявшего в горах. Если бы командование отправило только вертолёты, то они могли не успеть, и парней бы всех положили. А в момент эвакуации вертушки стали бы лёгкой мишенью, и их просто-напросто перебили, как мух. В этом и заключался план командования. Сначала летим мы для подавления минометных и пулеметных расчетов. Затем прилетают два Ми-8 и под прикрытием пары Ка-52 эвакуируют попавший в окружение спецназ. А чтобы на нас не напали Рэпторы, где-то высоко в небе на почти невидимой для глаза высоте всю операцию прикрывают тяжёлые истребители. Командира Сушек я знаю лично. Мы лежали с ним в госпитале в одной палате и успели подружиться. Кирилл – мужик толковый, и когда он со своими соколами в небе, опасаться американских стервятников не стоит. А это сильно упрощает нашу задачу.

Горный рельеф очень непрост для полетов, и идти на полной скорости в поисках попавшего в переделку спецназа довольно сложно. А идти на полной скорости необходимо, ведь в такой ситуации каждая секунда дорога и может стоить кому-то из наших жизни.

– Шестьсот седьмой, – обращается ко мне ведущий второго звена, – наблюдаю взрывы на десять часов.

– Вижу, это по нашим бьют! – отвечаю я. – Выходим на цель и делаем круг для оценки ситуации.

Подлетев ближе, я могу как следует рассмотреть ущелье, в котором держит оборону спецназ. Для манёвра очень мало места, но ничего. Именно для таких условий создавался Су-25 "Грач".

– Закрылки в маневренное положение, – командую я. Так подъёмная сила крыла возрастёт, а это значит, мы сможем летать на меньшей скорости, маневрировать с меньшими радиусами и не опасаться срыва в штопор. – Мое звено занимается пулеметами, второе выводит из строя минометные расчёты. Для начала работаем только ФАБами – строю план атаки я.

Наше появление было сюрпризом для южнокорейцев. От неожиданности они не успели спрятать и замаскировать позиции, ведущих обстрел минометов. Так что порция фугасных авиабомб, или сокращенно ФАБ-250, отправились прямо на головы незадачливым воякам. Но дальше все пошло не так гладко. Корейцы переоценили приоритеты и главной целью для обстрела выбрали нас. Работать сразу стало на порядок труднее. Создалось впечатление, что все, кто имел в руках оружие, направили его вверх и беспрестанно поливали нас очередями, не жалея патронов. Ну ничего, крупнокалиберные пулемёты мы вырубили, а из своих автоматов пусть стреляют, сколько хотят. Пока мы держим высоту, для Грача это все равно, что слону дробина. Главное – слишком низко не спускаться.

– Скворцов, ответь шестьсот седьмому, – я вызываю командира спецназа.

– Скворцов на связи! – сквозь грохот стрельбы, отвечает спецназовец.

– Есть возможность обозначить свои позиции сигнальными дымами? Не могу отработать НАРами. Вы слишком близко к неприятелю. Боюсь задеть.

– Сейчас сделаем!

– Отлично! Через полминуты начинаем штурмовку. Вам лучше спрятаться куда-нибудь поглубже.

– Понял! – подтверждает Скворцов.

Спецназовцы не стали мешкать, и спустя десять секунд с земли потянулись жирные струи синего дыма, обозначающие точное местоположение позиций спецназа.

– Работаем по периметру. Очень аккуратно, – командую я своим. – Мое звено берет север и восток, второе звено – запад и юг. Разворотом налево по одному начали!

Мы растягиваемся в длинную цепочку и по очереди делаем заход. Я, как мне и полагается, иду первым, а значит, мне достанется больше всех. Снижаюсь, выхожу на боевой курс, прицеливаюсь, и в этот момент со всех сторон в меня начинают лететь огоньки трассеров. Стреляют все, кто может стрелять, где-то снова заработал пулемёт, но отворачивать нельзя, а то промахнусь. Пули забарабанили по самолёту, словно сильный дождь по металлической крыше, и я в тысячный раз мысленно склоняю голову перед конструкторами и инженерами, создавшими этот самолёт, который может все это выдержать. Так, пора! Нажимаю гашетку, и из-под крыльев, громко шипя и ревя двигателями, вырывается неудержимая волна смерти, состоящая из неуправляемых ракет. На секунду полностью теряю видимость из-за облака, оставшееся после работы двигателей НАРов, но тут же тяну ручку на себя, вылетая из дыма. На выводе из штурмовки самолет более всего уязвим для ПЗРК типа «Стингер», поэтому, следуя инструкции, я выпускаю тепловые ловушки и оцениваю результат стрельбы. Как раз в этот момент гроздь реактивных снарядов достигает земли, и накрывают взрывами солидную площадь, аккуратно ложась вдоль территории, занятой синим дымом. Отлично! Теперь дело за ведомыми.

Вслед за мной три машины производят штурмовку, и поле боя покрывается клубами пыли и дыма от взрывов. Пока есть небольшая передышка, решаю осмотреть самолёт на наличие повреждений. Вытираю рукавом пот со лба и бросаю взгляд на кабину и плоскости крыльев. На бронестекле виднеется небольшой скол от прямого попадания крупнокалиберной пули, но это пустяки. А вот правому крылу повезло меньше. Пулемётной очередью пробило три дырки.

– Суки! – вырывается у меня.

– Пощипали? – спрашивает ведомый, услышав мой эпитет.

– Ничего, им досталось сильнее, – отшучиваюсь я.

– Вертолёты на подходе, – перебивает нас ведущий второго звена.

Я оглядываюсь и вижу, как на горизонте появились быстро растущие в размерах точки транспортных и ударных вертолётов.

Вертолетчики не стали рассусоливать и сразу принялись за дело, взяв под контроль поле боя. Аллигаторы носились над землей и нещадно поливали свинцовым дождём и пуском ракет оставшихся и огрызающихся стрельбой корейцев. Мы тоже решили им помочь и отработали из пушек по дальнему периметру, краем глаза наблюдая за эвакуацией. Пара Ми-8 приземлилась в самый центр позиций спецназа, не выключая двигатели и молотя винтами воздух. К ним потянулись фигуры десантников, несущие раненых. Сейчас самый ответственный момент, но, вроде, все проходит нормально. И стоило мне это подумать, как из леса прямо передо мной вывалился БТР и, крутя башней с автоматической пушкой, понёсся в сторону приземлившихся вертолётов. Сейчас пара Ми-8, стоящих на земле – лёгкая мишень. Ещё несколько мгновений, и случится катастрофа, ведь пушка БТРа легко расправится со стоящими на земле вертолетами. Оглядываюсь и понимаю, что Аллигаторы не успевают уничтожить БТР корейцев. А мы уже израсходовали весь боекомплект.

– На двенадцать часов БТР! – предупреждаю я ведомого! – Имитируем атаку!

Ведомый сразу все понял, и, не отставая, принялся пикировать, имитируя заход на цель. Экипаж БТРа, увидев нас, осознал, что на него заходят штурмовики, и тут же отвернул, а башня с пушкой начала подниматься и разворачиваться в нашу сторону.

– Купился! Выходим из атаки! – командую я и выполняю крутой вираж с набором высоты.

Только я подумал, что угроза миновала, как по самолёту, будто молотом по наковальне, бьют несколько снарядов. Самолёт кивает, и его начинает сильно трясти. По спине пробегает холодок. “Подбит! Отлетался Митька”, – проносится в голове. Катапультироваться! Срочно! На такой высоте думать времени нет и надо быстро действовать пока не сыграл в ящик. Но сразу сдаваться и прыгать с парашютом не в моих правилах, поэтому я не хватаюсь за ручку катапульты, а только крепче сжимаю элементы управления самолётом. Катапультироваться рано, вдруг машину еще можно спасти!

– Шестьсот седьмой, – кричит мне ведомый, – левый двигатель горит!

Слова ведомого подтверждаются голосовым оповещением бортового компьютера и миганием индикатора “Пожар в двигателе”. Немедленно активирую систему пожаротушения левого двигателя и пытаюсь прислушаться к ощущениям. Пожар потушен, но из двух двигателей остался один. Самолёт сильно потрепало, но он чудом держится в воздухе. Не иначе как ангел хранитель меня уберег. Буду пытаться дотянуть до аэродрома и посадить машину, а пока замечаю, как один из Ка-52 разворачивается в сторону БТРа южнокорейцев и совершает пуск ракеты, которая в клочья разносит бронемашину.

Кирилл

Судя по разговорам в эфире, штурмовикам крепко досталось. Но как бы я не хотел им помочь, сделать этого не могу. Во-первых, у меня совершенно иная задача, а во-вторых, мне просто нечем. На наших самолётах сейчас нет вооружения, предназначенного для нанесения ударов по земле. Тем более у нас не менее ответственная работа – это прикрытие всей операции, и её надо выполнить качественно. Поэтому я лишь краем уха слушаю переговоры штурмовиков и вертолётчиков, а сам полностью сосредоточен на своём деле.

Хотя, надо признать, что из головы никак не выходит последняя наша встреча с Алисой. Свою часть “сделки” она выполнила так, что комар носа не подточит, и я, как следствие, допущен до боевых полётов. Теперь ход за мной. Сегодня вечером мы должны пойти в кафе, и это меня пугает больше, чем все Рэпторы вместе взятые. Задачка та ещё, ведь надо сделать все так, чтобы и Алисе понравилось наше свидание, и я ушёл оттуда с чистой совестью. Как это сделать ума не приложу. Что ж, остаётся одно – импровизировать.

Мои раздумья прерывает крик одного из штурмовиков о том, что Митькин борт горит, а точнее один из его двигателей, и я пытаюсь разобраться: что произошло. С высоты плохо видно, что конкретно случилось. Я лишь разглядел, что там происходит нешуточная заварушка и один из штурмовиков сильно дымит, а это может означать, что Митьку могли сбить. Но вскоре его вызывают с КП и спрашивают, что произошло.

– Один двигатель выведен из строя, – докладывает земле Червоненко, – множественные повреждения самолёта, но постараюсь довести машину до аэродрома и посадить её.