– Шестьсот седьмой, – обращаюсь я к Митьке, – я выделю тебе сопровождение. Лететь до аэродрома недалёко, но лучше перестраховаться.
– Буду только рад, – отвечает он. – Да и если грохнусь, хоть кто-то сможет это зафиксировать…
– Типун тебе! – перебиваю я. – Вано, – обращаюсь я к командиру второго звена истребителей, – сопроводи шестьсот седьмого до аэродрома, далее по ситуации.
Митька добрался до аэродрома благополучно, и даже смог посадить машину, которая держалась в воздухе не иначе как чудом. Эвакуация спецназа прошла успешно. Никто из них не погиб, хоть раненых было предостаточно.
Истребители противника появились на радарах только тогда, когда последний штурмовик приземлился, но это были не Рэпторы, а остатки ВВС Южной Кореи, и сближаться с нами они не рискнули, лишь помаячив на приличной дальности.
Я же после приземления поплёлся в свою тесную, но уютную комнату офицерского общежития, чтобы принять души и идти на свидание, которого я так опасаюсь.
Глава 3.4. Холодный разум и горячее сердце
Кирилл
Находясь в чужой стране в военное время, нам с самого начала пребывания здесь сильно ограничили возможности перемещения. По сути, все, куда мы можем ходить – это аэродром и военный городок, расположенный по соседству. В этом самом военном городке и находится общежития для военных, госпиталь, в котором я лежал, простенькие гостиничные номера для медперсонала, пара магазинов и целое множество жилых домов, в которых живут корейские военные с семьями. А ещё тут есть самый настоящий кафе-бар. Именно в него мы и договорились сходить с Алисой, и сейчас я как раз направляюсь туда, чтобы занять столик на двоих.
Бар, под названием “Бам неугда”, что переводится как “Ночной волк”, наши ребята тут же прозвали “Дам никогда”, что соответствовало действительности, ведь познакомиться с противоположным полом здесь было практически невозможно. А все, потому что он находится в военном городке, и женщин в таких местах обычно в несколько раз меньше, чем мужчин. Да и те в свою очередь уже чьи-то жены.
Этот самый бар не представлял собой ничего особенного – самая обычная местная кухня и не богатый выбор алкоголя, но другого просто не было, и за отсутствием лучшего, мы вынуждены идти сюда.
Я занял угловой столик, заказал себе местный самогон – корейский аналог виски, чтобы немного справиться с нервами, и принялся ждать. Время тянулось, как назло, ужасно медленно, и я решил написать Лани. Обычно мы созваниваемся гораздо позже, но надо было предупредить, что я до самого вечера буду занят. Она тут же ответила, что ничего страшного в этом нет, и завалила меня целой кучей целующих смайликов. На душе стало ещё паршивее. Все идёт не так, как должно. Во-первых, приходится врать Лани, во-вторых, моя месть Рэпторам опять откладывается, в-третьих, война затягивается, а наша роль в ней становится незначительной.
Я снова тянусь к телефону, чтобы посмотреть время, и в этот момент появляется Алиса, и выглядит она, как всегда, потрясающе.
Скромное, но изящное оранжевое платье, которое она умудрилась где-то раздобыть, сидело на ней идеально, но совершенно не вязалось с привычной для этих мест манерой одеваться. Персонал и немногочисленные посетители бара, как и все консервативные корейцы, уставились на Алису с сомнительным неодобрением, но при этом глаз отвести не могли. Немая сцена эффектного появления длилась всего несколько секунд, но вызвала вокруг целый фурор. Алису же окружающее нисколько не смутило, и она, отыскав меня взглядом, направилась ко мне, как ни в чем не бывало.
– А ты любишь рыжий цвет! – шучу я, медленно поднимаясь с места в знак приветствия. – Привет. Выглядишь сногсшибательно!
– Привет! – поднимая ладонь в знак приветствия, отвечает она. – Спасибо! Да, красный, как и все его оттенки – мои любимые цвета. Психологи утверждают, что это признак психического расстройства, но это не так! – Алиса делает безумные глаза, придавая комичность своему высказыванию. – А тебе идёт форма. Но капитанские погоны тебе будут идти больше! – меняет тему она и, подмигнув, садится напротив.
– Да уж, комэск в звании старшего лейтенанта – это нонсенс, – озвучиваю свои мысли я. – Давно хотел спросить. Ты разбираешься в авиации, в военных званиях, моментально находишь общий язык с солдатами и офицерами. Как?
– Хм… – прищуривается она. – Я думала, ты давно догадался. Мой папа лётчик. Ну, в смысле был им.
– Ух ты! – удивляюсь я. – Может я его знаю?
– Пожалуй, знаешь, – играя в шутливую задумчивость, говорит она. – Вообще-то это большой секрет, но раз уж мы с тобой теперь соучастники преступления, можно сказать банда, – она намекает на её помощь в прохождении медосмотра, – то тебе положено это знать. Он генерал авиации.
– Меньшов Константин Александрович! – догадываюсь я, вспоминая фамилию Алисы. – Вот это да. Большая честь!
– Надеюсь, ты не будешь относиться ко мне из-за этого как-то по-другому и никому не расскажешь. Сам понимаешь, лишнее внимание мне ни к чему.
– Угу, без проблем! – киваю я.
В этот момент подходит официант, который немного говорит по русски. Как я понял обчно в подобных заведениях КНДР заказ делается у бара, но из-за рускоязычного контингента в помощь нанаяли человека, знающего русский язык. Мы делаем заказ – я снова беру самогон, а Алиса вино и какое-то местное блюдо из риса и боюсь предположить из чего ещё.
– А твой папа тоже лётчик? – продолжает тему она, когда нам принесли напитки.
– Да, – морщусь я из-за не самой приятной темы, – он был лётчиком. Истребителем. Я пошёл по его стопам, – проговариваю я, и делаю большой глоток из своего стакана.
– Классический случай, – оценивает она и тоже прикладывается к бокалу с вином. – А почему был? – не унимается Алиса.
– Он погиб в авиакатастрофе, когда я был ещё подростком.
– Прости, я не хотела… – она кладёт свою руку на мою в знак извинения за грустные воспоминания. – Мне очень жаль.
– В нашей профессии это не редкость, – морщусь я.
– Да, я слышала, что произошло с вашим бывшим комэском. Насколько я знаю, вы были очень близки.
Не знаю, что на меня подействовало – алкоголь или то, что Алиса хороший собеседник и слушатель, но я начинаю рассказывать о Титаренко. О том, как я попал в его полк, как он принял меня в свою эскадрилью, как заботился обо мне и делал из меня настоящего лётчика и человека, как не раз заступался за меня и давал мудрые советы. Алиса слушает внимательно и все понимает. Она не осуждает меня, что я десять минут к ряду рассказываю о незнакомом ей, но очень дорогом для меня человеке.
– И теперь я не успокоюсь, пока не встречу в воздухе этого мерзавца на его дорогущем самолёте и не отправлю в последнее в его жизни пикирование! – завершаю свой рассказ я.
– Теперь я понимаю, почему ты попросил меня подменить результаты медкомиссии. А я сдуру решила, что ты боишься потерять своё новое назначение комэска. Извини меня.
– Ничего страшного. Со стороны это, наверное, так и выглядит. Но я не могу ни о чем другом думать, кроме мести. А нам, как назло, не дают возможности поквитаться с Рэпторами. И знаешь, в первые дни войны мне было тяжело думать, что каждая пущенная мной ракета может отобрать чью-то жизнь, а теперь я горю желанием поквитаться и, если надо, убить ту сволочь.
– Кирилл, мне кажется, ты одержим мыслью о мести. Она заполнила твоё сознание, и ты не оцениваешь ситуацию. Я никогда не видела тебя таким дёрганным и нетерпеливым. Иногда мстить с горячим сердцем – достойный поступок, но тебе надо иметь еще и холодный разум. Иначе ты свихнёшься. Ты готов на все ради этого, но не рассматриваешь вариант, когда можешь проиграть в этом поединке. Тебе нужно как следует подготовиться и все продумать перед встречей с тем асом, – глядя мне прямо в глаза, говорит она, и я осознаю, что уже не избегаю её взгляда, а даже наоборот. Эта девушка в мгновение стала мне очень близкой. Надо всерьёз задуматься над её словами. Я, действительно, позабыл обо всем на свете, ослеплённый желанием отомстить. – Кирилл, в этом мире очень мало по-настоящему хороших людей. И если ты погибнешь, то в нем станет ещё на одного такого человека меньше.
Я разваливаюсь в кресле, не отводя взгляда от Алисы. А ведь она говорит от чистого сердца. Похоже, я ошибался на счёт неё. И мне ни разу за все время общения с ней не пришло в голову спросить про её прошлое или хотя бы просто поинтересоваться, как прошёл день. Невежливо с моей стороны. Она-то постоянна меня обо всем спрашивает.
– Ладно, сколько можно говорить обо мне? – меняю тему я. – Какая твоя история? Готов спорить, что ты не похожа на других генеральских дочек. Расскажи про себя.
– Что ты имеешь ввиду? – недоверчиво щурится она.
– Расскажи про своё детство, как и где ты училась и как попала сюда, – пожимаю плечами я.
– Ну, даже не знаю с чего начать. Да и рассказчик из меня не очень, – скромничает Алиса.
– Начни с начала, а на счёт твоей сноровки, как рассказчика, решать мне.
Алиса на секунду задумалась, но, сделав пару больших глотков вина, начала рассказ. По её словам, она, сколько себя помнит, была папиной дочкой. Все её друзья в детстве были мальчишки, а куклам она предпочитала машинки и, конечно же, самолётики. Ей всегда было интереснее проводить время с отцом, чем с мамой, ведь он брал её с собой на рыбалку, учил стрелять из пневматики по консервным банкам, давал водить автомобиль, посадив на колени, ну и, конечно, брал с собой на аэродром, где в небе носились юркие и быстрые истребители. В детстве она тоже мечтала стать летчицей и управлять самым быстрым самолётом в мире, летая как папа, но чем взрослее она становилась, тем больше понимала, что это невозможно. После этого все, чем она начинала увлекаться, либо оказывалось мужским занятием, либо обязывало иметь стопроцентное здоровье. Мечты стать гонщицей, космонавтом, спортсменкой и тому подобное разбивались одна за другой. Когда Алиса училась в старших классах, она полностью разочаровалась во взрослой жизни. И все потому что для девушки в ней сплошная скука. Ходить по клубам или бутикам она не любила, да и все развлечения, которые предпочитали её сверстницы, для Алисы были безынтересны. Ну, а когда подошло время выбора будущей профессии, отец предложил ей поступить в медицинский институт. Спасать жизнь и здоровье людей, как он говорил, очень благородное и интересное занятие. Алиса увлеклась этой темой и стала готовиться к поступлению в ВУЗ. Из всех медицинских направлений не она хотела заниматься ни чем иным, кроме хирургии. Только на первом курсе она узнала, что после окончания института по специальности “лечебное дело” надо будет ещё два года учиться на хирурга. И даже после этого, прежде, чем тебя допустят до самостоятельных операций, надо несколько лет отработать в интернатуре и ассистентом хирурга. Для непоседливой натуры Алисы это было чересчур. Но, стоически все это преодолев, она окончила институт и попала по распределению в одну из московских больниц.
И когда она проработала в этой самой больнице уже два года, и ей казалось, что вся её жизнь будет такой же скучной и безынтересной, но, к счастью, ей подвернулась возможность полететь в Корею. Она уцепилась в эту идею и рассказала отцу. Он, конечно, попытался отговорить её, убеждая, что это может быть опасным, но опасность её и привлекала. В итоге отец дал добро, и она оказалась здесь.
Весь вечер мы болтали обо всем на свете, с удивлением заметив, что уже полночь. Расходиться совершенно не хотелось, но ей завтра рано вставать на работу, а мне на службу. И хоть, полётов на завтра не запланировано, нельзя быть не выспавшимся.
Алиса пыталась убедить меня, что она должна оплатить свою часть счета, но я напомнил ей, что это свидание, и она отступилась. После я пошёл провожать её до здания гостиницы, в которой расквартировали российских врачей.
– Кирилл, я очень хорошо провела время! – остановившись перед входом, заговорила она. – Я нисколько в тебе не ошиблась, и ты действительно очень хороший.
– А вот я побаивался этого свидания, – признаюсь я.
– Почему? – искренне недоумевает она. – Неужели ты думал, что я буду шантажировать тебя или склонять к чему-то недостойному? Например, к интиму? – она одаривает меня своей хищной и убийственно сексуальной улыбкой.
– Честно говоря, так я и думал. Но повторюсь, я в тебе сильно ошибся. Ты замечательная, разносторонняя и умная девушка. И хорошо, что мы все выяснили на счёт твоих намерений, – подвожу итог я.