– А ни шо, с дядей Зямой из Винницы всё так.
– Но?
– Но он приедет.
– Прямо из Винницы?
– Прямо из Винницы.
– Прямо сюдой?
– Прямо сюдой.
– И шо тут будет делать дядя Зяма из Винницы?
– Дядя Зяма из Винницы будет делать плацинду с тыквой.
– А дядя Зяма из Винницы знает, что он таки будет делать плацинду с тыквой?
– Нет, дядя Зяма из Винницы не знает, что он будет делать плацинду с тыквой.
– Слушайте мене всегда, и не слушайте её ни разу,товарищ начальник розыска, – проговорила Роза Самуиловна, – когда последний раз приезжал дядя Зяма из Винницы, ви себе думаете, он сделал эту вкусную плацинду с тыквой? Нет! Дядя Зяма из Винницы сделал мне ребёнка, – Роза Самуиловна повернулась и позвала: – Марик! Марк! Шо то ты себе много спишь! Товарищ начальник хочет на тебя посмотреть, как на ребёнка!
– Роза Самуиловна! Я не хочу ни на кого смотреть! Шесть утра! Зачем вы ребёнка будете?– возмутился расквартированный милиционер.
– Ой, товарищ начальник, кричите на своих бандитов которых поймаете, а Марик вам сыграет.
–Что? На чем?
– Как что? Как на чем? Черни конечно! Этюды! На скрипке! Марк! Товарищ начальник розыска хочет послушать пятый этюд Черни!
– Я не хочу ничего слушать! Никого Черни!
– Вы что? Плохой человек?
– Нет….
– Ну, таки значит вы любите музыку и скрипку!
В дверях кухни появился заспанный мальчик в трусах, в майке, со скрипкой в руках.
–Пятый? – послушно спросил он.
Роза Самуиловна кивнула горбатым носом.
Марик заскрипел смычком по струнам перебирая пальцами.
– А ви знаете, что его отец – эта изрядная сволочь из Винницы – до войны играл в симфоническом оркестре на валторне и немного на трубе у Лёлика Вайсбейна?
– У кого?…
– Ну Лёлик! Вайсбейн! Ну откуда вам его знать! Вас же здесь не было! А какие люди его звали на похороны…Ой-вэй!
Роза Самуиловна начала рассказывать, что когда умер профессор Плешиц Осип Львович, и дядя Зяма из Винницы играл на трубе так вдохновенно и громко, что его выгнали с оркестра и не пригласили на поминки. Старший оперуполномоченный обескураженно повернул голову в сторону Сары Абрамовны ища поддержки, но та разговаривала с кем-то через окно, Сёма доедал холодный кнёдлик, пацаны во дворе докуривали папиросы, дядя Зяма должен скоро приехать из Винницы делать плацинду с тыквой, а Марик играл этюд Черни… Одесса просыпалась…
2
Старший лейтенант Петров пришёл после дежурства домой, в квартиру, где была его комната и принёс усиленный паёк, и где, также, по комнатам жили Роза Самуиловна с Мариком, отец которого был дядя Зяма из Винницы, напротив – Сара Абрамовна с Сёмой. Ещё в одной комнате жил Рубен Лазаревич Михельсон, человек непонятного возраста, имевший непонятный род занятий – то ли ювелир, то ли антиквар, но всем говорил, что он правовед и почти что адвокат. В судах, он, конечно, бывал, но только по мелкому хулиганству или в качестве обвиняемого. Но с появлением в доме командированного оперуполномоченного уголовного розыска Петрова, Рубен Лазаревич очень редко стал выходить из комнаты, и вообще старался с ним не сталкиваться в узких коридорах дома, туалете, ванной и кухне, хотя его и звали попить вместе чаю.В самой большой комнате, по соседству с Рубеном Лазаревичем жила семейная пара из трех человек: татарин Русик Рашидов, грузин Жорик Батурдия по прозвищу Гоша Вангог и молдаванка Рада Бойко. Русик был законным мужем Рады, а от Жорика Рада была на сносях, и понятно, что он был законным будущим отцом. Эту комнату так и звали – дружба народов или третий интернационал или интернационал трёх. Как это всё случилось – отдельная история. И вот, эта отдельная история.
Рада вдруг неожиданно получает известие о том, что ейный муж, гвардии капитан Руслан Рашидович Рашидов геройски сгорел в танке со всем экипажем, и пусть доблестная вдова не беспокоится, таких героев много, не ей одной такая честь, и к ордену он, конечно, представлен, разумеется, посмертно. Ну, а что? Генеральное наступление по всем фронтам! И Берлин на горизонте!Поубивалась, значит, с горя Рада неделю, соседки поутешали, как могли, Марк даже Шопена на скрипке выучил и играл под дверями Рады вечерами, чем доводил молодую женщину до исступления. И решила Рада Бойко заказать портрет своего гвардии капитана, геройски погибшего мужа.Вроде как явился он ей во сне и говорит: «Хочу, Рада, портрет я свой геройский, чтоб с орденами и медалями, да на танке!». Ну, тут в один голос Роза Самуиловна да Сара Абрамовна – подхватили идею и даже скинулись по рублю. Художника только одного знали–Жорика из кинотеатра, по прозвищу Вангог. Его так прозвали, из-за отсутствия одного уха – на фронте осколком гранаты оторвало. Как-то командир прознал, что Жорик хорошо рисует, а то, что он тощий и в кустах не заметен – так это и к лучшему. И отправилиего в тыл к немцам срисовать позиции и другие нужные детали. Жорик так увлёкся своим любимым делом, что не заметил, как фрицы сзади почти по плечу его хлопают. А боец, который должен был его охранять – прикорнул в теньке. В общем, одна, вторая, граната. Ноги- то Жорик унёс и другие части тела, а вот ухо отсекло, а товарищ его бой принял, да так не вернулся. В штабе вначале хотели его расстрелять, чтоб уж совсем не мучился без уха, но потом Жорик по памяти нарисовал всё до мельчайших деталей, потому как планшет он посеял по дороге. И ему разрешили медсанбат и спирту, а потом даже комиссовали, потому как Жорик после этого ещё и косить начал одним глазом. А кому косоглазый солдат нужен? Только патроны переводить. Но рисовать не бросил – закроет один глаз, и портрет за полчаса наваяет. Так и работал в кинотеатре – рисовал афиши, да портреты. А тут и войне скоро конец, попёрли фильмы трофейные! Только и успевал Жорик красивых мадам рисовать да джентльменов в шляпах. И приходит к нему Рада, так и так, портрет геройского мужа хочу, славного танкиста, вот только карточка есть свадебная, вы уж как ни-будь сообразите военного сделать. Смотрит Жорик на Раду один глазом, а вторым на фотокарточку одновременно, ну а что?Косоглазие, контузия. Сделаем, говорит, по какому адресу занести шедевр? И через два дня Роза Самуиловна открывает двери, а там стоит Жорик с большим портретом в деревянной рамке в одной руке и бутылкой вина в другой. Уж такой она ему устроила допрос прямо на пороге, что он сразу вспомнил спецотдел, где его мучили вопросами. Портрет Раде понравился: на фоне танка стоял полковник в орденах и медалях, в общем-то, почти похожий на Русика. На вопрос – почему столько медалей и полковник, Жорик ответил, что еле-еле удержался от генерала и Звезды Героя. Ну, это слишком! Возразила Рада, он, конечно герой, но не на столько, на том и порешили, пусть будет полковник. Портрет был водружен на комод, бутылка вина была выпита. Жорик начал приходить в гости, нарисовал Марика со скрипкой на сцене консерватории и Сёму на Красной Площади. В общем, расположение Сары Абрамовны и Розы Самуиловны было завоёвано. Таким образом, к весне сорок шестого Рада была рада своей беременности, которую было явно заметно, а Жорик довольный переехал к ней в комнату.
Как вдруг.
Апрель.Утро. Воскресенье. Звонок в дверь. Жорик пошел открывать.
Вы помните какая у Жорика фотографическая память? Он был на Красной Площади всего один час, но помнит её до каждого кирпичика и камешка, и может нарисовать хоть сейчас. А зал консерватории? Да он помнит сколько там рядов вдоль и поперёк и какого они цветом! И понятно дело, когда он открыл двери, то он узнал со скоростью летящего снаряда в обожженном лице товарища майора не кого-нибудь, а покойного мужа Рады! И с такой же скоростью он захлопнул дверь! Он знал, что единственные его рабочие инструменты это его руки и некосящий в сторону глаз, и если ему сейчас переломают руки и выбьют глаз, то, пожалуй, он не сможет зарабатывать на жизнь любимым делом.
–Её нет дома! – сказал Жорик, что первое пришлона ум.
– Кого нет? – раздалось из-за двери.
– Никого нет! – ему стало плохо и глаза разошлись по сторонам ещё больше.
Опять позвонили, более долго и настойчиво. Из комнаты вышла Рада в халатике, выпирал маленький животик.
– Ты чего не открываешь, Жорик?
– Там… это.. портрет приехал… живой…
– Кто? Какой портрет?
– Ну, полковник, только он не полковник, а майор, морда всмятку, а медалей столько же….
– Кто……..? – Рада кинулась к дверям, но потеряв чувства, повисла на руках у Жорика. Уложив её на пол, Жорик и повинуясь судьбе, которая уже стучала в двери, видимо, сорок седьмого размера, обреченно открыл дверь…
… уже был обед, но из комнаты, где жили Жорик с Радой, а до этого Рада с Русиком доносились вопли, плач, стоны, хохот, бьющаяся посуда, глухие удары, двигалась мебель, рвалась материя, два раза из дверей вылетал Жорик, больно ударялся о стенку, но опять заходил в комнату. Роза Самуиловна и Сара Абрамовна сидели на кухне тихо и немного боялись. Боялись, как бы этот воскресший танкист не поубивал всех сгоряча. Выйти они не могли, так как Русик им запретил выходить и двигаться, тем более вызывать милицию, пригрозив наградным оружием самого генерала Соломатина, а оно стреляет без осечки!
И вдруг…
Тишина.
Из комнаты на кухню послышались неуверенные шаги. Женщины втянули головы в плечи и зажмурились.
– Дайте десять рублей, – голос Жорика звучал странно и шепеляво: обе губы вздулись, запеклась кровь, синяк, глаза смотрят ровно, косоглазия не было.
– Жорик, родной, зачем тебе деньги?
– За водкой пойду, герой мириться хочет.