Не бойся темноты

И с этими словами, провожаемая уже не одним, а двумя злобными взглядами, она постучала в дверь. Та через некоторое мгновение распахнулась и на пороге показалась недовольная физиономия профессора Грина. Она обвел свою непутевую студентку цепким взглядом и пропустил в дом, не удостоив и единым словом. Только так недобро поджал губы, что Томка, позабыв про усталость, пулей полетела на второй этаж.

Мистер Грин между тем заметил на тротуаре парочку из Даниэля Карлайла и серебристого тигра. Глаза его превратились в щелочки, и дверь захлопнулась с таким треском, что выглянувшая из кухни миссис Грин решила, было, что случилось землетрясение. И пока профессор уверял свою супругу в обратном, на улице шел занимательный разговор. Точнее, Даниэль говорил, а Карлайл в обличии тигра слушал и шипел.

– Какого дьявола ты ей все рассказал?

– Р-р-р.

– Кто тебе дал право вмешиваться?

– Р-р-р.

– А ,может, она мне на самом деле нравиться? Что тогда?

Молчание и недоверчивый взгляд карих глаз. И Даниэль злится еще сильнее от охватившей его догадки:

– Она тебе самому понравилась? Конечно! Она же так похожа на маму.

Тигр оскорбился не на шутку и решил скрыться, пока они не наговорили сгоряча друг другу гадостей еще больше.

– Сбегаешь?!

Карлайл обернулся, тяжело посмотрел на Даниэля и подумал, что из него вышел плохой отец, раз он так и не сумел добиться от сына уважения к своей персоне.

ГЛАВА 6

Эдвард Карлайл считал себя неудачником по жизни. Все у него было не как у нормальных людей, точнее, оборотней.  Очень рано на него свалились обязанности главы рода. Его отец скоропостижно ушел за грань живых. Эдвард был серьезным молодым  тигром. Так его  воспитали любящие родители. Любой ребенок, что растет в тепле родного очага, плохо приспособлен к самостоятельной жизни. Он слишком доверчив, открыт и искренен.

Эдвард с огромным трудом отстоял право своей семьи на главенство в честном поединке с куда более достойными противниками. Сейчас по прошествии многих лет, он понимал, что не стоило идти на поводу своего глупого тщеславия. Он был слишком самонадеян. За что и поплатился. Но на тот момент ему было море по колено. Победить в честном поединке не значит быть умнее и сильнее противника. В случае Карлайла это было чистым везением.

Обязанности главы давались ему с большим трудом и терпением, но все же давались.  И только он обвыкся с этой новой для себя ролью, как встретил Лару. И все полетело ко всем адовым чертям.

Сейчас воспоминания уже не доставляли такой боли, как прежде. Они вызывали злость. Чертову злость на самого себя. За то, что был так глуп. За то, что был так слеп. За то, что так ее любил…

Серебристый тигр мягкими неспешными шагами брел по лесу, с наслаждением вдыхая острый запах весны. Он был пряным, чуть сладковатым. Неповторимый аромат едва распустившихся листьев. Таких ярких, сочных, еще не запыленных знойной жарой лета. Эта любимая кошачья пора. В этот период все тигриные инстинкты резко обострялись, и оборотня начинала съедать тоска по своей давно умершей половинке.

Тряхнув огромной головой, тигр остановился у озера, разглядывая  безмятежную гладь. Сквозь прозрачную, кристально чистую воду было отчетливо видно, как резвятся рыбки. Зоркий тигриный зрачок сузился, высматривая добычу, и он прыгнул прямо в воду, одним разом поймав две огромные рыбины. Кто сказал, что кошки не любят плавать. Любят. Особенно когда очень хотят есть. А так уж вышло, что Карлайл был зверски голоден. В холодильнике уже как неделю мышь повесилась. Как-то не было настроения съездить в магазин. Не любил он это дело. Очень не любил. Ровно, так же как и общество людей. Потому и жил подальше от города в гордом одиночестве.

Одиночество Карлайл полюбил не сразу. Постепенно. Но уже настолько привык, что  люди стали его раздражать. Так случается, когда презрение дорогих тебе людей сначала доставляет боль, а потом приходит понимание, что так лучше. Когда легче отступить, чем бороться.

Рыбалка удалась на славу и довольный уловом тигр, удерживая свою добычу, поспешил к дому. Желудок сводило от голода, но есть рыбу сырой он не стал бы. В  отличие от большинства оборотней звериная сущность Карлайла была под полным контролем разума.  Это была его своеобразная особенность.

Дома уже обернувшись человеком, он почистил рыбу и запихнул в духовку, предварительно обмазав душистыми специями. Кухня у Карлайла была большая просторная и очень светлая. К слову, оборотень любил чистоту и уют.  Чтобы скоротать ожидание он уселся за стол с прихваченным из офиса ноутбуком и принялся просматривать квартальный отчет по клубу.

«Маска» была его маленьким невинным хобби. Именно хобби, а не работой. В деньгах Карлайл не нуждался. Да и не на что ему их было тратить. За два века своего существования богатство потеряло свой блеск еще лет сто назад. Основным бизнесом, как и обязанностями главы рода давно занимался Даниэль. От исполнения последних Карлайла старшего род освободил сразу после смерти Лары, посчитав недостойным. В чем были абсолютно правы. До совершеннолетия Даниэля их исполняла Эмма Браун. Сын оказался талантливым руководителем, и Эдвард втайне очень гордился им.

Даниэль. Его сын. Его боль и сила. Стоит ли говорить, что с ним они практически не общались. С тех самых пор, как он узнал о матери. И как бы Карлайн ни пытался объяснить свои мотивы, как ни пытался оправдаться, факт оставался фактом.

Прозвучал звонок, известивший о том, что рыба готова. Мужчина вздрогнул и вынырнул из своих невеселых размышлений.

За окном уже стемнело, и на потемневшем небосклоне появилась полная луна. Полнолуние. Карлайл криво усмехнулся. Как хорошо, что он не волк. А то бы сейчас сидел на пригорочке и выл на луну, распугивая местную живность.

Внезапно огненная вспышка озарила лужайку перед его домом, на мгновение отчетливо осветив женскую фигуру, появившуюся, словно из воздуха. Послышалось громкое проклятие, и оборотень негромко хохотнул. Ах да. Он на днях перенес небольшой декоративный водоем.

Через несколько мгновений дверь с грохотом распахнулась, и послышался визгливый женский голос:

– Где ты есть хвостатый извращенец?!

Карлайл выглянул в коридор и удивленно поинтересовался:

– Почему извращенец?!

– Потому что только извращенцы и идиоты постоянно переделывают планировку сада, чтобы напакостить и без того злой-презлой ведьме, – сообщило ему хрупкое белобрысое создание, яростно сдирая с себя черный ведьминский плащ.

Плащик повис в воздухе и, повинуясь немому приказу хозяйки, поплыл в кухню искать ближайшую теплую батарею, чтобы высушиться.

– И поскольку на идиота ты не смахиваешь,  – быстрый оценивающий взгляд из-под широких полей остроконечной шляпы, – то вывод напрашивается сам собой.

Оборотень широко улыбнулся.

– Я тоже рад тебя видеть Лили.

Ведьма бросила еще один негодующий взгляд на него и со вздохом стала избавляться от обуви. Черные лакированные ботильоны ,прищелкнув каблуками, поспешили вслед за плащом. Осталось, надеется, что не подерутся за место потеплей. Карлайл молча подхватил ведьму на руки. Плитка в прихожей была холодная, да и не совсем чистая. А ведьма хоть и злая, но все же девушка.

– Ах, как приятно оказаться в руках настоящего мужчины, – хихикнула Лили и самым наглым образом щелкнула оборотня по носу.

Карлайл ничуть не смутившись, посадил ее на табурет и пошел искать тапочки.

– Мои любимые с черными бабочками! – крикнула ему вслед улыбающаяся ведьма.

Лилиан Мур была ведьмой и, пожалуй, по-настоящему единственным другом Эдварда Карлайла. Знакомы они были практически с детства, и одно время он был влюблен в Лили. Но ведьмы  – вольные птицы. Они не любят постоянства и привязанностей. Поэтому их романтические отношения быстро сошли на нет, но дружба осталась. Периодически былая страсть вспыхивала вновь в минуты одиночества и тоски. Она выливалась в несколько совместных проведенных ночей и Лили, несмотря на робкие попытки Карлайла удержать ее, уходила с неизменной улыбкой на капризных, немного детских губах со словами: «Хвостатый не порть мне настроение. Злая ведьма – это очень и очень большие неприятности для хвостатых!»

Карлайл невольно улыбнулся, наконец, выудив из ящика для обуви ее тапочки. Бабочки на носке покачали своими готическими крылышками. В этом и была вся Лили. Такая же, как и ее бабочки. Ветреная, непокорная, вредная, но невыразимо милая в своем дружеском поддразнивании и бесконечно преданная.

Когда он вернулся на кухню, ведьма уже с аппетитом ела рыбу, старательно выбирая кости.

– Извини, но я жутко голодна.

– Ты сразу после работы? – удивился он.

– Угу. Должна тебе признаться Карлайл в одном очень неприятном открытии, – сказала она и сунула ноги с подставленные тапочки, – Твой сын мелкий, пакостливый гавнюк!

Эдвард удивленно вскинул брови.

– Надо же!  А раньше ты считала его душкой.

Ведьма скривилась.

– Пока не узнала этого гаденыша поближе. Мало, – прошипела она, – мало ты его драл в детстве.