Поздняя весна. Повести и рассказы

– Хорошо, Милан, – сказала я. – Вы дадите мне в долг необходимую сумму, и я вам верну её частями в течение года-двух…

– Никаких долгов! – Отрезал Милан. – Я дарю вам эти деньги.

– Милан, но это слишком большая сумма! Я не могу принять от вас такой дорогой подарок.

– Ты не желаешь принять в дар паршивую однокомнатную клетушку от кровного брата?! – Вспылил Милан.

Тут мне следует объяснить некоторые вещи. Например, почему Милан обращается ко мне то на «вы», то на «ты», а заодно уж и наш с ним полный и безоговорочный отказ от алкоголя.

Однажды, во время того самого неполного года, проведённого мной в Словении, мы с Миланом, будучи в изрядном подпитии, побратались. Ну, то есть, это он со мной побратался, а я с ним… не знаю, посестрилась, видимо.

Побратались – не в смысле обнялись, поплакали от избытка чувств и объявили себя братом и сестрой, а сделали надрезы на коже и смешали свою кровь. Думаю, многие слышали об этом древнем обычае, но мало кто решается осуществить его на практике в наши дни. Нас с Миланом угораздило. До сих пор на наших правых кистях красуется по небольшому шраму.

Светку тогда передёрнуло, и она назвала нас дикарями. Полностью с ней согласна. Это было дико, глупо, нелепо, и с тех пор мы оба, не сговариваясь, отказались от алкоголя навсегда.

Мы с Миланом предпочитаем об этой истории братания не распространяться и не обсуждать её друг с другом, но, когда один из нас начинает кочевряжиться, отказываясь принять помощь другого, тот, другой, по негласному правилу, установившемуся между нами, напоминает, кем мы друг другу теперь приходимся.

Вот и сейчас Милан заставил меня, уже в который раз, принять его помощь. Он перевёл на мою банковскую карту сумму, необходимую для покупки однокомнатной квартиры в более-менее приличном районе столицы и купил мне по Интернету билет в бизнес-класс на самолёт до Любляны. Милан взял с меня слово срочно приобрести квартиру и показать ему договор купли-продажи по приезду. Не подумайте, мой кровный брат вовсе не зануда. Он просто любит, чтобы всё было правильно.

В пылу благодарности и с большого недосыпа я выдала очередную нелепость. Пообещала найти Светку и заставить её вернуться к нему.

– Я не сомневаюсь, что ты сможешь это сделать, сестрёнка, – ответил Милан, немного помолчав, – только ты не сможешь одного: заставить её любить меня.

Он усмехнулся так горько, что я отдала бы всё, что имею и даже немного больше за то, чтобы никогда не видеть этой усмешки на его бледном, одухотворённом лице.

– Она не имеет права поступать так с вами! – Воскликнула я. – Вы сделали её великосветской дамой!

– Нет, Яничка, – спокойно возразил Милан. – Она всегда была великосветской дамой. Она родилась ею. Я только создал ей условия, чтобы она раскрылась.

– Да! Всего-навсего! – Съехидничала я. – Вы бы видели, где эта великосветская дама родилась, и в каком окружении прошли её детство и юность!

– Это всё неважно, – ответил Милан. – Где бы она ни родилась, она родилась принцессой. Как и ты, Яничка, родилась поэтом и прекрасным другом. Нет разницы, где ты при этом живёшь, и кто тебя окружает. Наступит время, и ты станешь тем, кто ты есть. Это неизбежно.

У меня немного другие взгляды на жизнь, но спорить с фаталистом Миланом я не стала. Во-первых, он очень красиво излагает свои мысли, и мне всегда жаль разрушать их строй какими-то нелепыми возражениями. Во-вторых, я скорее залепила бы сама себе пощёчину, чем расстроила Милана своим несогласием или какой-то иной глупостью. В-третьих, я не спала уже вторую ночь подряд, и язык мой медленно, но верно начал завязываться в узел.

Мы попрощались в пятом часу утра, и я даже успела часа три с половиной поспать, прежде чем отправилась на работу клянчить отпуск.

Глава 4

Мне было очень страшно, но страх притуплялся жуткой усталостью, а усталость превозмогалась чувством всепоглощающего сострадания к Милану. Вдобавок, на всё – про всё у меня было меньше двух суток, за которые я должна была отпроситься с работы, приобрести жильё и собрать вещи. Это был полный цейтнот, но я решила действовать, как автомат, и эта тактика дала свои результаты.

Через два дня я сидела в самолёте и вспоминала прошедшие два дня до отъезда со смешанными чувствами.

На работе мне удивительно легко дали отпуск на… сорок пять дней! Дело в том, что, увидев мою зелёную, зарёванную физиономию, начальство и коллеги решили, что у меня кто-то умер. Я на всё кивала и соглашалась. Почему-то все они подумали, что у меня умер отец. Я не спорила, потому что мой биологический отец и впрямь мёртв, правда, случилось это полтора года назад.

О его смерти я узнала не сразу, потому что родители мои с незапамятных времён находятся в разводе, и с отцом всё это время я не общалась. Узнала случайно, постфактум, через пятые руки. Никому из столичных знакомых, кроме Евгена, об этом не рассказывала. Начальство же рассудило, что я нуждаюсь в длительном отдыхе, приплюсовало к обычному трудовому отпуску всё, что возможно, и получилось целых сорок пять дней! Фантастика!

Так же фантастически просто мне удалось приобрести однушку с дизайнерским ремонтом в пяти минутах ходьбы от метро в только что построенном доме, готовом к заселению. В этом мне помогла Маринка, с которой мы подружились однажды на вызове.

Я считаю, что отношение медика к пациенту должно быть сугубо профессиональным, но в тот раз девушка вызвала во мне такое восхищение своей стойкостью, что я потом пришла навестить её в больнице. Марина попала тогда в страшную аварию. Из четверых пассажиров легковушки, в которой она ехала, в живых остались только она и грудной ребёнок. Его в момент столкновения выбросило из салона вместе с детским креслом.

Марина застряла в груде искорёженного металла, откуда её с огромным трудом извлекли спасатели. Её левая нога оказалась буквально разорвана на несколько частей, девушка могла её лишиться и стать инвалидом, и она это прекрасно понимала, потому что оставалась в сознании. Другая на её месте истерила бы так, что пыль столбом, а она сохраняла полное присутствие духа, да ещё и шутить умудрялась.

В общем, теперь о той страшной аварии напоминают лишь жуткие шрамы на левой ноге Марины да наша дружба.

Марина – юрист по профессии, причём работает в сфере оборота недвижимости. Это она два дня назад порекомендовала мне надёжную строительную фирму и помогла разобраться со всеми документами. Сама я ни за что не справилась бы.

Выручило ещё и то, что мы живём в эпоху, когда предложение новой недвижимости в столице и её окрестностях из-за неоправданно высоких цен и неуёмного строительства слегка превышает спрос. Иначе поиск жилья и его оформление растянулись бы на месяцы, а так мне есть теперь, что показать Милану по приезде.

По правде сказать, мне было безразлично всё, что связано с моей новой квартирой. Сколько там квадратных метров, какого цвета плитка в ванной, чем отделана рабочая зона в кухне… Наплевать! Я словно чувствовала, что жить мне там не придётся, и относилась к вопросу выбора очень легко. Меня всё устраивало: и этаж, и подъезд, и район. Главное – скорее заключить договор купли-продажи и покончить с этим.

Что-то вроде радости от покупки жилья я ощутила лишь в тот момент, когда сообщала об этом Евгену. Он был немало удивлён: как так, то я не могла найти съёмный угол, чтобы уйти от него, а тут вдруг – раз! – и переезжаю в своё жильё. Он с радостью согласился помочь перевезти мои вещи, которые я успела собрать в мешки и коробки, в новую квартиру. Видимо, кого-то нашёл. Что ж, счастья ему полные… карманы! В конце концов, не такой уж он плохой человек, просто мы не совпали по каким-то таинственным показателям, вот, и не вышло между нами ничего путного. Жаль. Могли бы уже детей по музеям водить, но нет, так нет.

Только я успела подумать о Женечке в положительном ключе, как в мозг мой ввинтился ржавым шурупом его вопрос:

– Знаешь, в чём твоя беда, Янка?

– В чём же? – Вежливо поинтересовалась я.

– Ты думаешь, что представляешь собой какую-то ценность для других, а на самом деле нет.

От неожиданности я захлопала глазами, непонимающе уставившись на теперь уже бывшего соседа по коммуналке.

– Тебе кажется, что ты нужна кому-то сама по себе, потому что ты такая замечательная. Что все это видят и втайне восхищаются тобой. На самом деле в наше время все восхищаются только собой. Другой человек интересен только тогда, когда с него можно что-то получить. А, что с тебя можно получить, Янка?

– Шерсть, – невозмутимо ответила я, тряхнув волосами. – Ещё я могу яйцо снести, если постараюсь. Начисто.

– Ты всё шутишь, красавица, – погрозил мне Евген своим длинным, кривоватым пальцем, – а лет-то тебе уже давно не восемнадцать! Другие в твои годы…

Да, слышала я про то, что могут, умеют и имеют другие в мои годы уже много раз за жизнь! «Я в твои годы уже давно писала в горшок, а ты всё в штаны дуешь!» «Я в твои годы уже таблицу умножения наизусть декламировал, а ты едва по складам читаешь!» «У меня в твоём возрасте был студенческий билет самого престижного вуза, а ты всего-навсего спасаешь чьи-то жизни и занимаешься прочей подобной ерундой!»

Пытаясь соответствовать чьим-то представлениям о том, какая ты должна быть, всегда получаешь в итоге только одно – травму.

Вот, и сейчас Евген пытается меня травмировать. Травмировать в очередной раз. Ему мало тех лет, что я на него потратила, получая взамен только жалкий букетишко к празднику и килобайты нытья по поводу и без. Ему мало той любви, которую я дарила ему, непонятно, за что! Ему мало…

Ему вечно всего мало, и он всегда хочет получить ещё больше! Что ж, не в этот раз.

Дождавшись паузы во вдохновенном монологе Евгена, который нёс что-то как раз о том, что и Милану я тоже не нужна как класс и как личность, а интересна лишь как буфер между ним и Светкой, я с самым серьёзным видом спросила:

– Евгений, а не подскажете, какова точная глубина Марианской впадины в Тихом океане?

Женечка осёкся, и бледно-голубые глаза его часто-часто замигали.

– Сколько лет жизни человек тратит на моргание? – Эффектная пауза. – Как? Тоже не знаете? Вы даже не в курсе, сколько яиц в кладке утконоса?!

Евген ошалело потряс головой.

– Ну, знаете, Евгений! – Подытожила я. – Это переходит все границы!