Чудо заморское. Повесть и рассказы

– Тебе надо было подготовиться, как следует.

– Да. Ещё я не могла оставить тебя в том состоянии, в котором ты…

– Ты откладывала процесс из-за меня?!

– Я не хотела говорить с тобой об этом.

– Ты хотела со мной говорить вообще о чём-нибудь? – Александр снова начинал заводиться. – Такое ощущение, что я для тебя…

Он умолк, почувствовав её нежные губы на своём виске. Он не в состоянии долго сердиться на Иретту. Ещё он не в состоянии жить без неё. Он пытался, но это не привело ни к чему хорошему. Только двух ни в чём не повинных девушек сделал несчастными. Неважно, что Иретта уезжает на месяц, а то и больше, потому что теперь они вместе, и никакая сила не заставит Александра забыть о ней.

Он проснулся на следующее утро в своей палате с чувством тягучей, липкой грусти. Ему показалось, что вчерашнего дня не было, и он всё выдумал от безысходности.

– Кто принёс тебе этого очаровательного медведя? – Спросил через несколько часов Демич, стоя в лучах полуденного света, который делал его похожим на древнескандинавское божество.

Огромный белый медведь с полосатым шарфиком на шее восседал в кресле, свесив толстые лапы. Демич тоже видит его, значит всё в порядке: вчерашний день был.

– Иретта, – просто ответил Александр на вопрос друга.

Он не собирался делиться с ним подробностями фантастического вчерашнего дня.

– Она навещает тебя? – Искренне удивился Роман.

– Случается иногда, – согласился Александр, радуясь, что здесь нет доктора Ренци, и некому просвещать Демича о том, что Ираида, как любит говорить великомудрый эскулап, «редко покидает его палату в последние два месяца».

– Иретта любит дарить подарки, – заметил Роман и заговорил о своей последней выставке и о том, как ему жаль, что знаменитая писательница Ираида Рудова не может на этот раз принять участие в её работе.

Александр слушал его с чувством лёгкой досады. «Надеюсь, ты уйдёшь до четырёх», – подумал он грустно. В четыре часа Иретта обещала выйти на связь.

Уничтожен

– Рудова! Ты совсем озверела? Что ты сейчас такое сказала в зале суда?

– Я сказала то, что все слышали. Для особо одарённых повторяю ещё раз, в более доходчивых выражениях. Итак, неважно, заберёте вы с Рыльниковой свой иск или нет, я всё равно буду…

– Вяткиной! Фамилия моей жены – Вяткина!

– У так называемой твоей жены может быть любая фамилия, но по сути она Рыльникова – дочь алкоголика, бывший неблагополучный подросток, человек с гнусным прошлым и богатыми криминальными связями. Рыльниковой она родилась, ей же и останется навеки, какой бы лох ни записывал её на свою фамилию.

– Всё сказала? – Голос бывшего мужа, бывшего защитника сборной России по футболу и бывшего уважаемого человека звучал непривычно зло и даже сварливо.

– Боже, в кого ты превратился! – Ираида вскинула изящные кисти рук в притворном изумлении. – Однако это ещё не всё. Она тебя скоро ещё импотентом сделает. Или уже?

Последние слова были произнесены с таким издевательским сочувствием, что Вяткину впервые в жизни захотелось ударить женщину.

– Ты заберёшь свой иск или нет? – Спросил он звенящим от напряжения голосом.

– Нет, конечно. Я уже доказала всем, что измены не было. Рыльникова подставила меня с помощью своего криминального знакомого Сергея Коб…

– Может, хватит? – Выдохнул он устало.

– Хватит мне тогда, когда я ссужу с тебя компенсацию за моральный ущерб, клевету и недостачу по алиментам на девочек. Думал, я буду довольствоваться жалкими объедками со стола Рыльниковой, да ещё и радоваться при этом?

– С моральным ущербом и алиментами более-менее ясно. При чём здесь клевета?!

– Ты назвал меня однажды проституткой. Прилюдно. Помнишь?

– Это было…

– Это была клевета, – произнесла Ираида с нажимом, – и тому есть десятки свидетелей. Однако для доказательства в суде достаточно двух.

– Похоже, материальные дела твои – швах! – Произнёс Вяткин насмешливо. – Куда же ты дела гонорар за ту книжонку, в которой полила помоями меня и всех, кто мне дорог? Воистину, человек делится только тем, что сам имеет.

– Не надо «ля-ля», товарищ святоша! Я делюсь с общественностью не своими, а вашими помоями, в частности, теми, которые Рыльникова вылила на меня с целью занять моё место. А до моего финансового положения ни тебе, ни твоей каракатице дела быть не должно.

– Я готов заплатить тебе. Столько, сколько ты хочешь, у меня нет, но я могу…

– Мне плевать, сколько у тебя там есть и что ты можешь или не можешь. Мне нужно всё. До копейки. Чтобы ты с Рыльниковой пошёл жить на съёмную квартиру. С милой рай и в шалаше, не так ли, Димочка?

– Побойся Бога! У нас четверо детей!

– Надеюсь, ты гонял Рыльникову с её детьми на генетическую экспертизу, как меня с нашими девочками?

– Ты зверь. Нелюдь.

Он смотрел на Ираиду и не понимал, как мог когда-то любить это исчадье ада. Лицо и фигура её, почти не тронутые временем, и тогда, и сейчас поражали правильной, строгой красотой. Только тогда, до всех тех страшных потрясений, глаза её напоминали по цвету июньское небушко, а сейчас явственно отливают расплавленной сталью.

Они сблизились на выпускном вечере Дмитрия, когда им было шестнадцать и семнадцать лет. Ираида училась на класс младше. Молодое, пьянящее чувство захватило их, и на следующий год Ирочка оканчивала школу с пятимесячным сроком беременности и обручальным колечком на пальце. Димочка уже тогда зарабатывал в большом спорте в десятки раз больше своего отца, а его любовь писала стихи и рассказы. Ещё она пела со школьной сцены ангельским, немного звенящим сопрано, и будущее виделось им сплошь в розовых тонах.

– Интересно, – произнесла Ираида почти весело, закидывая ногу на ногу. – Кто же меня сделал нелюдем? Кто разбудил во мне гадкого зверя?

– Я. Это сделал я. Я слишком рано сорвал цветок по имени Ирочка Рудова. Я не захотел выслушать тебя, мою законную жену, когда застал тебя, полуголую в объятьях незнакомца. Я очень виноват перед тобой. Прости. Однако ты тоже должна понять меня и пойти мне навстречу. У меня семья…

– У тебя была семья. У нас с тобой. Рыльникова разбила её и создала на обломках какое-то убожество. И это ты, ты позволил ей сделать это!

– Что же ты прикажешь делать мне теперь? – Вскинулся Вяткин. – У нас с ней четверо больных детей. Меня не берут на работу ни в один приличный европейский клуб, во многом благодаря твоим стараниям, между прочим, – Ираида усмехнулась сардонически. Дмитрий вынужден околачиваться за границей после того, как его мальчики сожгли зимний лагерь отдыха в Подмосковье. Должно быть, мамкины гены проявились. – Ты хочешь, чтобы я бросил Наталью с детьми и вернулся к тебе? С личной жизнью, я слышал, у тебя не клеится…

– Зачем мне жалкий обломок того, настоящего Дмитрия Вяткина? Я в отличие от твоей, так сказать, Натальи обломков с объедками не собираю.

– Это не важно. Ты заберёшь свой иск, если мы заберём свой?

– Нет, конечно. Срок давности по преступлению Рыльниковой ещё не истёк. Она ответит по закону за организацию нападения на меня.

– Её там не было, – устало возразил Вяткин. – Ты ничего не докажешь.

– Как ты можешь покрывать преступницу, да ещё и жить с ней на одной жилплощади, и женой её называть? Она тебе мозги отшибла что ли?

– Мы с ней венчаны. Ты забыла?