Санькя

У Саши аппетит был отменный, и после ста граммов водки, разлитой по трем граненым высоким стаканам, пельмени показались вполне съедобными. Да еще под пиво…

Привокзальная забегаловка была полна шумными, дурно одетыми людьми, в основном мужского пола. Еды на их столах не наблюдалось – только водка в стаканах. Ее выпивали сразу, двигая сизыми, словно палеными кадыками. Иногда опорожнивший сто грамм с надеждой и сомнением заглядывал в свой пустой стакан.

Выделялся небритый и мрачный, неясного возраста мужчина в грязном камуфляже, похоже, безрукий.

Саша и Веня сами не заметили, как после третьего стакана начали разговаривать громко, бурно жестикулируя при этом. Негатив, как и прежде, молчал, тщательно пережевывая хлеб и пельмени. Саша приметил еще: если сам он, зайдя в кафе, несколько раз осмотрелся – что за люди вокруг, – то Негатив, напротив, даже не поинтересовался, кто здесь пьет и не закусывает. Казалось, что Негатив пришел к себе домой, где все ему давно известны. Рогов не шумел и не пьянел, только по лицу его пошли розовые, с четкими границами, пятна. Саша смотрел на Рогова, в хмельном удивлении отмечая, что если обвести пятно на левой щеке, получится Африка. Саша несколько раз вытягивал шею, пытаясь разглядеть форму пятна на правой щеке Рогова, пока Лешка не кивнул вопрошающе: что такое?

Саша по-щенячьи закрутил головой: ничего.

Рогов мягко улыбался.

– Лех, скажи мне еще раз об этом разговоре, – попросил Саша. – Ты очень славно говоришь.

– А что тут говорить… – вновь искренне удивился Рогов. – Послушать того типа, так проще лечь и умереть. Русским, следуя его логике, вообще надо было ложиться и умирать каждые сто лет. Как только они собирались «пускать кровя». Я не вижу никакой разницы между сегодняшним днем и тем, что было… очень давно. Я даже не вижу разницы между собой и дедом моим.

Рогов говорил медленно, словно прокручивая каждое слово в мясорубке.

– Нет, Леш, погоди, а как же «пускать кровя»? Это действительно будет?

– Все пускают…

– Безлетов бы сказал, что все пускают кровь чужим, а мы – своим.

– У него Безлетов фамилия?.. – переспросил Рогов и, не ожидая ответа, сказал: – Ну и что, это плохо? Честнее своих резать, чем в соседние страны лезть с ногами.

– А мы не лезли, да?

– Ну, одно дело вывезти на Камчатку товарный вагон прибалтов, которые, не явись красноармеец в буденовке, легли бы под Гитлера, а другое – сбросить бомбу на город с детьми и всех сразу убить. Разница есть?

– Есть.

– Мы режем друг друга, потому что одни в России понимают правду так, а вторые – иначе. Это и резня, и постижение.

– Постижение, да, – повторил Саша, – такое постижение, что…

– Такое, да.

Пацаны вышли отлить, Негатив остался сторожить недопитую водку и недоеденные, остывшие пельмени.

Отхожее место находилось непосредственно за кафе и легко определялось по резкому запаху.

Они не полезли в эту хлюпающую гниль и стали втроем у серой стены соседнего здания. Получилось так, что пацаны расположились на возвышении, вследствие чего изливавшееся из них немедленно потекло назад. Моча пацанов сливалась и пузырилась.

Они вернулись легкие и взбодрившиеся.

– Еще пива? – предложил Саша.

– А как же… – ответил Веня. Рогов кивнул.

Когда Саша вернулся с бутылками, небритый мужик в камуфляже уже стоял у стола, причем – молча. Правый рукав его куртки висел, руки у него действительно не было.

– Я слышал, вы говорили… – трудно произнес он и замолчал, запнувшись.

– Тонко подмечено, – продолжил Саша. В хмелю он становился задиристым.

Веня засмеялся. Рогов улыбнулся краем губ. Негатив остался непроницаем.

– Вы говорили, что мы никуда не лезли, братки зеленые. А как же Афган?

Он приосанился и медленно выговорил:

– Водитель сто семьдесят шестого горномотострелкового полка. Четырнадцать раз под обстрелом. Два ранения, братки зеленые.

«Братки зеленые» он произнес без хамоватого нажима – просто как «пацаны».

Афганец посмотрел в глаза Саше, стоящему прямо напротив него с открытой бутылкой пива в руке. Саша вдруг понял, что мужик почти трезв.

– Вы, я слышал, тут о партии какой-то говорили. О политике. Чего вам, братки зеленые, в политике? Эти обезьяны в пиджаках только и ждут, чтобы нас упечь в какую-нибудь, блядь… Курить есть у кого?

Саша подумал и дал афганцу сигарету.

– Здесь не курят, – предупредил он, улыбаясь.

– Я везде курю. Вы ведь из партии какой-то, да? – допытывался он.

– Из партии, – ответил Саша. – «Союз созидающих».

– А, «союзнички». Господин Костенко и товарищи… – улыбнулся зверовато афганец. – Удивились, что знаю? Думали, бомж какой привокзальный на водку стреляет? А я вообще не пью. Я здесь на людей смотрю. Ходят целыми днями, и никто не знает, как… – он обвел всех внезапно почерневшими глазами, – как сжимаются ягодицы, когда летит заряд миномета. Никто не знает, что от страха можно не дрожать, а блевать. Они не знают, а мне от этого иногда хорошо, иногда обидно.

– Слышь, земель, – сказал Веня, – ты иди себе. Мы тут с друзьями отдыхаем.

– Не, погоди, вот я хочу сказать… – афганец неприязненным движением отстранил руку Вени, положенную ему на плечо. – Я вас «эсэсовцами» не считаю. Ну, флаг ваш похож на фашистский, это все херня. Вы хотите правительство завалить, я тоже хотел бы их потоптать. И тех, кто войска в Афган ввел, и тех, кто вывел. И тех, кто войска в Чечню ввел. И тех, кто вывел. И тех, кто опять ввел. И чеченцев заодно. Я только не понимаю, вот все эти ваши яйца, которыми вы кидаетесь, – это что, блядь, серьезно? Я хоть и без руки, я сейчас же готов пойти и ваш флаг водрузить на Кремль… Я одной рукой задушить могу и тем более застрелить. Только я не пойду, потому что вы клоуны. Ясно, братки зеленые?

Рогов в это время доедал пельмени. Негатив крутил головой по сторонам – похоже, ему не хватало телевизора. Лишь Веня весело оглядывал пацанов и посередь монолога афганца шепотом, с мягкой улыбкой, спросил Сашу:

– Может, его уделать?

– Погоди… – ответил Саша шепотом.

– Чего молчите? – повысил голос афганец.

– А что ты спросил? – ответил Рогов, проглотив последнее, остававшееся на тарелке, и запив с мучительной гримасой съеденное пивом.

– Я, браток зеленый…

– Не называй меня так, – попросил почти ласково Рогов. Африка на его щеке приобрела горячие, ярко-розовые оттенки.

– Я спрашиваю: что вы мне можете предложить? – афганец вперился в Рогова. – Вот мне? Вы, «союзнички»?