Санькя

Саша хотел красиво вписать второму кавказцу, и сам получил в челюсть хлесткий, но не очень сильный удар. Он мотнулся, отскочил на несколько шагов назад, видя, как Веня кинул и попал той бутылкой, что была предметом торговли, в лицо одному из противников.

…Саша падал, много матерился, редко попадал, но и сам получал мало – за счет того, что отбегал от нападающего и, отбежав, все время принимал, как ему казалось, угрожающие боевые позы…

Краем глаза заметил, что Веня дерется с двумя уже на проезжей части, и что им сигналят машины, пытающиеся объехать дерущихся.

…Еще заметил Негатива, который сидел на поверженном верхом, нанося жесткие и, по-видимому, очень болезненные удары в лицо лежащему под ним.

Следующим кадром была тормознувшая около Вени машина. Из нее вылетели человек пять ладных ребят, сразу громко, будто загоняя добычу, завопивших на своем наречии. Веня пятился, размахивая какой-то железякой.

Из бара бежали по тротуару еще несколько человек, и они смели бы всех, если б Рогов не обрушил на их пути прилавок, затем второй и третий.

С одной стороны прилавки примыкали к стене, с другой – к невысокому, чуть выше пояса забору, ограждавшему проезжую часть. Пока набежавшие из бара кавказцы лезли через забор, чтобы обежать организованную Роговым баррикаду, Лешка успел за шкибот стащить Негатива с забиваемого им человека и сбить с ног того, с кем безуспешно дрался Сашка.

– Веня! Сюда! – орал при этом Рогов.

Веня бросил железяку в наседавших на него, махнул через забор, на дорогу откуда-то вылетело сразу две милицейских машины, и под ор милиции и вой сирен все собравшиеся у рынка рванули в разные стороны.

Саше казалось, что он бежит впереди всех. В горле странно клокотало.

Он слышал топот за спиной и был уверен, что это Лешка и Негатив, и Веня там где-нибудь неподалеку.

Оборачиваться было бессмысленно – Саша, чертыхаясь и рискуя налететь на что-нибудь, двигался в такой темноте, что лиц бегущих позади было не разглядеть. Он так и влетел бы в бетонный забор, если бы не услышал, как кто-то, быстро шаркая по стене, перебирается через него.

Потрогал руками – забор, да.

Саша подпрыгнул и полез следом.

«Рынок! – догадался Саша, спрыгнув с забора. – Я на рынке!»

После драки и бега текла обильная слюна, и Саша длинно сплевывал и мотал головой, стряхивая повисшее на лице. Цеплялось за подбородок. Вытирал рукавом.

Вокруг высились ангары, освещения почти не было.

Тяжело дыша, Саша бестолково потоптался в темноте и узрел, как ему показалось, ящики, пустую тару, то ли составленную друг на друга, то ли поваленную возле стены ближайшего ангара.

Саша устремился туда, ища схрон, где можно прикрыться ящиками и дышать, дышать, пуская длинные, тягостные слюни.

Совершенно обессилевший от произошедшего и от алкоголя тоже, он полез промеж ящиков, стремясь пробраться ближе к стене, и наступил на что-то мягкое. На сидящего человека.

– Эй! – сказал Саша негромко и сел на корточки, а затем на четвереньки, чтобы не упасть… еще раз плюнул длинно и прищурился, разглядывая сидящего. – Кто это?.. Руки-то убери, блин.

Сидящий перед ним убрал руки от лица. В упор Саша разглядел, что это кавказец – юный, почти пацаненок, но в кожанке, в «казачках», в джинсах.

– Ты хули тут? – спросил Саша сипло, без злобы.

Пацан смотрел растаращенно – то ли испуганно, то ли нагло.

Саша еще подышал, опустив голову и высунув язык, обвисающий горячим и сладковатым на вкус.

– Двигайся… – сказал Саша и уселся рядом, обняв пацаненка за плечи. – Не ссы, сейчас пересидим и разойдемся… Где мои пацаны, черт меня… Не знаешь, где мои пацаны?

– Нет.

– «Нэт…» – передразнил Саша. – Тебя как зовут? – спросил он, помолчав.

– Саша.

– И меня Саша. Только ты ведь не Саша, а какой-нибудь Саха. Алху. Аслахан. Да?

Ему не ответили.

Саша имел вполне русскую привычку к пьяным бестолковым разговорам.

– Ты откуда?

– Ереван.

– О… – сказал Саша неопределенно. – Вы чего нас бить начали, а? Саха!

– Я не знаю. Я потом пришел.

– Нэ успэл, да? – съязвил Саша. – Ладно, не обижайся… – сказал он, помолчав еще. – …Вот устроим революцию, всех гадов перебьем, я приеду к тебе в Алма-Ату, будем чай пить на веранде.

– Я из Еревана.

– Приедем к тебе в Тегеран, – дурил Саша, хотя все слышал, – будем чай пить на веранде. У тебя есть веранда?

– Тихо… Идет кто-то…

Спустя минуту им посветили фонариком в лицо.

– Подъем, – сказал милиционер.

«Пэпсов» – сотрудников патрульно-постовой службы – было двое, и еще сторож рынка, старик.

На Сашу надели наручники, и на Саху тоже.

Хотя по поводу последнего милиционеры замешкались.

– И этого? – спросил один из них.

– Ну а чего? – ответил второй без уверенности в голосе. – Куда его? Давай и его.

Задержанных довели до патрульной машины, подъехавшей прямо к воротам рынка.

Открыв задние двери «козелка», их усадили лицом к лицу в кандейку за вторыми сиденьями, затем пять раз хлопали дверью, которая никак не могла закрыться.

Касаясь лбом матерчатой обивки машины, подпрыгивая на ухабах, заваливаясь на поворотах, Саша отстраненно думал о том, что его свободная жизнь закончилась.