– Никто не храпит, – говорю я вслух, пытаясь незначащими словами согнать жуткую, повисшую где-то в горле тоску. – Никто не храпит, – повторяю я. – Быть может, мы ангелы?
Вроде бы с улицы доносится чей-то крик, гортанный. Показалось, наверное. Но я все же возвращаюсь к кровати, попрыгивая на ходу от желания помочиться, хватаю автомат и бегу вниз. В коридоре вижу пацанов с поста на крыше – спят, черти. Дождь согнал их сюда.
Спеша, я пинаю кого-то из лежащих, ругаюсь матом, говорю, чтоб немедленно отправлялись на пост. Тот, кого я пнул, отвечает мне что-то борзым полупьяным голосом.
Расстегивая ширинку и притоптывая на ходу, я выворачиваю с площадки между вторым и первым этажами и вижу бородатых людей, волокущих из туалета полуголого мужика. Как ошпаренный, дергаюсь назад и понимаю, что полуголый человек – это дядя Юра. Сквозь сон я слышал, как он вставал, тоже, наверное, в туалет пошел.
Снимаю автомат с предохранителя, передергиваю затвор.
Я выглядываю еще раз и даю очередь поверху, чтобы не попасть в дядю Юру. Два чечена тащат его под руки, у него спущены штаны. Мне кажется, что чечены даже не дернулись, когда я выстрелил.
Увидев меня, чечен, стоящий у туалета, широко улыбаясь, дает длинную очередь от живота. Известка летит на меня, присевшего и, кажется, накрывшего голову рукой.
– Пацаны! Пацаны, мать вашу! – каким-то не своим, дурашливым криком блажу я. – Тревога!
Дожидаюсь, когда стрельба прекратится, и, поднявшись, едва выглянув, снова бью из автомата поверху.
– Ну-ка, оставьте его, суки! – кричу я, но в коридоре уже никого нет. Кто-то мелькает, исчезая, в дверях школы.
– Пацаны! Мужики! – воплю.
Кто-то едва не сшибает меня, сбегая по лестнице.
– Чего? Чего?
– Тихо, там чечены! Там дядя Юра! Они его утащили!
Мы все орем, словно глухие.
– Сколько их?
– Хер его знает! Я троих видел…
– Что с дядей Юрой?
Я не отвечаю.
– Двоим стоять здесь – держать вход, – приказываю.
Бегу в «почивальню». Слышу за спиной выстрелы. Стреляют с улицы. И наши отвечают.
Громыхает взрыв, тут же еще один, непонятно где.
– Язва! Хасан! – ору на бегу. – Столяр!
Костя выскакивает навстречу в расхлябанных берцах.
– Чего? – спрашивает меня Столяр.
– Чечены дядю Юру утащили. Из туалета.
– Какие чечены? Откуда?
– Хер их знает откуда. Вооруженные…
– Ты стрелял?
– Я стрелял. Поверху, чтоб дядю Юру не убить.
– А где пост? – округляет глаза Столяр. – Где наряд?! – орет он. – Где дневальный?
Я накидываю разгрузку. Руки трясутся, будто у меня припадок.
– Чего, чего? – спрашивают все.
Подбегаем к окну, смотрим в бойницы.
С улицы бьют по бойницам. Все присаживаются, кроме Андрюхи Коня. Он, невзирая на пальбу, ставит пулемет на мешки и начинает стрелять по улице.
Пацаны кидают гранаты, одну за другой. Кажется, за минуту мы их перекидали больше полусотни.
Астахов бьет из «граника» по двору.
Начинают работать, жестоко громыхая, автоматы.
– Вон побежали! – выкрикивает кто-то.
– Кто побежал?
Ничего никому не понятно.
– Амалиев! Связаться со штабом! – орет Столяр. – Язва, брат! Давай на крышу, возьми своих! Рации берите! Есть там кто у входа? – спрашивает у меня.
– Есть. Плохиш, еще кто-то.
Столяр посылает Хасана ко входу.
Все сразу и с готовностью слушаются Столяра.
Я бегу на крышу. В рации – шум, мат, треск. Стоит беспрестанная пальба. Вылезаю наверх.
Шевеля всеми конечностями, ползу к краю, к бойницам. За мной еще кто-то. Оборачиваюсь, хочу сказать, чтобы к другой стороне крыши, где овраг, тоже кто-нибудь полз, но Язва уже приказал кому-то сделать это.
Высовываю голову и сразу вижу на школьном дворе, у самых ворот, дядю Юру.
– Мать моя… – говорит кто-то рядом.
Словно увидев нас, дядя Юра, бесштанный, голый, шевелит, машет обрубленными по локоть руками, и грязь, красная и густая, свалявшаяся в жирные комки, перекатывается под его культями. Дядя Юра похож на пингвина, которого уронили наземь.