Счастье по-житейски. Уютные рассказы для чтения за чашечкой чая

На душе у Леры было тяжело. Мама… Кто бы мог подумать, что так будет!

…Давно, когда еще был жив Лерин отец, они все вместе жили в трехкомнатной квартире. Потом, когда его не стало, трешку продали, а деньги разделили между родственниками. Так вышло. Лера тогда еще мало что понимала в этих вопросах, но помнила большой скандал. Оказалось, что квартира та не принадлежала родителям целиком, в ней были доли трех братьев отца. Те потребовали разделить имущество, желая получить свои деньги. При Лерином отце этот разговор никто не решался заводить, а как случилось несчастье, так и набежали братья. Лера тогда как раз закончила школу, поступила в институт и переехала жить в общежитие, а мать, Тамара Васильевна, ушла жить к своему восьмидесятилетнему отцу.

Потом, много позднее, она стала владелицей отцовской двухкомнатной квартиры, а Лера в то время уже жила с мужем. И казалось, что все было хорошо. Но совместная жизнь не сложилась. Они развелись, когда их маленькому сыночку едва исполнилось четыре года. Лера пришла к матери. Больше ей идти было некуда. Прописана она была в деревне, в дряхлом домике, оставшемся от старенькой прабабушки. Снимать квартиру она не могла – старалась накопить на свою жилплощадь. На первый взнос денег почти хватало, оставалось чуть-чуть поднапрячься, подзаработать, и можно было брать ипотеку. И на это время Лера решила попроситься жить к матери.

Тамара Васильевна согласилась. Но поставила жесткое условие, что пускает их только на время.

Было очень трудно. Маленький Дима часто болел, Лера то и дело сидела на больничном, а мама наотрез отказывалась помогать.

– Я тебя вырастила сама, никто мне не помогал, бабушек, дедушек рядом не было, крутилась как могла, вот и ты справишься, – поучала она, отправляясь на очередное свидание.

Мама активно пыталась устроить личную жизнь. С тех пор, как отца не стало, она два раза уже выходила замуж. И оба неудачно.

А Лера хваталась за любую работу, и дома тоже все было на ней. Она убирала в квартире, покупала продукты и готовила. Хоть она и старалась, но Тамара Васильевна все равно была недовольна и постоянно раздражалась.

– У тебя все блюда какие-то пресные, – говорила мать, отодвигая пустую тарелку, – так ты и не научилась готовить. Вот муж и бросил тебя. Кому ж понравится такая еда? Ешь, словно траву жуешь.

Лера молчала. Дима сидел на стульчике и, весело болтая ножками, доедал картофельное пюре. Аппетит у него был хороший, да и вообще мальчик был послушный и проблем не доставлял. Он вылез из-за стола и отправился снова играть со своими машинками. Лера молча встала и начала мыть посуду.

– Надо ту игрушечную машину большую спрятать куда-нибудь, – тихонько сказала мама Лере, когда малыш вышел из кухни, – а то когда он ее возит по полу, я все время боюсь, что она своими колесами паркет поцарапает. Да и грохоту от нее! А что? Ничего страшного. Поищет-поищет, поплачет немного, да забудет потом. Дурацкий подарок, неудачный.

Это была самая любимая машина маленького Димы. Лера купила ему ее на день рождения, и с тех пор малыш с ней не расставался. Но мама больше беспокоилась об имуществе, чем о внуке. Лера уже ничему не удивлялась.

Так и жили. Мама постоянно подкалывала дочь и всем своим видом демонстрировала, что они с Димой ей в тягость. Лера молчала и терпела. Куда было деваться? Хотя она не думала, что окажется такой ненужной для собственной матери. Ненужной и лишней в ее жизни.

– Все, милочка моя. Пора и честь знать, – объявила однажды Тамара Васильевна за ужином. Лера пришла в тот день пораньше и успела запечь мясо. Получилось очень вкусно, но мама, как обычно, молча съела и ничего не сказала, говорила она лишь тогда, когда, по ее мнению, было не вкусно. – Я и так долго терпела. Помогала тебе. Но больше не могу. Мы с Виктором собираемся пожениться. Жить будем здесь. Хоть квартира моя и двухкомнатная, да тесно нам вместе с вами будет. И Дима твой уж больно шумный. Знаешь, с возрастом уже тишины хочется, покоя. Надоело. Хочу пожить нормально. Для себя.

Лера молча застыла. Мысли в ее голове завертелись с бешеной скоростью.

– Что ты на меня так смотришь? Ничего. Снимешь квартиру. Даю тебе три дня, чтобы съехать…

Лера ушла в тот же вечер. Собрала вещи, взяла сына за руку и ушла. Позвонила Марине, своей коллеге по работе, с которой дружила, та согласилась пустить их на некоторое время к себе. У нее была крохотная однокомнатная квартира, однако подруга собиралась на месяц в отпуск, а потом планировала взять еще пару недель за свой счет, потому что в другом городе у нее заболела мама и ей требовали сь помощь и уход.

Было больно, было обидно, но, как ни странно, после того, как мать буквально выставила ее с сыном на улицу, Лера недолго горевала и быстро пришла в себя. Она перестала нервничать и переживать из-за ворчания матери, перестала пытаться ей угодить и всякий раз чувствовать себя виноватой за то, что причиняет ей неудобства. Она как будто бы вырвалась на свободу. И с работой все складывалось хорошо. Стояла теплая погода, Дима перестал так часто простужаться, и Лера перестала сидеть на больничных и даже смогла взять подработку.

С квартирой все получилось удачно. Через некоторое время она стала счастливой обладательницей симпатичной однушки. Новоселье праздновали с подругой. Той самой Мариной, которая выручила, предложив им пожить в своей квартире. Мать, с тех пор как выставила Леру, ни разу не позвонила.

Жизнь наладилась. Ипотеку платить было трудно, но у Леры была неплохая зарплата, и очень радовало то, что они с сыном теперь жили в своей квартире и ни от кого не зависели. Дима подрос и осенью пошел в первый класс. По вечерам Лера работала за компьютером. Она брала заказы и успешно справлялась с ними. С деньгами стало полегче.

Маленький Дима рос умненьким и самостоятельным, работать не мешал, а брал свой школьный портфель и важно отправлялся делать уроки за свой стол. Мама занята – и он при деле.

В один из таких вечеров Лере позвонила мать. Женщина немало удивилась. С тех пор, как они расстались, никаких звонков от нее не было, и Лера подумала, что мать может быть и номер-то уже сменила, но нет.

Тамара Васильевна плакала в трубку. Она рассказала, что мужчина, тот самый Виктор, оказался мошенником. Он обманул ее, и она сама не знает, как осталась без квартиры. Сказала, что очень доверяла ему, в бумагах ничего не смыслила, а он был такой добрый, внимательный и галантный. Так ухаживал, такие цветы дарил и комплименты говорил, что Тамара Васильевна совсем потеряла голову. Как она переписала на него квартиру – сама до сих пор не понимает: «Как будто морок навел», всхлипывая, твердила женщина. После сделки они некоторое время пожили вместе, а потом вдруг поссорились из-за пустяка, и Виктор буквально выставил ее за дверь. Тамара Васильевна начала кричать и требовать пустить ее в свой дом, однако когда он открыл дверь, то ткнул ей в лицо документ, подтверждающий, что квартира принадлежит ему, а она – никто и может проваливать на все четыре стороны.

Слушая в телефоне всхлипывания матери, Лера закрыла лицо рукой. Все. Кончилась их с сыном спокойная счастливая жизнь. Тамара Васильевна умоляла дочь пустить ее к себе.

Не смогла она ей отказать. Только тот, кто сам побывал в подобной ситуации, поймет, каково это – оказаться на улице без жилья. Закончив разговор, Лера разрыдалась. Она вспоминала, как с ней самой обошлась мать. Как было больно и обидно. Вспоминала ее равнодушное лицо, когда она закрывала за ними дверь…

Когда Тамара Васильевна через полтора часа появилась на пороге, она была непривычно молчалива. Тихо поставила в углу свои вещи и села на диван. От ужина отказалась, только выпила чаю. Спать ей постелили на кресле-кровати. Благо Лера специально купила такое кресло, чтобы внезапно приехавшего гостя можно было устроить на ночлег.

Так и зажили они снова вместе. Тамара Васильевна понемногу стала помогать с внуком. То из школы встретит, то поможет домашнюю работу сделать, то погулять с ним сходит. Она стала совсем тихой. Все больше молчала и старалась помогать Лере.

Дима по секрету как-то рассказал маме, что бабушка его тоже просила быть маминым помощником, потому что он единственный мужчина в семье, а маме тяжело. И потом бабушка говорила, что сильно перед ней виновата, но он не понял в чем, а спросить не решился. И еще бабушка сказала, что вырастила хорошую дочь и что она только сейчас поняла, как сильно их любит. И его и Леру…

– Бабушка! Спасибо тебе! Ты самая лучшая на свете! – Дима крепко обнимал Тамару Васильевну и целовал в щеки, а она улыбалась.

У него был день рождения, и Тамара Васильевна подарила внуку огромного программируемого игрушечного робота. Мальчик давно о таком мечтал. Они все вместе сидели за столом, пили чай и праздновали.

После того, как мама Леры лишилась квартиры, она изменилась. У них с дочерью произошел откровенный разговор. Тамара Васильевна просила Леру простить ее за то, что выгнала ее.

– Я хотела простого женского счастья, – говорила с горечью Тамара Васильевна, – а оно вон как все обернулось. Ведь это он, этот Виктор настаивал, чтобы ты с Димой съехала из моей квартиры! Постоянно настраивал меня против тебя. Однако, как оказалось, его интересовала не я, а мое жилье. Ишь, аферист какой, все просчитал, а я уши-то развесила и родную дочь выгнала ради него… И после того как он меня выставил, когда вышла в тот день из дома, то шла по улице, плакала и чувствовала себя такой ненужной, такой жалкой, такой одинокой… К кому я пойду? Куда? Не понимала я, что счастье мое родное всегда рядом было, только руку протяни, а я его лишилась, сама за дверь выставила. Ты у меня такая умница, и Димка-то, вон, какой золотой растет и на меня ведь как похож становится! Не зря говорят, что кровь – не вода… Эх… Я не представляла, как после этого смогу смотреть тебе в глаза… Но идти мне было некуда, и я тебе позвонила. Я была готова, что ты отплатишь мне той же монетой, и я бы поняла тебя…

Тамара Васильевна плакала и все никак не могла себя простить за тот поступок. Однако Лера считала, что судьба ее и так достаточно наказала, и уже давно ее простила: ошибиться может каждый. Главное, что мама поняла свою ошибку и стала другой.

Лизкин папа

Дана терпеть не могла Лизку. До чего противная девчонка! Важную из себя строит. Уроки учит всегда. Что ее ни спросит учительница – она отвечает. В пример ее ставят то и дело: «вот у Лизы черновик, а у тебя в тетради грязь!», «вот Лиза выучила, а ты нет!», «вот Лиза быстро считает, а ты все пальцы загибаешь!»

Дана и правда никак не могла эту таблицу умножения осилить, хоть и была уже в четвертом классе. Потихонечку, пряча руки под партой, так и считала на пальцах. Времени это занимало много, потому примеры она решала медленно.

И лицо у этой Лизки противное было, считала Дана. Прямо так и хотелось треснуть чем-нибудь по этому важно вздернутому носику. Она говорила, что ей мама помогает делать домашнюю работу, а чаще папа – потому что он посменно работает и иногда целый день дома. А Дане никто не помогал, сама колупалась. Вот, наверное, поэтому и получала она тройки, а иногда и двойки. «Вот если бы папа хоть раз отвлекся бы от своих дел и правда взял и помог мне!» – мечтала девочка. Но он все время занят. То на работе. То дома: обед готовит, в магазин ходит. Только ругает ее. То не сделала! Это забыла!

А Дана и так как взрослая была. Мамы у нее не было: давно уже несчастье случилось. Дана и не помнила ее, одни с папой жили. Он работал целыми днями, а Дана самостоятельная росла. На продленку ни дня не ходила. Так с первого класса и шла домой сразу. Грела себе еду в микроволновке. Готовила уроки. Все сама. И уборка на ней: подмести, посуду помыть. Папа сказал – ты хозяйка. Дана не против была, но…

Вот хоть бы раз папа просто сел рядом. Спросил ее о том, как дела, как вообще она сама, о чем думает? А она бы забралась с ногами на диван, обняла бы отца и рассказала бы про обиды свои. Про учительницу, что опять ругалась. Про то, что носок порвался, а она сама зашила! Про то, что забыла взять сто рублей на обед (те, что оставил для нее папа на столе), и потому голодная была, только хлеб из столовой взяла, пожевала немного. А учительница заругала, что, мол, на уроке жуешь. А она ведь тихонечко. Просто живот уж очень сильно урчал… Или пошли бы с папой погулять когда-нибудь. Купили бы мороженое, сели бы на лавочку в парке. Или на аттракционах покатались бы, или в кино сходили…

А Лизка все равно воображала. У нее крутой рюкзак, яркий дорогой пенал, а еще есть красивая коробочка для завтрака. Она в столовой с другими ребятами не ест. Важно так ее с собой берет. Садится, открывает, а у нее там вкуснятина разная: сырники, блинчики с вареньем! А Дана кашу холодную ест, ту, что бесплатно на завтрак в начальной школе дают, жуть, какую противную. Прямо назад идет. А что делать? Есть надо. Утром не завтракала. Папе некогда ее завтраком кормить, он рано уезжает.

А на прошлой неделе Дана даже подралась с этой Лизкой. В туалете было приоткрыто окно. На перемене Дана пошла туда, увидела и стала нос высовывать на улицу: хорошо там как! А потом открыла окно на всю и тихонечко сгребла руками снег, что был на подоконнике, и в раковину положила. А потом водой залила и весь растопила. Весело было! А Лизка увидела и учительнице рассказала. Та прибежала и давай отчитывать Дану. Обидно было! Зачем Лизка ее сдала? Кому было плохо от того, что снег в раковине утонул? Ябеда. Вот Дана и стукнула ее кулаком по спине. Тогда уж совсем конфликт вышел. Отца вызывали. Стыдили, долго беседовали. Что, мол, Дана неуправляемая совсем. Невоспитанная. Отец молчал и согласно кивал. А дома тоже молчал. Три дня молчал. Дана тихонько плакала: хоть бы накричал на нее, наказал что ли, в угол поставил. А он молчит… Что делать – непонятно. Она же ни в чем не виновата! Лизка противная сама виновата, вот поэтому все!

И сейчас, сидя на пятом уроке, Дана размышляла об этом: снова отец молчать будет или начнет все-таки разговаривать с ней? Поняла она уже, что драться плохо! Себе дороже выходит…

В раздевалке после уроков Дана увидела, что в самом углу на лавке сидит Лизка. И плачет. Прямо рыдает. Рядом никого. Все заняты своими делами. Дана подошла, наклонилась к ней, а та все причитает между всхлипываниями: «папа, папа». Дана спросила, что, мол, папа тебя обидел, что ли? А Лиза подняла на нее зареванные глаза и говорит, что приходил брат (он в десятом классе учился) и сказал, что папы не стало сегодня. Несчастный случай. Погиб. Брат должен был отвезти ее на перемене домой (вместо папы), а потом вернуться на какие-то дополнительные уроки. Но Лизка зарыдала и наотрез отказалась идти: как же домой без папы?! Забилась в угол и вот… Брат плюнул и побежал на свои уроки, оставив ее тут.

Дана подумала, что не зря считала брата Лизки дураком. Она и раньше так думала, а теперь уверилась в этом окончательно. Это же надо! Сказать ребенку, что у него не стало отца, вот так вот сразу «в лоб». «Надо было молча отвезти Лизку-то домой! Наврать ей чего-нибудь пока. А потом уж мама сама сказала бы ей», – эти мысли за секунду пронеслись у нее в голове. Дана размышляла как взрослая. Она и была «маленькая взрослая».

А Лизку ей вдруг стало очень жалко. Невероятно жалко. И отца ее. Чтобы не зареветь вместе с ней, Дана села рядом на скамейку и, переобуваясь в свои зимние сапоги, спросила:

– А брат-то чего не ревет вместе с тобой? Такой равнодушный?

Лиза объяснила, что отцы у них разные. И у брата другой отец, а этот – отчим. И брат отчима не любил, потому что тот его строго воспитывал, хотел «хорошим человеком» вырастить. А Лизу отец баловал и очень любил. И она его любила! И как теперь жить?! Без папы?!

Лизка снова зарыдала, прямо завыла. Громко. В голос. Прибежала учительница, громко стуча каблучками по плитке на полу, и гневно посмотрела на Дану, вероятно решив, что та снова ударила Лизу. Но Дана отрицательно замотала головой и демонстративно отодвинулась от плачущей девочки. Учительница стала выяснять, в чем дело, утешать и уговаривать Лизку. А Дана, сама едва сдерживая слезы, наспех натянула куртку и побрела домой.

«Какой ужас! – думала девочка, задевая носками сапог снег на дороге. – А вот если бы у меня так случилось? Папка! Мой папка! Он ведь самый лучший на свете! Как же я без него?!»

Слезы текли по щекам Даны. Холодный ветер дул в лицо, грозя превратить их в маленькие льдинки. Девочка никак не могла успокоиться. Ей было жалко Лизку, которая осталась без папы. Еще только утром она была зла на нее. Опять в столовой она достала свою прекрасную коробочку и ела бутерброды с колбасой (которые, наверное, папа нарезал). А Дана опять смотрела на нее исподлобья, ковыряя в тарелке ненавистную кашу. И на уроке Лизку вызвали к доске и она решила сложную задачу. А Дана чуть под парту не залезла в страхе, что вызовут ее, но, слава Богу, пронесло. А задачу ту папа, небось, помог ей понять. Дома объяснил. Тогда она еще не знала, что завтра его не станет… И он не знал… Ужас. И как теперь жить? Хотя у нее еще есть мама и этот противный равнодушный брат. А у Даны… Случись что – никого нет. Она уже понимала, что в таком случае ей прямая дорога в детский дом. И всегда боялась, что с папой что-то случится. Иногда, когда он приходил очень уставший с работы и засыпал на диване перед телевизором, она прислушивалась к его дыханию. Дане было страшно. Вдруг что?