Снежный Пепел

Отпихиваю его лапищу от себя, и тру щеку.

– Вы с ума сошли? – хриплю слабо, почти не слышно.

Полицейский медленно кивает.

– Отлично, я рад видеть, что вы пришли в себя. Итак, Елизавета Алексеевна. Что тут произошло? – мужчина отодвигается от меня и присаживается на табуретку, что подставляет под его филейную часть Василий Иванович.

Старик уже накинул темно-зеленый халат поверх пижамы, в которой явился в первый раз.

Запоздало осознаю, в каком виде нахожусь сейчас, перед всеми этими людьми, и скрещиваю руки на груди. Впрочем, это уже не имеет значения. Судя по сальным взглядом «понятых» из числа соседей и полицейских, что сновали туда-сюда, все всё прекрасно рассмотрели.

– Не знаю, – хриплю растерянно и тревожно возвращаясь к произошедшим событиям.

Брови майора насмешливо вскидываются.

– Я пошла выпить молока, мне не спалось. А когда вернулась… – беспомощно смотрю на двери Скво, что теперь широко распахнуты, и невинность нашей с тетей спальни грубо нарушена чужими грязными ботинками, кровью и кривыми насмешками всех «неравнодушных», что наполнили комнаты.

Истерический ком сдавливает горло, рыдания душат меня и я, словно рыба выброшенная на берег утопаю в охватившем меня отчаянии, хватаю воздух ртом.

Василий Иванович услужливо подсовывает мне под нос нашатырь прежде, чем мент отвесит очередную пощечину. Острая вонь бьет похлеще любой оплеухи и я беру себя в руки.

– Я легла в постель, шторы были раскрыты, и он напал…

– Кто? Вы рассмотрели лицо?

– Нет, было темно.

– Вы же сказали, что шторы были раскрыты.

– Да, но я их закрывала…

– Так по – вашему убийца пришел, открыл ваши шторы и только потом на вас напал?

Это походило очень сильно на некую игру, правил которой я никак не могла понять. Улавливаю в его тоне сарказм. Перевожу взгляд на майора и вглядываюсь в его глаза.

– Да, именно так и было.

Уголок мужских губ вздрагивает. Он усмехается?

Мужчина отвлекается, что –то пишет на бумажке, закреплённой к планшету. Потом вновь обращает на меня свое внимание. И лицо его не выражает совершенно никаких эмоций. Впрочем, от этого не легче.

– И что потом?

– Потом она начал меня душить, я упала с кровати и свалила книгу. Именно она спасла мне жизнь…

Меринов косится на том с воткнутым в него ножом и снова кивает. Кажется, все происходящее вокруг для него является такой рутиной и обыденностью, что мне даже неловко занимать его своими глупостями. Так он отстранен и холоден.

Молча пишет, деловито перелистывает.

– Дальше что? Почему вы в крови?

Улавливаю нотки неприязни, но мне уже все равно. Пусть думает что хочет, мент поганый.

– Я пошла проверить тетю, она была еще жива… – вспоминая те последние мгновения жизни Скво, меня словно прострелило, – Кулон! Отдайте мне его, – встаю спешно с кровати, чем привожу в движение всех присутствующих. Все со мной.

Кто-то отшатывается в недоумении, а кто-то загораживает собой и перехватывает за плечи, останавливая.

– Не положено, – холодно сообщает Меринов, – Это улика. Когда будет можно, вам вернут все вещи герцогини.

Здоровый мент нависает и подавляет меня. Терпкий аромат сигарет и его одеколона ударяет в нос и мне отчаянно хочется прильнуть к его груди и разрыдаться. Наверное, парфюм похож на тот, что использовал отец.

Но вместо этого, яростно ударяю его плечо.

– Пропустите меня! Она сказала, это важно! – уж не знаю, что со мной.

Но дорваться до безделушки на ее шее, стало для меня единственным важным. Шагаю в сторону от мента, он легко двигается в унисон со мной. Пытаюсь вывернуться из рук, но вместо этого оказываюсь в крепкой хватке. Рыдаю в голос, размахиваю руками, кричу…

– Медиков сюда, срыв похоже, – холодно комментирует Меринов где-то в другой реальности, отрывая мое бренное тело от земли и утаскивая в полумрак коридора.

Как же я его ненавижу.

Происходящее словно яркий калейдоскоп. Кроваво-красный сменяется белым с голубым – в тон халатов и костюмов врачей, потом оранжевый квадрат – громоздкий чемодан. Грязно-серый – шприц. Боль – укол и темнота.

Глава 3

Большие часы в главном холле стучат полдень, когда я начинаю различать реальность. Разлепляю тяжелые веки и пытаюсь осознать, где нахожусь.

Комната не моя, но кажется смутно знакомой.

Запоздало осознаю, что это гостевая спальня на первом этаже имения Скворцовой. Я видела эту обстановку всегда под другим углом, поэтому не сразу поняла. Перевожу взгляд на свои руки и вздрагиваю.

Запекшаяся кровь на ладонях и пальцах, немного скаталась, но оставалась багровыми трещинами на коже.

Спешно выбираюсь из под одеяла, и понимаю – что вся белая постель теперь испачкана мной, как и рубашка, и волосы. Брезгливо сдергиваю с себя любимую сорочку и бегу в душ. Включаю воду.

Дрожь пронзает все мое тело, ведь сначала льется холодная вода. Но мне плевать! Хватаю мочалку, гель для душа и принимаюсь с остервенением скоблить свое тело, смывая остатки жуткой ночи. Нет, это не могло произойти вновь!

Сначала родители, теперь тетя. Почему все мои близкие погибают? Чем я это заслужила?

Опустошение заполняет мое сознание. Такое уже было. Скорбная тишина сменяется молчанием, а каждая смерть оставляет рубец в душе навсегда.

Ничто не проходит бесследно.

Когда вода сменяется на теплую, а я намыливаю волосы в третий раз, понимаю – от этого не сбежать. Я осталась совсем одна. Теперь точно.

Но теперь мне не четырнадцать. Взрослый человек. Плевать, что все это время меня держали под колпаком гиперопеки. Я была уверена, что справлюсь.

Ведь другого выхода просто нет.