– Откуда он вообще взялся?
– Кто?
– Ну Янковский этот?
– Не знаю, – с запозданием осознаю, что не помню, когда он впервые появился на вечерах Скво.
– Думаю, теперь тебя нельзя оставлять одну, – Галя садится рядом со мной на эту несчастную банкетку и приглаживает мои волосы, – Теперь ты завидная невеста, а методы у мужиков разные. Кто силой, кто будет пытаться тебя в себя влюбить. Будь осторожна…
Горничная говорит, но я вижу в ее глазах сочувствие. Словно бы я уже натворила дел.
– Ты наивная очень, доверчивая. Не легко тебе будет. Но я помогу, обещаю. Чем смогу, – Галя ободряюще улыбается, и вздыхает, – Но сначала бардак этот убрать надо.
Ловлю руку девушки и неуверенно говорю:
– Я тут подумала…
Галина оборачивается, сжимая в руке разбитую чашку, которую подняла за секунду до этого.
– Раз уж я теперь могу распоряжаться всем, так может, я могу взять тебя в свои помощники с зарплатой и все такое?
– Можешь, наверное.
Галя пожимает плечами и поднимает второй осколок.
– А сколько платить будешь? Я ж на маленькую зарплату не пойду, смекаешь?
Глава 4
К возвращению Меринова, успеваю причесаться и освежиться, а Галя – убрать. Но все же, решаю принять полицейского в кабинете с библиотекой, том самом, где общалась с ним тетушка Скво.
Сижу в кресле с высокой спинкой, оббитой темно-зеленым бархатом. Рядом стакан с водой и лимон. За окном стемнело и снова пошел снег. Часы в главном холле пробили шесть вечера, и по дому поползли ароматы еды. Кухарка готовит ужин.
Все идет по знакомым, старым рельсам, но только нет в этом составе больше машиниста. Я растерянно смотрю на монитор компьютера Марии Федоровны, но меня ждет сразу проблема – пароля не знаю. А мне нужно войти и распечатать срочные документы. Как они называются, Галя записала и передала мне на бумажке. Честно говоря, понятия не имела, где их искать, но пыталась верить в себя.
На широком столе Скво, помимо компьютера, был так же деревянный офисный органайзер для ручек с золотой гравировкой, какие-то папки в кожаных переплетах и милое фото в коричневой рамке. На нем – Мария Федоровна со своим мужем. Я тянусь к нему, желая ощутить тепло близкого, но увы – потерянного человека. И в этот миг вижу в отражении стекла рамки фигуру человека.
Вздрагиваю, оглядываюсь. На мгновение мне показалось, что убийца вернулся за мной. Но нет, это всего лишь Меринов.
– Дверь была не заперта, – говорит он сдержанно, – я знал куда идти, поэтому не стал отвлекать от работы ваших горничных.
Зачем звать кого-то, я и так красная как рак. Летопись наших с полицейским встреч велась не в мою пользу, и всякий раз перед ним со мной что-то происходило.
– Я просто… просто фото смотрела, – мямлю невнятно, и киваю на рамочку, – не заметила вас.
Меринов кивает и проходит через кабинет к столу, и садится напротив.
И зачем я оправдываюсь, ему ведь безразлично!
Майор хватает рамку и вглядывается в юные лица на черно-белом фото, а внутри меня все болезненно сжимается. Он словно бы оскверняет снимок своим вниманием, и мне хочется отнять и поставить на место.
– Это ваша тетушка? – впрочем майор ставит рамку сам, и я невольно испытываю облегчение.
– Да, с мужем, – киваю, и нервно поправляю снимок, что бы стоял ровно там, где его поставила тетя.
– Она была замужем за негром?
– Это был принц, – спешно говорю, не желая заострять внимание на расе избранника Скво, – Африканский принц. Думаю, у них была любовь с первого взгляда.
Снова перевожу взгляд на фотографию, но она больше не вызывает умиления. После такого итога, глядя на эти счастливые лица, хочется рыдать.
Меринов скидывает брови удивленно, и теряет интерес к теме, решив не продолжать. Молча и деловито достает какие-то бумаги, бланки допроса, ручку, и разложив все вокруг себя, говорит:
– На Янковского писать будете?
К своему удивлению отвечаю отрицательно. Майор недоуменно вскидывает на меня вопросительный взгляд.
– Тетя мне говорила, что его финансовое состояние весьма плачевно, а мне не хочется добавлять ему проблем с законом. Уверена, это досадная неприятность, просто… – осекаюсь, когда майор тяжело вздыхает протирая лоб рукой.
Ободок его кольца сверкает в свете торшера, что наполняет кабинет теплым желтоватым сиянием.
– Что? – его реакция напомнила мне жест Гали, когда та звонко прикладывает руку ко лбу, на манер смайлика в телефоне.
Майор вскидывает на меня тяжелый, ледяной взгляд и сурово говорит:
– Вы либо очень хитрая, либо круглая дура.
Вспышка негодования, ярости и смущения подрывает мое спокойствие. Я мгновенно краснею, а дыхание сбивается.
– Вы хоть понимаете, как выглядит все это? – майор усталым, раздраженным жестом машет в сторону двери, пока я непонимающе хлопаю ресницами.
Ну и везет же мне сегодня на уродов всяких! Ну почему он не может быть более вежливым и корректным? Зачем бить по лицу во время шока? Зачем всякий раз делать мне хуже своими ужасными комментариями?
– Елизавета Алексеевна, вынужден сообщить, что вы главная подозреваемая по делу об убийстве Марии Федоровны Скворцовой. Ваши отпечатки на орудии убийства, вы были в ее крови, а также оставили на месте преступления великое множество своих следов. Кроме того, Янковский утверждает, что вы состоите в связи и только ждали мига, когда ваша тетушка умрет, чтобы заполучить ее деньги и жить спокойно. Я прав?
Майор подается вперед через стол, словно хочет заглянуть в мою душу, пока пытаюсь осмыслить все им только что сказанное.
– А что если это все, – майор снова машет, рисуя ручкой круг у меня перед носом, – грандиозный заговор? Вы изображаете святую невинность, чтобы поставить в тупик следствие? Зачем вам был нужен кулон Скворцовой?
Мое удивление и недоумение просто не имело границ. Я открывала рот, чтобы хоть как-то оправдаться, и тут же захлопывала его вновь.
Отрицать этот бред просто не имело смысла. Все ведь и так понимают, что я бы никогда…
– А посмотрите что о вас пишут в сети, – Меринов достает сотовый, и быстро совершив с ним манипуляции, открывает новостной паблик и подсовывает гаджет к моему лицу.
В первой же строчке новость: «Племянница герцогини – волк в овечьей шкуре!», «Филипп Янковский раскрыл истинное лицо Лизы Скворцовой!», «Герцогиня Скворцова пала жертвой жадности своей племянницы».
Сказать, что я не верила своим глазам – ничего не сказать.