Снежный Пепел

Вздыхаю тяжело и прикладываю платок к своему носу, ощущая, что еще мгновение и снова впаду в истерику.

Филипп, подмечая мое состояние, берет инициативу на себя. Привыкший к публичным выступлениям, на все вопросы он отвечает уклончиво и весьма расплывчато, но невероятно многословно и витиевато.

Встреча длится очень долго и мне кажется, что это никогда не кончится. Но, как известно, рано или поздно все завершается, и гостиная опустела. Галя принесла мне чай с ромашкой и разноцветные макарун на маленькой тарелочке с золотой каемочкой.

Янковский тоже остался, решив удостовериться, что я в безопасности, а все – ушли.

Он расположился напротив, снисходительно глядя на то, как я подношу кружку к губам дрожащими пальцами.

– Вы должны взять себя в руки, Лиза, – говорит Филипп, и уголок его губ изгибается, вместе с лихими усами, которые вдруг вошли в моду в двадцать первом веке.

Делаю глоток чая, и поднимаю на него встревоженный взгляд. Поступок Янковского заставил меня почувствовать к нему приязнь, мне показалось, что он – друг. Киваю.

– Я стараюсь, но то что происходит, просто чудовищно… – опускаю глаза в чашку, осторожно смахивая влагу с губ.

– Вам просто необходимо крепкое, мужское плечо, – замечает мужчина и делает ко мне шаг.

Чувствую подвох, но не очень улавливаю его суть. Ставлю кружку с чаем на столик слева и пожимаю плечами.

– Да, тетушка мечтала выдать меня замуж. И будь у меня сейчас муж, то возможно, все это было бы не так тяжело…

Янковский делает ко мне еще один шаг, останавливаясь неприлично близко. Его ширинка как раз на уровне моего лица, и я, ощущая неловкость, спешно поднимаюсь, не очень понимая, что происходит. Впрочем, сделала только хуже. Потому что дистанция между мной и юристом не оказалось и пришлось тереться о него грудью, пока не встала в полный рост. А в следующий миг вообще оказалась в кольце крепких, не по годам, рук Филиппа. Он буквально впечатывает меня в себя, начинает целовать в шею, потому что я успеваю отвернуться.

– Что вы делаете?!.. – вяло хриплю, упираясь в плечи мерзавца, что уже смело заваливает меня на банкетку, словно бы я какая-то женщина с низкой социальной ответственностью.

– Филипп, прекратите, прошу вас!

Сидение давит под колени, я поддаюсь давлению и заваливаюсь неуклюже, Янковский решительно лезет мне под юбку. Запоздало отпихиваю его руку.

– Отпустите меня! Вы с ума сошли?!

Мое измученное сознание неумело справляется со стрессовой ситуацией. Сил хватило только на мольбы о пощаде, но наглеца это совершенно не занимало. Я ощущала пугающую твердость в его штанах бедром, и наконец, осознала, от чего меня столько лет уберегала тетя. Вот от подобных ситуаций.

Я ни разу не оставалась наедине с мужчиной, и к своему стыду оставалась невинной. Знала об этом разве что, только Галя, но никогда не позволяла себе высказываться на эту тему.

Поэтому, когда взрослый мужчина, что годится мне в отцы, вдруг начинает яростно меня лапать с недвусмысленными намерениями, я теряюсь, совершенно не понимая, как мне это прекратить? Конечно, сейчас бы вновь не помешал томик Толстого, но вероятно, я уже использовала одно его волшебное свойство.

Жалобно скулю под тяжеленным мужиком, пока он неотвратимо разводит мои коленки и устраивается между них. Случайно толкаю столик ногой, чашка слетает и разбивается, макарун раскатываются из тарелочки по столу.

И в этот миг, спасибо господи, в комнату входит Галина, а за ее спиной маячит Меринов.

– Елизавета… – при виде представившейся картины, горничная осекается, и оглядывается на сопровождающего ее мента.

Тот, впрочем не долго думая, широкими шагами надвигается, и за миг до того, как Филипп осознает, что его план провален, подхватывает за шиворот и отшвыривает от меня, словно бродячую собаку.

Я спешно сажусь, заправляю платье, но реву. Этот кошмар когда-нибудь кончится, вообще?

Янковский, спешно одергивает свой пиджак, и пытаясь вернуть ситуации контроль, заявляет:

– Она сама захотела!

Признаюсь, слезы мои пересохли мгновенно от возмущения и недоумения. Я вскидываюсь на Филиппа, не в силах поверить в его наглость и изворотливость. Галя подбегает ко мне и обнимает спешно за плечи.

– Лиза, ты в порядке? – взволнованно хватает мое лицо, вглядываясь, – Он ничего не сделал..?

Улавливаю вопросительный взгляд в мою сторону со стороны Меринова, который, очевидно ждет мои комментарии о произошедшем. Майор правда думает, что я могла бы сделать это с кем-то в день смерти свой тети? Да еще и на банкетке в гостиной?

Янковский, пользуясь моей заминкой, продолжает:

– Любовники мы, – улыбается менту, – и теперь, когда тетушка умерла, мы, наконец, сможем пожениться!

Что же за бред он несет?!

Я смотрю беспомощно на Галину, но вижу и в ее глазах сомнение – так складно врет юрист.

– Вы с ума сошли?! – наконец, нахожу в себе силы защитить собственную честь, – Вы… вы… чуть не изнасиловали меня!

Янковский усмехается и окидывает многозначительным взглядом.

– Актриса ты конечно, хорошая. Решила все денежки себе заграбастать, да?

Мир вокруг становится невыносимо тяжелым. У меня просто нет сил спорить или что-то доказывать. Я хочу укрыться с головой и отключиться от реальности. Побыть в темноте и тишине.

Неужели это так сложно?

Вяло приглаживаю растрепанные Янковским волосы и ощущаю с брезгливостью его запах на себе.

Меринов и Галина наблюдают за мной безмолвно. А я, в свою очередь, за Филиппом, что продолжает распинаться о том, как нам было хорошо последние пару месяцев. И что мы хотели сбежать. И что раз Мария Федоровна мертва, то теперь можно не прятаться и все в таком духе.

– Елизавета Алексеевна, – прерывает тираду хитрого подлеца майор, – вы можете написать заявление прямо сейчас, если считаете нужным.

Я встречаюсь глазами с Мериновым, но он так холоден и устало отрешен, что я не нахожу в них и крупицы утешения. Смотрю на Галю, но та удивлена и явно в сомнениях, допускает, что слова Янковского правда. Забавно. Ведь с ней я делюсь совершенно всем, и уж таким бы точно поделилась.

– Лиза, пиши, – говорит она громко, – пусть получит по заслугам!

Тяжеленный ком скатывается с моих плеч. Хоть кто-то в этой комнате мне верит! Но реплика Галины приводит Филиппа в движение.

– Лизонька, прошу тебя! Не надо, ты же знаешь, мои дела и правда…

– Значит так, – прерывает Меринов весь этот балаган, – Филипп Янковский, вы задерживаетесь до выяснения, – мент молча достает из кармана наручники и шагает к юристу.

Тот ошалело делает пару шагов назад, но от майора не уйти. Меринов молча защелкивает наручники на его запястьях. Так быстро не раскрывалось еще ни одно преступление, наверное.

– Скворцова, а вы – пишите, – не глядя на меня говорит полицейский, – Сейчас его в участок определю и вернусь, мы с вами обсудим то, что собирались.

Я открываю, было рот, что бы сказать, что не собираюсь с ним ни о чем говорить, но майор выходит из комнаты, поддерживая Филиппа за локоть скованных рук.

Когда их шаги стихают в коридоре, Галя поворачивается ко мне, и произносит: