Соточка. Кружка водки, рюмка чая

– Ты же не можешь без работы!? Начнешь писать мемуары? – Людмила смотрела на Сашу и немного щурила взгляд.

Когда-то, несколько лет назад они вместе попали в длительную командировку, где каждый мог почувствовать и совершить нечто, что могло бы сблизить навек. Сидели за бутылкой водки, хорошо разогрелись, но Саша смог удержаться. Он не хотел подвести друга, хотя и сдерживал себя настолько сильно, насколько хватило воли. Людмила ждала от него большего. И сдержанность Саши её удивила. Невозможность отказать ей, красивой и статной женщине было лозунгом прошлой жизни. И вдруг товарищ мужа, друг семьи в один миг её отверг, как женщину, способную на все в ту минуту, когда они остались тет-а-тет.

Позже, спустя время, она смеялась от этих воспоминаний, но тогда сердце Людмилы рвалось на части. Нет ничего страшнее равнодушия мужчины для желающей женщины. Ей хотелось страсти, радостной связи с милым другом. А он… Он прикинулся пьяным и заснул.

– Новое поколение наших соотечественников не читают бумажные книги, – попытался рассуждать на тему работы Меклер. – Они смотрят телевизор. А это показатель того, что люди готовы смотреть на все, что угодно, лишь бы не друг на друга.

В эту минуту раздался телефонный звонок. Сергей Дмитриевич не спеша снял трубку. Он долго и внимательно слушал, менялся в лице, пытался что-то сказать, но тут же замолкал. Грядя на его поднимающиеся вверх черные брови, в прозрачные серые глаза, наполненные тревогой, Меклер быстро понял, что случилось что-то непоправимое. Таким он видел друга однажды, лет тридцать назад, когда в части, где служил в те годы Поруганов, застрелился прапорщик.

Сергей Дмитриевич положил трубку и посмотрел на жену:

– Люда, возьми себя в руки и постарайся сдержать эмоции. Случилось несчастье… Нашего Макса больше нет.

– Как нет? Что ты говоришь? Куда он делся? Кто звонил? Почему нет нашего внука? Я сегодня отправила его в институт и жду к ужину! – вопрос за вопросом сыпался на мужа, а Поруганов-cтарший – отец двоих детей и четырех внуков – стоял в середине комнаты, как вкопанный. С его ростом он напоминал большущий гвоздь, вбитый в паркетный пол.

Тут раздался еще один звонок. Он поднял трубку, резко ответил: «Я знаю!», – и принялся мерить своими огромными шагами комнату. Звонил мобильный, потом городской телефон, но Сергей Дмитриевич не отвечал на звонки. Он только нажимал кнопку отбоя или приподнимал и клал на место трубку.

– Серега, в чем дело! Скажи нам!!! Что с Максом? – восемнадцатилетний старший внук Сергея Дмитриевича был крестным сыном Меклера. Он учился на физико-математическом факультете серьезного ВУЗа и подавал большие надежды с детства. То олимпиаду выиграет, то изобретет что-то необычное. В семье его любили, верили в счастливую звезду и пророчили кресло в совете директоров компании Поругановых.

– Я не могу… Я не знаю, как это сказать … – Сергей Дмитриевич взял пульт и включил телевизор. – Беда. Смотрите. Об этом уже твердят все новостные ленты.

– Сегодня под окном одного из офисных зданий в центре города обнаружен труп внука Сергей Поруганова – Председателя совета директоров… – На голубом экране заканчивался дневной обзор. Когда ведущая новостей назвала имя Максима Поруганова, в камере мелькнуло тело, с неестественно подогнутыми ногами. Ведущая перечисляла титулы деда, а Саша сразу осознал всю невосполнимость потери. – По словам очевидцев, юношу убили просто за то, что он не захотел снять шляпу, фасон которой не понравился двум прохожим криминального вида…

В эту минуту Людмила принялась горько плакать, бурно всхлипывая, Сергей Дмитриевич начал её утешать. На глазах навернулись слезы, и никто не в силах был их сдерживать. Плакали все трое, понимая, что парня уже не вернешь…

Через три дня, после похорон крестника, Саша Меклер ехал в аэропорт. В кармане лежал билет до Софии и настроение бежать, умчаться быстрей из родной страны, несло его из страны.

– Мне будет там тепло и уютно, легко и свободно, – шептал он мантры последних лет, надеясь на пожилое спокойное счастье…

Белый танец

Последняя рюмка коньяка сделала свое дело. Появился кураж, захотелось танцевать. Я вошел в полутемный зал и встал в круг. Через минуту почувствовал скользкий дискомфорт. Оглянулся по сторонам и улыбнулся: рядом двигались в танце одни мужчины. Это не радовало и я сел в свободное кресло у стены. Мужчин в зале было много, а женщина одна – ведущая вечера.

Каково же было мое удивление, когда следующим номером объявили белый танец!

Пока потенциальные кавалеры смеялись над удачной шуткой диджея, через весь зал гордой, но неуверенной походкой ко мне подошел Лёва.

– Можно с тобой..?

– А почему бы и не нет?…» – Я приобнял его за плечи, и мы пошли вдвоем под недоуменные взгляды окружающих в буфет. – Но только по соточке! Не больше. Мне на сегодня уже хватит!

Бледная медуза

После вчерашнего шторма на песчаном пляже тихо журчал прибой, наигрывая ласковые мелодии далёкого детства. Белая чайка качалась на белом гребне волны и вертела клювом. На голубом бескрайнем небосводе затерялось всего одно белое облачко. Вокруг плыла июльская безмятежность и тишина лета.

Неожиданно раздались мужские голоса и смех. Под зонтиком от солнца заговорили мужчины. Они пили холодное пиво из переносного мини-холодильника и, наверняка, очередной глоток повысил громкость их голосов.

– Выхожу я сейчас из воды, а под ногой медуза проскочила. Прозрачная такая, с чуть голубоватым отливом и синей рюшечкой. Вспомнил я тут студенческое время и другую медузу. Девушку так звали на курсе. Причём называли её за глаза «Бледная медуза». Она была невзрачная, тихая такая, незаметная. Косметикой не пользовалась, и не отличалась бы от остальных, если бы не старательность, подготовленность практически к каждому заданию. Этакая пятерочница. Психологи называют такое поведение комплексом отличницы, кажется. Может, и так. Не знаю. Но она мне была очень симпатична. Давно хотел познакомиться ближе, а робел. Не находил возможности остаться с ней наедине, поговорить, пригласить куда-нибудь. Когда приближался, она очки на лоб поднимет, смотрит в упор и я отступаю. Типа, мимо проходил…

Значится, так. Как-то раз пошли мы с парнями на мальчишник перед свадьбой одного из наших сокурсников. Поддали хорошо в кабачке каком-то. К полуночи двинули в ночной клуб или на дискотеку, не помню, как это тогда называлось. В общем, зарядились мы изрядно, и захотелось реальных подвигов, как ты говоришь, на половом фронте. Кто-то из ребят позвонил в публичный дом. Ну, не совсем в публичный. На квартиру с девочками лёгкого поведения. Было такое время, когда телефоны с массажными салонами и досугом с девочками публиковались во всех газетах. Позвонил он, договорился, и повезли мы нашего товарища туда. Якобы лишать невинности перед свадьбой. Едем на такси, ржем, водку из горла попиваем. Заряжаемся сами. Каждый понимает, что и ему придётся с какой-нибудь шмарой перепихнуться..

Значится, приехали. Вывались из такси, позвонили по домофону, нам открыли двери и мы – в рассаднике желаемого разврата.

– Ты первый раз попал на такую тусовку? – спросил второй мужской голос. Он молчал всё время, внимательно слушал и, наверное, попивал пиво.

– Ага! Интересно же в жизни пройти разные школы. Они и закаляют, и по морде бьют, и учат, и дают толчок к новой жизни.

– Ну-ну, не перегибай. Порой это, как на грабли наступить…

– Слушай дальше! Дало то не в том, а в другом. Мы жениха первым отправили в комнату, где «девушки» демонстрировали себя. Он кого-то довольно быстро выбрал, и отправился с избранницей учиться опыту, лишаться девственности, трахаться – предполагай, что хочешь.

Дошла очередь и до меня. Показывают мне с пяток оставшихся девиц, которые выстроились в рядок… Шеренгой, как говорят военные, наверное. Стоят, полуголые, сексуальные такие, накрашенные, подмигивают мне. Типа, «выбери меня, выбери меня»! Как в песне. Ха-ха! А я, хорошо осоловевший, показываю на ту, что крайняя слева. Беру её! Почему слева? Не знаю. Глаза-то залил хорошо… А она ближе. В общем, направляют меня в одну из комнат, где я должен встретиться с той, кто под руку попалась. Захожу и сразу ложусь на кровать – типа, устал пить и гулять весь вечер. Не тут то было. Слышу голос: «Может, закажешь, что-нибудь? Душ у нас напротив. И я тебя жду…» На автомате отвечаю: «Сто грамм и пиво». Отправляюсь в ванную комнату, где принимаю душ и чуток прихожу в себя. Возвращаюсь к лону продажной любви, а там моя избранница лежит под одеялом и пьёт моё пиво. Я махнул коньяк и прильнул к тёплому и мягкому телу…

Но тут оказались свои правила. Она села на меня сверху и принялась целовать. Не в губы, а в соски, живот, ниже. Сама презерватив надела. Я удивился. Прежде, не попадал в такие ситуации. Уставился на неё, от себя чуть отстранил, а это – Бледная медуза!

Вот чего я не ожидал, так такого расклада. Я её! Я могу! И говорить ничего не надо! Это как подарок на Новый год! Как выигрыш в лотерею! В общем, завёлся я не на шутку. Такая страсть проснулась, что сам от себя не ожидал. И так всё хорошо у нас идёт со средствами защиты, о которых она заботится, и способы разные, и отверстия…

Такого у меня никогда не было.

Откинулся я на подушки, лёг в небытии, дыхание перевожу. А она ласково так, рядом комочком пристроилась. Лежит, мирно дышит, молчит. Пришёл я в себя и спрашиваю: «Ты знаешь, как тебя в институте зовут?». Отвечает тихо так, по-домашнему, голосом Настеньки из фильма «Морозко»: «Знаю, медузой Бледной». «Так ты меня узнала?!» – спрашиваю. «Конечно, – отвечает. – Я когда тебя в аудитории или в коридоре института вижу, места себе не нахожу. Нравишься ты мне, очень». Вот как бывает, а то думаю, почему она по имени меня называла. Я сначала не сообразил, а теперь дошло.

«Нечего себе, дела, – думаю. – Сам получилось на проститутку запал. И она на меня…». «Не переживай, – говорит она. – Я уже на тебя планы не строю. Да и время наше кончилось. Или ещё платить будешь?» Сказала, как холодной водой облила. Денег у меня с собой не было. Мы с парнями на час договаривались. Поэтому я быстро соскочил с кровати, принялся одеваться.

«Я тебя попрошу, не говори в институте обо мне. Если сможешь», – тихо так и спокойно говорит Бледная медуза. «Почему? У тебя хороший бизнес! Наши пацаны подтянутся…» А она отвечает: «У меня мама в онкологии. Ей дорогие лекарства нужны. Вот поэтому я здесь».

– М-да. Концовочка философская, – отозвался второй мужской голос. – Напомнила историю из родословной моего друга. Он рассказывал, как его родственнице в концлагере выдавали номерки для отправки в печь. Как и всем. Такой там был установлен порядок… А время было подхода советских частей-освободителей. Год сорок четвертый где-то. И вот дают номер смерти девочке, а мать понимает, что шанс выжить у ребенка будет, если отложить время, отодвинуть. Она идет к фашистам и предлагает себя по этому номеру. Педантичные немцы идут ей навстречу, и женщина прямиком вместо дочери отправляется в крематорий. Вот так! Мать погибает, а дочка выживает. И сейчас ещё жива. Сама эту историю мне рассказала. Тут мать за дочь отдала свою жизнь. А у тебя, получается, дочь – за мать…

Буёк и мёртвая волна

За длинным столом у развесистого старого ореха, с тяжёлыми зелёными плодами, коренастой морщинистой кроной, опоясанной внизу огромной ржавой цепью с тяжёлым корабельным якорем и грудой глиняных черепков у подножья, любила собираться по вечерам тёплая компания жителей маленького комплекса. Гостеприимные хозяева, арендаторы, приезжие и постояльцы несли на общий стол инжир, вино, хлеб, рыбу, водружали арбуз и разговаривали под трели цикад на ближнем берегу, крики чаек над Чёрным морем, тявканьем собак с Виа Понтика и воем шакалов из-за Буджака.

Сегодня собрались вновь прибывшие на побережье и несколько старожилов. Чуть пригоревшие на солнце новички, счастливые от первой в этом году встречи с южным морем, весело щебетали о своих впечатлениях, а постояльцы, хорошо загоревшие и прикрытые широкополыми шляпами по сложившейся летом привычке, слушали и кивали им головами, да рассказывали местные новости. В какой-то момент большинство отдыхающих выговорилось, стали возникать спокойные паузы в разговоре, на небе высыпали яркие звёзды и, молчавший весь вечер Сергей несколько грустно произнёс:

– На днях я впервые узнал, какова она – «мертвая волна»…

На него тут жу накинулись с вопросами любопытные новички, старожилы принялись было объяснять, что каждый год эта волна уносит несколько человек в море, и никто из них пока не вернулся. Юрий принялся чертить на песке принцип действия «мертвой волны» и показывать возможности борьбы с ней. Игорь назвал это отбойное течение тягуном, в появлении которого виноват исключительно августовский «сулган». Этот ветер поднимает ту самую страшную волну, которая с невозможной силой затягивают купальщиков далеко в море, а не выталкивает их на берег.

Только Сергей по-прежнему тихо ел инжир, аккуратно разрезая каждую ягоду и посматривая на обилие маленьких зёрнышек. Казалось, он пытался их сосчитать, а, может быть, таким образом, растягивал удовольствие и наслаждался не только сочной мякотью, но и внешним совершенством плодов дикой смоковницы.

Когда он принялся тихо говорить, все разом примолкли и прислушались к его неторопливой речи.

– Довольно сильный накат не подпускал в тот день к морю людей. Красный флаг у пункта спасателей предупреждал о реальной опасности всех тех смельчаков, кто пытался зайти в воду. Но кто может остановить человека, который каждый день утром и вечером прокладывает один и тот же маршрут от дома к морю, чтобы окунуться в воде?

Как обычно я бросился под волну и поплыл в сторону буйков. Нырнул, правда, не в привычном месте, а отошёл чуть правее, туда, где чище, меньше волн, и нет такого обилия водорослей, о которых мы говорим, «не вода, а борщ».

Плыву спокойно, но с трудом, продвигаюсь к заветному буйку, который мельтешит невдалеке перед глазами. Как тот, то всплывающий, то тонущий оранжевый поплавок. Добрался, ухватился за буёк, потом лёг на спину чуток отдохнуть. Наслаждаюсь, посматриваю краем глаза на буёк, набираюсь сил в обратный путь. Чайка какая-то кружит надо мной в сахарной вате облаков, ветер ревет, как в печной трубе, пена на гребнях волн шипит, как дышит. И тут чувствую, что-то не так, как бы теряю я ориентиры в пространстве. Солнце в тучах, но тепло-то его я чувствовал одной щекой, а теперь другой, буёк, как был справа, так и остался, но легче почему-то стал и вырывается из рук. Отпустил я его, а буек без якоря! Смотрю на берег, а берега то не вижу! Одни очертания нашей горы вдалеке и все…

Оказывается, оторвался буёк от каната с якорем, а я и не заметил.