Шарлотта. Последняя любовь Генриха IV

Они дошли до берега Сены. Бассомпьер остановился на минуту в нерешимости и перешел через мост. Поэт искусно воспользовался минутной остановкой, чтобы перевести дух.

– Любезный господин де Бассомпьер, – продолжал он, – вы не можете вообразить, до какой степени я рад встрече с вами… Я непременно желаю знать ваше мнение о стихах, которые король приказал мне сочинить и которые я несу к нему… Вы слышите?

– Да, слышу.

– Надо вам знать, что король теперь влюблен в одну удивительную красавицу… Вы, может быть, желаете узнать, кто она?

– Нет.

– Тем лучше, потому что мне запрещено вам говорить… Кажется, вы знаете ее очень хорошо… Я назвал ее в своих стихах Орантой… Вам нравится имя Оранта?

– Нравится.

– Оранта, то есть та, которая находится в полном цвете молодости и красоты… Короля я назвал Алкандром… Алкандр – значит сильный и мужественный человек.

Бассомпьер не слушал. Он услыхал стук тяжелой кареты, величественно приближавшейся. Он остановился, узнав карету герцогини Ангулемской, и стал в стороне под навесом лавки парфюмера.

В этой тяжелой карете легко могли бы поместиться восемь человек. Теперь там сидели только герцогиня Ангулемская и ее племянница. Герцогиня Ангулемская в правом углу, прислонившись к подушкам, дремала. В левом углу Шарлотта де Монморанси, задумавшись, подпирая подбородок рукой, машинально смотрела на дома и прохожих.

Она вздрогнула, увидав Бассомпьера, который, смотря на нее страстно, приложил руку к сердцу и сделал вид, будто становится на колени. Она ответила очень холодным поклоном и опустила маленькую кожаную занавеску, привешенную для того, чтобы скрывать от нескромных глаз внутренность этого ходячего монумента.

Бедный обожатель остался на месте с жалобным и расстроенным видом, совершенно ошеломленный тем, что прелестная Шарлотта де Монморанси не ответила иначе на его красноречивую пантомиму.

– Неужели в самом деле она меня не любит? – сказал он вполголоса после минутного размышления. – Неужели король одержал надо мною верх?.. Это невозможно…

Насмешливый хохот заставил его повернуть голову. Он увидал позади себя Малерба, о котором забыл и который присутствовал при всей сцене. Несчастный влюбленный с гневом сжал кулаки и пошел еще скорее прежнего. Но он имел дело с упрямцем, твердо решившимся поставить на своем.

– Я вам не пропел еще моих стихов, – сказал Малерб, догоняя Бассомпьера, – я очень ими доволен… Вы не знаете, в нем дело? Оранта и Алкандр разлучены.

– Оставите ли вы меня в покое? – закричал грозным голосом Бассомпьер, который вышел из терпения и остановился, скрестив руки с страшным видом. – Ваш Алкандр – смешной старичишка, слышите ли вы? А ваша красавица Оранта… шлюха!..

После этой прекрасной выходки он повернулся и бегом бросился к мосту.

– А! Он сказал: смешной старичишка, – пробормотал Малерб, глядя вслед Бассомпьеру с насмешливым видом.

Освободившись от своего преследователя, Бассомпьер замедлил шаги, поправил костюм, растрепавшийся от этого бешеного бега, и, повернув голову, приметил на пороге лавки молоденькую и хорошенькую торговку, которая, встретившись с его взглядом, потупилась, покраснела и медленно вошла в лавку.

Видя, что она исчезла, Бассомпьер сделал движение со своей стороны, но после минутной нерешимости продолжал путь большими шагами к улице Гашет.

В конце моста он обернулся. Лавочница опять стояла на пороге и следила за ним глазами. Опять она спряталась, и опять Бассомпьер остановился в нерешимости…

На этот раз нерешимость была продолжительна; он машинально сделал три шага назад, потом передумал и сделал пять шагов вперед, потом, наконец, остался неподвижен и стал крутить свои усы с озабоченным видом.

На колокольне собора Парижской Богоматери пробило полдень. При первом ударе Бассомпьер вздрогнул.

– Уже! Надо идти к коннетаблю, а не то…

Он бросил последний взгляд позади себя. Улыбаясь и краснея, лавочница показалась снова.

На этот раз он не выдержал, быстро повернул и подошел с решительным видом к лавке, рассматривая ее сверху донизу и стараясь увидеть очаровательное личико лавочницы за грудой материй, наваленных на узком окне, – этакой непреодолимой баррикадой для нескромных взоров.

Не видя никого, Бассомпьер решительно вошел. В лавке царствовал полусвет, так что можно было увидеть женщину за прилавком.

Он пошел в ту сторону, натыкаясь на тюки, и, приподняв шляпу, с обольстительной улыбкой сказал:

– Сударыня, простите человека, которого ваши прелестные глаза…

– Что вам угодно? – спросил пронзительный голос.

Обольститель остался разинув рот и вытаращив глаза: перед ним сидела беззубая старуха, смотревшая на него сквозь очки с недоверчивым видом.

– Что вам нужно? Что вы спрашиваете? Надо было отвечать.

– Я спрашиваю… я спрашиваю…

– Может быть, носовые платки…

Бассомпьер ответил не задумавшись:

– Конечно… носовые платки…

– Большие, средние, маленькие?.. У меня есть во все цены: в три су, пять, семь, десять, даже в два ливра.

– Я предпочту в три су.

Старуха сделала презрительное движение и начала раскладывать на прилавке материю, на которую Бассомпьер не смотрел, заботясь увидеть, в каком углу скрывается девушка, которую он видел в дверях.

– Сколько вам отрезать? Дюжину, две, три, четыре?

Бассомпьер машинально наклонял голову.

Через четверть часа, не обнаружив никого, он обернулся и увидел, что старуха, вооружившись длинными ножницами, разрезала материю на квадратные куски; три высокие горы носовых платков, доходившие почти до потолка, лежали на прилавке. Он вскрикнул от удивления:

– Я этого не покупал!

– Извините…

– Это невозможно… Тут будет сморкаться мне и моим потомкам на три столетия!

– Это не мое дело… Теперь довольно?

– Довольно? Слишком много. Я ничего не возьму…

– Вы возьмете все… Вы выбрали.

– Я ничего не выбрал.

– Да!