То же молчание.
– Это замедление неприятно для него, потому что меня стараются отговорить от этого союза… Вы знаете, герцогиня, что меня стараются отговорить?
На этот прямой вопрос герцогиня сочла своей обязанностью отвечать:
– Действительно, государь, де Бульон очень против этого…
– Он и еще другие… Не далее как вчера Сюлли представлял мне, что принц – единственный жених во Франции, приличный для девицы де Монморанси.
Шарлотта де Монморанси слушала очень внимательно, но ни словом, ни движением не обнаруживала другого чувства, кроме любопытства.
– Принц Конде! – воскликнула тетка, пораженная этой мыслью.
– Да… Но вы понимаете, что я не намерен мешаться в это… Коннетабль выбрал зятя, который ему нравится, и я счел бы преступлением пойти наперекор наклонности девицы де Монморанси.
Девушка покраснела, опустила глаза и не отвечала ничего.
Герцогиня Ангулемская заговорила вместо нее:
– Коннетабль, государь, выбрал Бассомпьера, но я не сомневаюсь: если бы он знал, что другой выбор может быть приятен вашему величеству…
– Я не этого хочу… Я полагаю, что ваша племянница любит Бассомпьера…
Король, задав этот вопрос самым равнодушным тоном, ударил кулаком по кровати, предупреждая Бассомпьера, что критическая минута настала и что надо слушать внимательно.
– Моя племянница, государь, знает слишком хорошо свои обязанности к вашему величеству…
– Довольно комплиментов… Притом я спрашиваю не вас, позвольте отвечать вашей племяннице… Скажите мне откровенно: приятно вам выйти за Бассомпьера?
Шарлотта де Монморанси казалась в большом смущении. Она со странным видом смотрела то на короля, то на тетку и наконец прошептала вполголоса:
– Это воля моего отца, и если он назначил мне господина де Бассомпьера, то, значит, я должна быть счастлива.
– И… – спросил Генрих, голос которого дрожал от волнения. – Вы не имеете другого чувства?
– Какого чувства, государь?
– Чувства, которое… Словом, вы не будете печальны, если узнаете, что другой должен заменить Бассомпьера?..
– Я сделаю все, что мне прикажет мой отец.
Король до того был восхищен этим ответом и равнодушным тоном дочери коннетабля, что начал под одеялом колотить кулаками и ногами. Герцогиня Ангулемская вдруг вскочила.
– Боже мой! Государь, слышите ли вы, пушечная стрельба?.. Это гугеноты берут Париж.
– Где это пушечная стрельба?
– Сию минуту… Вдали…
– Вам пригрезилось.
– Совсем нет, я в этом уверена… Боже Всемогущий, сжалься надо мною!
– Повторяю, вам пригрезилось…
– Извините меня, государь, я очень хорошо слышала. Это пушка…
– Я знаю, что это не пушка!..
– Если ваше величество уверяете, я должна верить…
– Верьте и не бойтесь…
Благородная дама, рассердившись, что король смеется над ее испугом, приняла самый величественный вид.
– Ваше величество, позволите мне напомнить, что нас ждет королева…
– Ступайте, герцогиня, я вас не удерживаю… Скажите коннетаблю, чтобы он спешил выздоравливать, потому что, как только он встанет, я буду с ним говорить о некоторых планах…
Герцогиня Ангулемская сделала глубокий реверанс, три шага назад, опять присела, опять сделала три шага и, приседая и делая все по три шага, вышла задом из комнаты.
Когда дверь затворилась за нею, король услыхал, что она бранила племянницу и упрекала ее колким и визгливым голосом, что та пропустила два реверанса и своей небрежностью к правилам этикета чуть не обесславила имя Монморанси.
Бассомпьер не шевелился.
– Ты умер, Бассомпьер? – закричал король.
Ответа не было.
– Ты сегодня выйдешь или завтра?
Занавес приподнялся, и полковник швейцарцев вышел с таким пристыженным и расстроенным видом, что король не мог удержаться от смеха.
Они глядели друг на друга несколько минут, не говоря ни слова.
– Ты слышал?
– Слышал…
– Твое мнение?
– Мое мнение? Скоро предстоит объявлять о браке Шарлотты де Монморанси.
– С кем?
– С принцем Конде.
– Ты отказываешься, Бассомпьер… Стало быть, ты уже не так уверен, что она тебя любит?