Второго дубля не будет

– Кошка не принесет, собака не принесет, а внученька принесет. – И я гордилась своим превосходством над кошкой и собакой

Мы с бабушкой сидим за столом и делаем пельмени. Бабушка месит тесто, делает из него колбаски, нарезает их, а я обваливаю в муке. Затем бабушка из каждого кусочка раскатывает скалкой лепешку, с которой мы лепим пельмень. У бабули пельмени красивые, и делает она их быстро, а у меня кособокие и их мало. Я страдаю, что у меня не получается.

– Поживешь с мое – еще не тому научишься, —говорит бабушка.

Я вздыхаю, мне все ясно. И здесь надо ждать, пока я вырасту.

Решено варить на обед гречневую кашу, и мы перебираем с бабушкой крупу. Потом крупу жарят на сковородке, чтобы каша была рассыпчатая, потом варят, потом она еще упревает под подушкой. Нужно помнить об этом и не хватать подушку с кашей, а то можно ее рассыпать из кастрюли. Потом можно есть, хотя я не очень-то ем.

На самом деле процесс приготовления пищи мне нравится иногда больше, чем результат. За исключением сладкого, ем я плохо, худая и болезненная. Мама пытается меня откормить овсяной кашей, которую я люто ненавижу. Кашу варят на чистом молоке, хлопья совершенно не провариваются и я должна глотать эту мерзкую жижу, чтобы стать здоровой и сильной как Геркулес, который нарисован на коробке с крупой. Я не ем. Я хочу быть сильной, чтобы пилить дрова, но не ем все равно. Внешний вид Геркулеса меня совсем не прельщает. Я хочу быть красавицей, похожей на тех, которые нарисованы в книжках. Бицепсы мне ни к чему. В результате взрослые придумывают новую напасть – рыбий жир. Я и сейчас не смогу проглотить чайную ложку рыбьего жира, меня мутит от одной мысли об этом, а тогда это была для меня ну просто лошадиная порция. Мне зажимали нос! И вливали жир в рот, но я его все равно выплевывала. Меня сильно тошнило, ну не могла я пить рыбий жир! Мама упорствовала, но бабушка заступилась за меня в очередной раз, и после крупного скандала мать тоже сдалась. Возобладало мнение, что насильно пользы не будет.

Бабушка с мамой часто расходились по поводу моего воспитания. Когда не выполнялись бабушкины требования, то мама становилась потатчицей.

– Ты потатчица, посмотришь потом, что из этого ребенка выйдет! Она сядет тебе на голову, вот увидишь. Я, слава богу, до этого не доживу!

Мне хотелось сесть на голову маме сейчас же, а не в каком-то далеком будущем, когда и бабушки не будет, чтобы порадоваться своей правоте.

С другой стороны, опасения бабушки мне казались сильно преувеличены. Я твердо знала что, что хочу свободы и буду самостоятельной. Дайте мне только вырасти! Не буду я сидеть на голове!

Если же нарушались запреты мамы, то бабушка портила маме ребенка.

– Бабка совсем испортила мне ребенка, – жаловалась мама брату Вите.

– Все нормально, – отвечал подвыпивший дядька. – Хорошая девка растет.

Меня мучает один и тот же кошмар. Рыжий бык идет мимо меня в упряжи, смотрит угрожающе и скрывается за углом вместе с телегой. А потом вдруг выбегает из-за угла и гонится за мной. Я убегаю, прячусь куда-то, притаиваюсь за поленицей, но вот он нашел меня и кидается. Сон на этом прерывается. Когда вижу сон второй раз и потом еще, я уже знаю, что бык вырвется и бегу от него сразу, но все равно не спастись. Этот сон преследовал меня долго.

Конфеты редкость. Когда у меня есть конфета шоколадная, я скусываю с нее шоколадную обливку, чтобы съесть ее отдельно, как настоящий шоколад. Помню конфеты «Весна» и «Счастливое детство».

Грызу семечки и тоже люблю копить. Нагрызу кучку и съедаю. Мама меня дразнит – подкрадется и съест накопленную кучку. Я плачу. Вступается бабушка.

– Ты, Нонка, как маленькая, – сердится она.

Маме приходится мириться со мной и мы нагрызаем кучку вместе, а съедаю одна я. Во мне, безусловно, сидит страсть к мелкому накопительству. Я коплю не только семечки или шоколадные обливки конфет. Я мечтаю о копилке. Мне нравятся симпатичные свинки с прорезями для монет, но это мещанство, и мама таких вещей в доме не потерпит.

Бабушка покрывает свою кровать, очень узкую, темно зеленым блестящим материалом (сатином, как потом окажется). Посредине складочка для красоты. Складочка – красиво, конечно, но бахрома будет лучше. Беру ножницы и делаю из складочки бахрому. Один надрез, рядом второй. Но тут мне стало страшно, что я так сразу, никому ничего не сказав, стригу. Я отказалась от мысли о бахроме и убрала ножницы. Вечером бабушка сняла покрывало и увидела дыру. Вернее две. Одну большую, вторую поменьше (вовремя я испугалась!). Что тут началось!

– Это вредитель, вредитель растет, – кричала бабушка.

Они хором требовали объяснений. Но как объяснит свои действия ребенок, который не знает слово бахрома, и к тому же видит вместо желаемого две непонятные дырки. Я плакала и ничего не объясняла. Плакала я именно из-за невозможности понять происшедшее. Куда делась красота задуманного и почему это просто дырки?

Так бабуля и сшила себе одеяло с заштопанными дырами посередине.

Еще случай. Сижу рядом с бабушкой и вдергиваю ей нитку в иголку. Бабушка втыкает другую иголку в подушечку. Иголка легко входит в подушечку, а я думаю, а если в ногу, вот, например, когда укол? И подумав, втыкаю иголку, но не себе, боюсь что больно, а бабушке в ногу! Нужно знать моих бабушку и маму, чтобы представить, что тут было. Зато я поняла смысл слова садист.

В доме, где мы живем, нет удобств. Все удобства во дворе. Поэтому у нас есть грязное ведро, которым пользуются мама и бабушка, и горшок для меня.

– У нас и спальня и сральня, – говорит бабушка.

У нас живет кошка Мурка. Я тоже Мурка, когда мама хочет со мной подурачиться. «Мурка – дурка» смеется она. Я обижаюсь, я не люблю шуток, отношусь к своей особе очень серьезно. Я не «дурка», и в плач. Но это не помогает. Мама всё равно любит меня дразнить. Тогда я изобретаю «мамку-карамку» и пользуюсь этим лет так двадцать.

– Смори, Нона, «карамку» заработаешь, – говорит бабушка маме, когда я в обиде на маму за что-нибудь.

Мурка, которая кошка, очень любит спать на постели, но ей это запрещено. Бабушка гонит ее всякий раз, когда увидит.

– Это еще что такое, – спрашивает бабушка грозным голосом, завидя Мурку на своей кровати и подбоченивается. Кошка спрыгивает с кровати, подходит к столу, ставит лапки на перекладину, поворачивается и… отвечает бабушке набором кошачьих звуков, по интонации очень похожих на бабушкину речь. Кошка оскорблена и обижена. Она, как и я, относится к своей персоне с уважением. Звуки, которые она издает, иначе, как ругань, воспринять нельзя. Должным образом ответив, она с достоинством вспрыгивает куда-то под стол и исчезает. Тишина. Последнее слово осталось за Муркой, но поле битвы за бабушкой.

Я залезла под стол и обнаружила Муркин тайник. Снизу к столешнице, покрытой клеенкой, прибита доска. На нее и прячется Мурка от скандала.

Периодически Мурку моют. Мокрая она перестает быть большим пушистым комком, а становится незнакомым очень худым зверем. Просто одни кости, кожа и прилипшая к коже мокрая шесть. Только знакомое мяу говорит мне, что это моя любимая Мурка. Мне жалко мокрую кошку.

У соседей живет кот. Черныш. У него красивая блестящая шерстка. Но он кот глупый и не такой породистый, как наша беспородная кошка Мурка. У Мурки шерсть голубовато-серая, ворс длинный и густой, белое брюшко. Когда ее гладишь, она выгибает спинку и мурлычет. С ней еще можно играть. Перевязать бумажку ниточкой посередине, получится бантик, за которым охотится Мурка. Бегаешь с бантиком по комнате, а кошка за тобой.

У Мурки блохи. Бабушка сшила мешок с затягивающимися веревочками, мама принесла с работы дуст, кошку засыпали дустом и засунули в мешок, затянув веревочки на шее (голова у кошки наруже, чтобы не задохнулась.) Мурка прыгает в этом мешке и жалобно мяучит, но мама неумолима – блох надо выводить! Полусдохшие блохи выползали Мурке на голову и мама вычесывала их густым гребешком. После этой ужасной экзекуции кошка чесалась и мучилась блохами меньше.

И снова зима. Долгие, скучные, темные дни. Гулять нельзя. Очень холодно. У нас двойные оконные рамы, между рамами проложена вата, на нее насыпаны блестящие осколки от елочной игрушки, которую я разбила в прошлый Новый год, и пластмассовая розовая рыбка, которая выгорела и осталась розовой только снизу, на брюшке. Несмотря на все это, всё стекло изнутри второй, внутренней рамы покрыто толстыми морозными узорами, которые я щупаю пальцем тайком от бабушки. Но бабушка тут как тут.

– Отойди от окна, тебе надует, опять заболеешь, – тоном, не допускающим возражений, говорит бабушка. Я вздыхаю, и отхожу. Со здоровьем не шутят, мне заболеть, раз плюнуть, а болеть так нудно. Тем не менее, когда бабушка зачем-то выходит из комнаты, я беру монетку, грею ее на печке и прикладываю ко льду на оконном стекле. Образуется круглая дырочка, в которую можно заглядывать. Но за окном занесенный снегом огород, сугробы. Скукотища.

Меня и других дворовых детей пригласили на елку к Нине Степановой встречать 1954 год. Это целое событие. Они люди состоятельные, поэтому могут пригласить детей. Мои не дадут привести много детей в дом даже на день моего рождения. К нам в гости ходит родня, но редко. У нас ведь всего одна комната (спальня и сральня). Чаще мы ходим к ним.

Елка украшена бусами, у нас таких игрушек нет. Детей кормят сладостями. Конфетки в фольге, мы разворачиваем их, фольгу бросаем прямо на пол, визжим и прыгаем, пользуясь отсутствием взрослых. Вдруг входит Нинина бабушка. Мы затихаем, а на полу валяется затоптанная фольга, по форме напоминающая коня.

– Кто сделал коня?

И не дожидаясь ответа, Нинина бабушка подняла коня с пола, сделала к нему петельку с помощью иголки с ниткой и повесила на елку. Получилось очень красиво.

Осталась старая фотография об этом сборище.

А мы тоже копим фольгу на елку и заворачиваем в нее грецкие орехи. Предварительно фольгу нужно разгладить кончиком ногтя. Получаются красивые украшения. Можно склеить гирлянду из полосок фольги, но клей плохой, и гирлянда не прочная. На елку кидаем вату – это снег. Один год ставим на елку свечи. Но мама боится пожара – и свечки зажигаем ненадолго.

Мне отрастили косы. В каком возрасте – не помню. Но к шести годам они уже заплетаются. Причесывание по утрам теперь – это мука для бабушки и слезы для меня. Я требую, чтобы косы были не на ухе, а то они сильно мешаются, а бабушка все время плетет не там. Сплошные неприятности из-за этих кос.

С Олей мы часто ссоримся. Бабушки говорят: вместе тесно, порознь скучно. Одна задириха, другая неспустиха. В общем, не вникают в наши проблемы. А с Таней, дочкой дяди Юры, мы играем реже, мама дружит больше с братом Витей. Но Таня и Оля дружат между собой больше, чем я с ними. У них и матери – сестры и отцы – братья. Сыновья бабы Веры женаты на сестрах Тоне и Нине. У них часто бывают застолья. Помню большой стол, много взрослых. Все веселые. Дети тут же за столом. И нас не гонят спать.

Взрослые пьют и поют – «Над Волгой широкой…», «Что стоишь качаясь…,» «Летят перелетные птицы».

Тетя Тоня имела хороший голос. Помню как она запевает после недолгих уговоров. Слова песен помню до сих пор.

Я много рисую. Раскрашиваю альбомы для раскраски и просто рисую. Основная тема – красавицы. Девушка с кудрявыми волосами до пят среди птиц, цветов и деревьев. Сверху полоска голубого неба, внизу полоска земли, посередине в пустоте действующие лица. Закрасить весь рисунок не соображаю. При рисовании красавиц искажаю пропорции лица и тела. Глядя на моих уродцев, мама ставит им диагнозы (дебил, рахит 2-ой степени и т. д.). Опять обида, я жду восхищения, и не получив его, плачу.

В один из зимних вечеров к нам заглянула тятя Рая. У нас была испорченная фотобумага небольшими квадратами, с одной стороны матовая, с другой глянцевая, я пыталась рисовать на этих квадратиках с глянцевой стороны, но ничего не получалось. За дело взялась тятя Рая. Она объяснила мне, что рисовать надо на матовой стороне, и для примера взяла мои карандаши и стала рисовать. Я как зачарованная следила за этим процессом.

Тётя Рая с подругой

Помню домик, занесенный снегом, елки вокруг него, покосившийся забор, тучи на небе. Красивый букет цветов весь в травинках. Еще что-то. Она изрисовала несколько листиков и я долго хранила их и подражала. Уходя Рая сказала:

– А девочку надо бы учить рисовать.