Седьмое Солнце: сны на грани

Это бесполезно! Едкий серый туман полз по кухне – это занимался, тлел пластиковый стол. Нужно побежать к соседям – у них телефон, вызвать пожарных, электричество в общем коридоре выключить. Девочка точно знала, как поступить, в голове всплыли уроки отца о выживании в критических ситуациях.

В одной ночнушке Оля метнулась к входной двери, щелкнула задвижкой, навалилась плечом и… замерла от ужаса. Мама, уходя, закрыла на два замка! А язычок второго изначально был сломан! Сердце в груди забилось как бешеное. Нужно на балкон, открыть там окно и выбраться на улицу. Кашляя и задыхаясь от черного дыма, часто моргая слезящимися глазами, она присела и поползла назад в комнату.

Захлопнула за собой дверь и выпрямилась – тут дышалось легче, дым еще не успел захватить пространство. И сразу бросилась на балкон. Однако в спешке недостаточно широко распахнула дверь и зацепилась ночнушкой за ручку. Слегка подалась назад и попыталась выпутать подол, но он каким-то непостижимым образом запутался еще больше. Руки тряслись, черный удушливый смог стремительно просачивался в комнату, из коридора доносился треск, а чайник все так же оглушительно громко свистел.

Оля резко, что есть мочи, рванула на себя рубашку – ткань лопнула, и ее внушительный кусок остался намотанным на ручку. Теперь на боку зияла дыра, но это было уже не важно – она ловко протиснулась в дверь и вывалилась на балкон. В спешке сбила горшок с кактусом, поломала китайскую розу и скинула на пол алоэ, но добралась и распахнула окно. Свежий уличный воздух ударил в лицо, раздул парусом порванную ночнушку, принес кислород в легкие, вытесняя гарь; отрезвил и придал сил. Оттолкнувшись ступнями от холодного пола, девочка села на оконную раму и перекинула ноги. Хорошо, что первый этаж почти вровень с землей – сейчас спрыгнет и окажется на свободе.

Оля судорожно вздохнула и оттолкнулась руками… и нечто жестко дернуло ее назад. Это случилось так неожиданно, что она не успела уцепиться за край и полетела на спину вниз, прямо на стол с цветочными горшками. Вскочила, почти не ощущая ушибов и колючек от кактуса в ладонях, и вновь ринулась в окно. Спасение было так близко…

Но незримая сила вновь сбила ее с ног, потащила внутрь, в комнату, куда уже проникал огонь с кухни и стремительно прибывал удушливый черный дым. Страх неизбежной смерти слился с ужасом от присутствия невидимого врага и утроил силы: она орала, брыкалась, царапалась и кусалась. На мгновение удалось освободиться, и девочка вновь рванула к окну, но тут же получила удар в живот, согнулась пополам, а в глазах потемнело от боли. Она осела на пол, неуклюже приложившись о край стола головой, и перед внутренним взором заплясали желтые звездочки.

В памяти всплыли слова отца, что бороться нужно до конца, стараться быть лучшей и всегда добиваться цели, и девочка встала на четвереньки и тяжело поползла к окну, стесывая кожу колен о шершавый бетон и царапая ладони. Нужно выбраться отсюда, иначе она погибнет, задохнется или сгорит заживо. Ей всего пятнадцать, она должна выжить! Невидимый враг больше не мешал, словно оставил в покое, сдавшись под напором ее решимости. Девочка подняла руки вверх, схватилась за оконную раму, и начала распрямляться. Краем внимания зацепила раздражающий звук: чайник все это время продолжал надрывно свистеть…

И тут на нее обрушились потоки холодной воды.

Ольга закашлялась, пытаясь вытолкнуть жидкость из носа, заморгала и покачнулась. Голова кружилась и пульсировала тупой болью, живот тянуло, содранную кожу колен и ладоней щипало от воды. Свист чайника видоизменился, сделался прерывистым и превратился в иной звук. Это на улице оглушительно пиликала сигнализация чьей-то машины. Она с трудом взяла в фокус силуэт напротив – человек определенно был ей знаком. А еще через пару секунд узнавание накрыло ее окончательно – Катя. Перед ней стояла Катя, сжимая в руках пустую пятилетровую бутылку, и ее глаза от страха казались огромными.

– Что надо? – ворчливо выплюнул Нил, когда девушка набрала его в четыре утра.

– Приезжай срочно… – пробормотала чуть слышно.

– Ты время-то видела? Только лег – и на тебе! – начал было возмущаться староста. – Я у вас что, типа мальчик по вызову?

– Ольга пыталась с окна спрыгнуть…

Когда Нил вошел в комнату, виновница переполоха сидела в мокрой рваной ночнушке, обхватив себя руками; она тряслась, стучала зубами и слабо реагировала на расспросы. Катя закутала ее в плед и поведала свою версию ночных событий.

Ее разбудила сигнализация машины: то ли владелец слишком чувствительную поставил, то ли взаправду ворюга какой посягнул – неясно, но сам хозяин явно куда-то свалил, ибо истошная трель иномарки «иу-иу-иу», рассекающая ночную тишину, была способна и мертвого поднять. Катя заворочалась туда-сюда, ожидая разборок со стороны соседей с логическим завершением этого безобразия, как вдруг увидела, что Ольга села в кровати.

– Поспишь тут, как же! – завозмущалась уже вслух, – накупят машин, уроды, под окнами понаставят, сиглалку на всю врубят, а нам терпеть! – и она плавно закончила свою гневную тираду.

Как странно, Ольга уже давно должна была влиться в монолог, добавив свою порцию праведного негодования. Однако она просто сидела, уперев остекленевший взгляд в стену, и молчала.

– Эй… – сделала Катя еще одну попытку, – ты меня слышишь?

А в ответ – тишина под аккомпанемент уличной трели. И тут Ольга встала, поправила ночную рубашку, и, мерно покачиваясь, направилась на кухню. Там она замерла над газовой плитой и простояла еще минут десять, все больше пугая отсутствием реакции на вопросы при широко распахнутых глазах. Катя даже ладонью перед носом помахала – ноль эмоций. Затем Ольга побрела в ванную, оттуда в прихожую, где попыталась открыть замок входной двери. При этом ее пальцы соскальзывали с задвижки, то ли не хватало сил отпереть, то ли поворачивала ее в другую сторону…

Катя встревожилась уже не на шутку: если раздетый лунатик по лестнице начнет шастать, какие будут последствия? Соседи криво посмотрят – это еще ладно, а вдруг скатится со ступенек и шею себе сломает? Нельзя было ее выпускать. И она мягко сместила Олину ладонь с замка, хотя, похоже, та все равно бы не справилась. Хозяйка квартиры сделала шаг назад, развернулась и прошаркала на балкон.

– Эй, ты куда! – поймала ее за пижаму. – Стой!

Новоиспеченная сомнамбула даже ухом не повела, все в таком же молчании принялась методично разжимать захват, упорно выкручивать ткань, а следом резко дернула. Чуть руку в запястье не выломала, хорошо, что пижама порвалась, оставив в скрюченных пальцах нехилый кусок. А следом Кате стало по-настоящему страшно: Ольга распахнула окно и легко села на раму. Конечно, лунатики порой ходят по крышам, но сейчас внизу не было даже карниза! Тут вариант верный – свободное падение с восьмого этажа на асфальт.

– И вот, – закончила пересказ Катя, – сначала мы долго боролись, потом пришлось окатить суицидницу водой. Но она отбивалась, как сумасшедшая, – девушка продемонстрировала Нилу багровые синяки на руках, царапины и следы зубов. Тяжело вздохнула и покосилась на хозяйку квартиры.

И Ольга заговорила – сбивчиво, тихо, хлюпая носом и роняя слезы:

– Мне снилось… вспоминалось… что мы в сельской местности живем… в старом доме на первом этаже… а потом пожар случился. Хотела в дверь выбежать, но мама меня закрыла. Огонь и дым уже пробрались в комнату, поэтому я полезла в окно…

Катя устало вздохнула. Не зря ее В.Д предупреждал. Если бы у машины сигнализация не сработала, пришлось бы Ольгу с асфальта сейчас соскребать. Как-то беспринципно прозвучала в голове эта мысль. Она тоскливо поморщилась. Прошла на кухню, распотрошила хозяйскую аптечку и накапала успокоительное. Немного себе, и побольше – Ольге, еще и таблетку снотворного для верности ей присовокупила. Виновница переполоха переоделась в сухое и сразу отрубилась, а Катя отозвала Нила в сторону и дорассказала происшествие:

– Когда я оттащила Ольгу в комнату и вернулась закрыть окно, то невольно взглянула вниз. У соседнего подъезда под деревом стоял мужчина. И хоть расстояние до него было немаленьким, мне показалось, что он смотрел прямо на наш балкон.

– Как он выглядел? – сузил глаза староста.

– Как Гипножаба… – прошептала чуть слышно.

– Ясно, – помрачнел Нил. – Мозгоправ воздействовал на эмоциональный фон жертвы, нагнал тоски, и это изменило сюжет сна. Затем вызвал резкий приступ страха, и разум дорисовал пожар, заставив тело убегать и спасаться.

– И что? Он вот так просто может убить любого? И никто его не остановит?

– Когда человек невнимателен, особенно если зациклен на чем-то: страхе, злости, отчаянье, – это проще простого. Если же управляет своими мыслями и чувствами, то контроль распространяется и на сон. Он отследит внешнее влияние, и подобный номер уже не прокатит, – староста скривился и с неохотой продолжил, – Я бы его прижал, но пока не могу – докторишка работает на правительство. Эксперименты проводит в своей больничке, превращая здоровых в психически больных, – он невесело усмехнулся. – А крышуют его с самых верхов, «элита» хочет заполучить наиболее эффективное средство контроля над человеческим сознанием. Как будто им уже достигнутого мало…

А утром приехала Мила и подменила Катю. Они решили, что Ольгу пока нельзя оставлять без присмотра.

Глава 30. Самое дно

Катя побежала на учебу, а после обеда заскочила за своими вещами. Хотелось успеть перевезти их в новое жилище, ведь потом еще работать в ночную смену. В дверях она столкнулась с Нилом – тот как раз уходил.

– Пошли, – щедро предложил он, – отвезу тебя. – Поволок кульки вниз, но вдруг сморщился и чуть не выронил ворох пакетов.

– Что такое? Болит рука? – встрепенулась девушка.

– Все нормально, – проворчал и, выгрузив баулы на улицу, бесцеремонно набил ими багажник. Пока ехали, Катя с подозрением косилась на водителя – машину сегодня он вел левой. Через двадцать минут припарковал ее по нужному адресу. Внедорожник замер, а староста вылез наружу и нахмурился:

– Вроде вижу, а глаза не верят. Это… хм, строение… и правда обитаемо?

– Ну да, энергетика не очень, – нехотя согласилась девушка.

Они приблизились к подъезду, вспугнув под липой заросшего мужика неприятной наружности: он что-то нечленораздельно промычал и, покачиваясь, пробрел мимо. Нил проводил силуэт глазами и скептически заметил:

– Судя по объему стеклотары у останков лавочки и другим признакам – живут тут шатуны, да кикиморы и лешие, не иначе.

Катя скуксилась еще больше – она и сама понимала, что место не айс, но на лучшее не хватило денег.

– Вместо цветов под окнами – сорняки и грязища, – на ходу описывал открывающиеся виды староста, – окурки, пивные банки, – он хотел пнуть одну, но, видимо, пожалел туфли и вернул ногу назад. Продолжил перечисление, – Игрушки, сломанные и облезшие, погребенные под слоем земли, полусгнившее тряпье и мусор… использованные презики, которые бросают прямо из окон, – примерно проложил траекторию глазами, остановив их на балконе второго этажа. – И тут, смотри, кто-то свою постельку сушит, – кивком указал на полосатый ватный матрас времен СССР с желтоватым пятном на боку в окружении похожих пятен, но более заскорузлых и старых. – Не твои ли соседушки, случайно?

– Вряд ли, – буркнула в ответ, тем не менее понимая, что он, скорее всего, прав.

Темная дыра подъезда угрюмо встретила их сыростью и холодом, обшарпанными стенами с незамысловатыми матерными словами и покореженными ящиками для писем. Наверх вела облезлая лестница со следами давно ушедшей в небытие коричневой краски. Несколько непонятных луж украшали пол, и, судя по тошнотворному духу блевотины, мочи и паров спирта, имели смешанный состав. В дальнем углу виднелась маленькая кучка, состоящая из свежеотложенных коричневых фрагментов, окропленных брызгами желтоватой субстанции. Да, здесь где попало гадят не только люди.

– Ты точно хочешь тут жить? – Нил извлек из кармана отутюженный платочек и прикрыл им нос. – Я могу снять тебе нормальную квартиру, чисто по-дружески… – его лицо все больше серело, – мы ведь даже в комнату еще не зашли.

– Спасибо, но нет – сама справлюсь. К тому же, в анатомичке и похуже гадости видела, да еще и перекусывала над ними бутербродами.

Пока они двигались с баулами по бесконечно длинному коридору, из приоткрытых дверей высовывались любопытные, кидаясь в новеньких взглядами: мутными, настороженными, липкими, завистливыми, откровенно враждебными – разными, только вот добрых не было. Ни единого. Даже дети казались какими-то странными: одни бешеные, злые – проносились мимо, толкая друг дружку, другие – запуганные, жались по стенам и не поднимали глаз. Но и тех и других объединял один признак – они были в помятой одежде, нечесаные и чумазые.

Наполнение комнаты староста комментировать не стал, а сразу сделал второй заход: